Тьма
Шрифт:
Нарайан глотнул воздуху. Он был неграмотен, как и подавляющее большинство таглианцев. И подобно большинству неграмотных, испытывал трепет перед умением читать и писать. Связавшись с Длиннотенью, он повидал немало чудес, но по-прежнему считал грамотность самым могучим колдовством.
— Она истинная Мать Ночи, — пробормотал Нарайан, — ничто не сравнится с ее величием.
— Мне нужны все эти вещи, — не по-детски требовательно заявила девочка.
— Ты их получишь!
Спустя три часа после того, как они скрылись от солдат Госпожи, в то время как неподалеку от них вовсю происходили
— В чем дело, Нарайан?
— То, как разворачиваются события, недоступно моему пониманию. Маленький колдун позвал меня к себе и показал выставленные на копьях головы моих братьев. Подарок от твоей матери по рождению. — Он осекся, не желая развивать эту тему… — Я думаю, для него ванна оказалась бы самой страшной пыткой… Не могу представить, чем руководствовалась богиня, отдавая своих верных сынов в руки этой женщине. Из наших братьев уже почти никого не осталось в живых. — Дитя щелкнуло пальцами. Сингх тут же умолк.
— Она убила их? Та женщина, что дала мне жизнь во плоти?
— Очевидно. Я совершил непростительную ошибку, разобравшись с ней, когда увез тебя к твоей истинной матери.
Девочка никогда не называла Госпожу своей матерью. А отца не упоминала вовсе.
— Уверена, у моей матери были на то весомые причины, Нарайан. Прикажи этим рабынях убраться. Я спрошу ее.
К ухаживающим за ней тенеземским служанкам девочка относилась как к мебели. Сингх погнал челядь, искоса посматривая на Дщерь Ночи. Она выглядела так, словно и впрямь была тронута его жалобами. Нарайан затворил дверь за последней прислужницей, не пытавшейся скрыть облегчение, с которым она покидала маленькое чудовище. Служители Вершины не любили Дщерь Ночи. Нарайан присел на корточки. Дитя уже впадало в транс.
Куда бы ни отправилась ее душа, она пребывала там недолго. Но за это время девочка побледнела, а когда вернулась, выглядела более встревоженной, чем прежде.
Пока она отсутствовала, мир духов наполнял запах смерти. Но Кина не появилась.
— Я не понимаю этого, Нарайан, — промолвила девочка, обращаясь к Сингху. — Она говорит, что не убивала их и не попустительствовала их смерти.
…Впечатление было такое, будто дитя повторяет чужие слова, хотя выглядит при этом гораздо старше своих лет… Она вообще не знала, что это случилось.
Оба они столкнулись с кризисом веры.
— Что?! — Нарайан был потрясен, ошарашен, испуган. Впрочем, в наши дни страх стал постоянным спутником жизни.
— Я спрашивала ее, Нарайан. Она не знала. И узнала об этих смертях от меня.
— Как это может быть?
Я чувствовал, как страх запускает свои холодные когти во внутренности Обманника. Неужто теперь враги Обманников могут убивать их без разбору и даже без ведома их богини? Неужто чада Кины теперь беззащитны?
— Каким же могуществом обладают эти северные убийцы? — спросила девочка. — Разве Вдоводел и Жизнедав не просто пугала? Неужто они полубоги, воплотившиеся в тела смертных, и сильны настолько, что могут оплетать паутиной взор моей Матери?
Их обоих — это я видел отчетливо — терзали сомнения. Если удалось с такой легкостью убить красно — и желто-румельщиков без ведома их покровительницы, то что может спасти живого святого или даже мессию Обманников?
— Ежели все обстоит именно так, — сказал Сингх, — нам остается одно. Положиться на этого безумца по имени Длиннотень. Хочется верить, что он уже перебил всех таглианцев, прорвавшихся в крепость.
— Боюсь, Нарайан, что это не так. Пока не так. Откуда ей это известно, девочка не объяснила.
Глава 50
Вам, ребята, тем, кто придет после меня и прочтет эти записи, когда меня не станет, будет трудно в это поверить, но иногда я кое о чем умалчиваю. Но именно это случилось после того, как я решил прогуляться к командному пункту Госпожи, чтобы взглянуть на происходящее не из уютного и безопасного мира духов, а собственными, земными глазами.
Еще не добравшись туда, я понял, что свалял дурака. Я ковылял, спотыкаясь, переступая через трупы, походившие на тающие на глазах сугробы.
Когда переменится погода, у ворон начнется пиршество.
А погода менялась. Шел дождь, не слишком сильный, но равномерный. Дождь приводил к таянию снега. Воздух был полон густого тумана: я не мог видеть дальше чем на сто футов. Таскаться по глубокому снегу, под дождем, сквозь густой туман мне еще не доводилось.
По существу, я шел сквозь безмолвную красоту, но оценить ее достойно не мог. Потому как чувствовал себя несчастным, как, наверное, и Тай Дэй. В его родной дельте было тепло даже зимой. Вот Дрема, тот сейчас наслаждался пришедшей в Таглиос ранней весной. Я так завидовал пареньку, что чуть ли не ненавидел его. Мне следовало поехать самому.
Он доставил мое послание Бонх До Трану. Когда это произошло, я был мошкой на стене его комнаты. Старик спокойно принял письмо, не выказав ни удивления, ни заинтересованности, лишь предложил Дреме подождать на тот случай, если будет ответ. Мое послание было на пути к храму в Гангеша. Бонх До Тран повез его сам.
На самом деле я находился не в Таглиосе, а совсем в другом месте, где у меня отмерзала задница.
— Почему мы здесь? — неожиданно спросил я. Неожиданно и для самого себя. Правда, в тот момент вопрос казался мне уместным. Тай Дэй воспринял его буквально. Тут уж ничего не поделаешь, воображения у этого малого не было ни на грош. Он пожал плечами. И силился сохранять неусыпную бдительность, насколько сие возможно для того, кому за ворот стекает ледяная вода.
— Мне никогда не доводилось видеть человека, в такой степени способного разбить свою жизнь на противоречивые, взаимоисключающие фрагменты и к каждому из них относиться со всепоглощающей серьезностью. Сейчас он держался настороже, потому что один недоумок по имени Мурген решил срезать путь, пройдя через развалины Кьяулуна. А чего бояться — ведь Прабриндрах Драх уже выкурил оттуда врагов. Разве не так?
Может, оно и так, но по дороге нас дважды обстреливали из развалин. Ловко пущенный из пращи камень рикошетом ударил меня по правому бедру, и теперь мне было больно идти. Но я не горел желанием отомстить, просто хотел убраться отсюда подальше.