Тьма
Шрифт:
Я решил отправиться домой. Хотя и не считал свою нору лучшим прибежищем для усталого солдата.
Глава 84
Матушка Гота ни в какую не желала разговаривать с дядюшкой Доем. Равно как и со своим драгоценным сыночком. Но, поскольку Гота и молчание являлись понятиями несовместимыми, она в конечном итоге заговорила со мной.
Уж больно этой старой зануде не нравилось, как складывается ее жизнь, пусть даже ей и не хотелось разглагольствовать на эту тему перед Солдатом Тьмы, хотя бы этот хренов солдат и являлся ее родным зятем. Этот самый зятек явно создавал себе пристойную карму. Я терпел ее брюзжание и лишь изредка позволял себе замечания по поводу совсем недавних событий.
— Могла бы и домой отправиться, — буркнул ей я. — Всего-то и делов: собрать манатки и свалить в ваше хреново болото. Пусть дядюшка Дой сам варит свой горчец.
Совсем недавно выяснилось, что тенеземцы выкапывают и лопают за милую душу корень, который на первый взгляд кажется совершенно несъедобным. Но оказалось, что, ежели это дерьмо прокипятить часиков эдак семь-восемь, оно становится почти съедобным — на вкус вроде дубовых опилок. Его жрали, потому как иной жратвы все едино не было. Костоправ не разрешил парням наведаться в закрома Вершины.
Дядюшка Дой разузнал о горчеце давным-давно, хотя до Чарандапраша его вроде бы и не знал. Интересно, как он набрал столько этого барахла, болтаясь невесть где. Наверное, он заготавливал фунтов по двадцать за раз.
— Ты, Костяной Воин, предпочитаешь, чтобы я пренебрегла своим долгом?
Пропади я пропадом, если бы я этого не предпочел. Лишь бы только она свалила от меня подальше. Но тем не менее я спросил:
— А в чем заключается этот долг?
Она уже разинула рот, чтобы ответить, но осторожность нюень бао сыграла-таки свою роль. Похлопав открытой пастью, как выброшенная на берег рыба, она сказала:
— Пойду-ка я поищу хворосту.
Сказала на нюень бао, а не на таглианском, что для меня являлось неплохим признаком. Я в разговор не встревал.
— Хорошая мысль.
Пока я пялился да смотрел, как она отчаливает, ко мне подошел Тай Дэй.
— Очень скоро, — сказал я ему, — Отряд выступит в Хатовар. Твоим соплеменникам не мешало бы определиться на сей счет.
Я потянулся за камнем и вроде бы не сделал никакого выдающего мое намерение движения, но ворона оказалась тут как тут. Она перепрыгнула через камень и насмешливо каркнула. Черных птиц поблизости вертелось немного, но хоть одна из них постоянно находилась возле меня, а у прибежища Костоправа их вертелось не меньше дюжины. Ловец, может, и затаилась, но наблюдать не перестала.
Находившийся неподалеку таглианец нацелил на ворону бамбуковый шест.
— Побереги эту хреновину для Теней, — крикнул я ему. — Мы еще от них не отделались.
Любопытно, что этот ловчила-стрелок носил грубо сработанную эмблему Отряда. Я вообще не видел ни одного разжившегося бамбуком парня, который не щеголял бы этой штуковиной на какой-нибудь манер. Никто уже не хотел притворяться.
Рыжий подошел ко мне и замер, опираясь на копье. Смотрел он на север, причем очень внимательно. Все молчали. Я воспользовался всеобщим замешательством, чтобы что-нибудь приметить. Но, видать, смотрел не туда.
— Эй, — сказал мне наконец Рыжий, словно бы размышляя вслух, — ты видишь, что, ежели отсвечивает, весь свет падает туда…
— Нет… — Я поднял глаза.
Он был прав. Вкрапления металла на стене Вершины вбирали в себя весь возможный свет. И отбрасывали его на дорогу, по которой я пытался пройти с этим никчемным Одноглазым.
— О нет! Кого это осенило? Кто-то захотел призвать Душелова.
— Мне подумалось, что это тебя заинтересует, — сказал Рыжий и, подхватив копье, вразвалочку отвалил — наверняка в поисках надежной норы.
— Что происходит? — спросил Тай Дэй. Я пожал плечами:
— Может быть, настал конец света?
— А может, и нет. Возможно, эта дрянь в бункере решила поиграть со своей сестрицей.
Солнце двигалось своим путем. Блистающие лучи больше не падали на дорогу. Возможно, никто, кроме Рыжего, не заметил, что происходит. Но нечто происходило — это ощутили все.
Впрочем, до поры до времени это никак не сказывалось. Я сделал кое-какие заметки, приглядывая за матушкой Готой, удалявшейся все дальше. Похоже, она решила собрать хворост со всей округи.
Дальние склоны холмов накрывала тьма.
— Темнеет, — сказал я. — Особенно близ того места, где в последний раз видели Душелова.
Тьма сгущалась…
Я ахнул. Никакой Тени не было. Существовало лишь облако тьмы, поднимавшейся из горных ущелий и из-под корней деревьев. Словно взлетели все вороны на свете. Черная туча становилась все больше.
— Должно быть, это все вороны мира, — выдохнул я. Облако продолжало расти и, кажется, направлялось в мою сторону.
Неожиданно черную тучу изнутри рассекла молния. Налетел шквал. Я начинал терять представление о том, кто я, где и зачем.
— Что за бред? — послышался чей-то голос.
— Что за вонища? — подхватил второй.
То была Кина. Чего я объяснить не мог.
Еще несколько молний распороли грозовую тучу ворон, большая часть которой устремлялась в мою сторону. Смрад Кяны превысил все мыслимые пределы. Откуда-то издалека доносились странные звуки, не вызывавшие панику, хотя и каким-то образом связанные с ней.
Тьма сгустилась и охватила меня, подхватив, как мать поднимает растерянное дитя. Во тьме мне показалось лицо Кины, но овладела мною не она. Богиня снова оказалась сбитой с толку.
Здесь она была не одна, там находилась и Госпожа, возможно, оседлавшая Копченого, а может быть, проникшая в мир духов каким-то другим способом. Скорее всего, молнию устроила она. Одной рукой эта юркая бабенка держала за шиворот Кину, а другой пыталась отшлепать свою сестру.
Душелов была там же: эта стерва не выглядела обеспокоенной, хотя и оказалась зажатой между жутковатой богиней и сестрой, которую предпочла бы сжечь заживо, похихикивая при этом над костром. Уж эта-то баба точно была чокнутой.