Тьма уже внутри
Шрифт:
— Да кто накидывался-то? Я ведь просто… — огрызнулась и устыдилась, опустив голову.
И правда, чего как полоумная на нее бросаюсь? Сама ведь виновата. Ян едва такое потрясение пережил, последние силы выложил, сопротивляясь Хаосу, а я нарисовалась с дурацкими любовными вопросами, не сотрешь. И ведь без году неделю знакомы!
Тысяча первое «зачем» звякнуло, будто упавшая на дно копилки монетка. Интересно, а разорвать от сожаления за былое может? А то, если так и дальше пойдет, права Оксанка, останется от меня лужица, как от выброшенной на берег медузы.
Наверняка видя замерцавшие у меня в глазах слезы, Оксана выдохнула возмущение, отступилась, сказав только:
— Мик, ну правда, кончай хандрить! Не верится мне, чтобы Бранище прямо так взял и сказал: «Ты мне не нужна». Может, ты поняла неверно или…
— Да все я правильно поняла! — вновь взвилась и тут же зашептала, усмиренная яростным тшиканьем подруги. — Я в лоб спросила: я тебя привлекаю? В ответ же получила: «не знаю», что смело можно приравнять к «не хочу тебя обидеть, конечно, но переселяйся-ка ты, Вознесенская, на хутор. Лови бабочек». Вот тебе и вся любовь. И самое смешное, — растянула я губы в кривой усмешке и театрально раскинула руки, — что какой-то потусторонней твари, по всей видимости, я нужна гораздо больше. Пусть и просто в виде деликатеса.
На это Оксанке ответить было нечего. Да и что тут скажешь? В сотый раз переливать из пустого в порожнее в поисках мнимого утешения и погоне за несбыточными надеждами? Нет уж, достаточно. На год вперед набегалась.
— А может, Бранище не понял, что он тебе по-настоящему нравится? Может, просто не захотел обременять тебя своими… — я так на Оксанку глянула, что она поспешила прикусить язык. — Ну, да. Что-то я глупость сказанула.
— Глупость, — согласилась я, а стыд снова, будто опытный мастер пыток, к груди каленое железо приложил.
Понял все Ян. Разумеется, понял. Не мог не понять. Потому и глядел с такой жалостью, — ответить-то на мои «любови» ему оказалось нечем.
Я с обреченным вздохом снова завалилась на подушку. На сей раз дышала ртом, чтобы не чуять навязчивый запах ее владельца. Но обида на аспиранта все равно всколыхнулась с новой силой, задевая самолюбие и прочие эгоцентрические центры.
Черт побери, ну почему все так сложно? Почему нельзя было миру остаться стоять на своих слонах и черепахах? Почему все с ног на голову перевернулось?
Осталось бы все, как есть. Ходила бы на Брановские допы, вздыхала да глядела украдкой. Возможно, пару сказочек о нем и себе любимой накатала бы.
В любом случае, в весеннем семестре его предмета у нас не предвиделось. Походила бы, пострадала, да и забыла. А там, глядишь, и вытеснила бы свою платоническую любовь реальной. Жизнь ведь на месте не стоит!
Но теперь, когда я имела неосторожность признаться, чувства обрели осязаемость. Вооружились острыми пиками и грозились следовать за мной тенью до скончания веков.
— Я все же попрошу Великую Кошку, — нарушив затянувшееся молчание, повторила Шани, правда без прежней победоносной уверенности. — Вдруг поможет?
— Создательнице нужна помощь? — вошла Мут, утирая полотенцем две волосины в три ряда на голове, серебрящиеся неестественно ярко под электрическим светом.
— Ага, — кивнула я отрывисто, — психологическая.
Мут недоуменно моргнула, а Оксана поспешила перетянуть на себя бразды общения с иномирным существом.
— Не берите в голову, мы сами с усами и корочками первоклассных мозгоправов, — еще немного боязливо, но уже довольно искренне улыбнулась она и сдвинулась, уступая старухе место на разложенном диване. — Ну и как вам прелести цивилизации? Освоились немного?
— Освоилась, — с кряхтением уселась сфинкс и расплылась в ответной редкозубой улыбке. — В этом жилище очень просторно и тепло. Признаться, даже не припоминаю, когда в последний раз видела столько чистой воды.
— В следующий раз выбирайте другого писателя, — проворчала я, по-прежнему борясь со стыдом и раздражением. — В моих книжках совсем не благоустройством пахнет.
— Увы, но выбирать мне не приходится, — подставила Мут спину Шани. Та вооружилась полотенцем, помогая старухе высушить шерстку. — Хаосы больно уж жадные до территорий, так что уж куда пустят. Но будет замечательно, если мой следующий мир будет похож на этот. Здесь хорошо.
Я с сомнением помычала и снова, как последняя мазохистка, уткнулась носом в подушку.
— Тебе отдохнуть нужно, — после недолгого молчания, которое, уверена, сопровождалось многозначительными переглядками за моей спиной, сказала Мут. — Ты всю ночь не спала, Мика. Усталость радости не прибавляет.
— Ничего, — села я и потрясла головой. — Мне не нужен отдых. Я и по нескольку дней не спала во время сессии в институте.
В прихожей раздались голоса. Джахо, судя по скрипу и цоканью когтей, сорвался с дивана, как и любой кот-хозяин ринувшись встречать гостей, а Шани тут же стриганула ушами. И даже я напряглась.
— Свои, — констатировала кошка, наверняка слыша каждое слово Сергея, трещащего без остановки. — Все в порядке. Опасности нет.
Мне бы после этих слов расслабиться, но я еще рьянее тряхнула шевелюрой. Покрутилась, разминая плечи и шею.
Раз Сергей вернулся, то и Марта с… Яном здесь. Внутри, будто крохотная пичужка, затрепетало постылое разуму сладостное волнение.
— Станет легче, — по-прежнему не сводя с меня немигающего взгляда, сказала сфинкс.
Я уставилась на нее с немым вопросом, и старуха кивнула. Неужто насквозь меня видит?
— Сейчас твоя аура пестрит потоками гнева и разочарования. Отдохни, станет легче. Разум придет в покой и сам выберет лучшую линию движения. Поможет тебе определиться.
— Утро вечера мудренее? — кисло улыбнулась я, и впрямь готовая сдаться, но раздался легкий стук в дверь.
Тук-тук…тук-тук-тук. Ловкое копирование мотива футбольной кричалки заставило в ту же секунду позабыть о сне.
— Прошу прощения, — приоткрыл дверь Ян и с неловкой улыбкой, что часто на лицах крадущихся в аудиторию опоздавших студентов проявляется, втиснулся в комнату. — Я на минутку.