То, что мы оставили позади
Шрифт:
— Он умер?
— Прошлым летом.
— Прошлым летом?
— Тебе не обязательно повторять всё, что я говорю, — заметил Люсьен.
Я потёрла виски.
— Почему меня не уведомили?
Он нахмурился.
— Зачем было уведомлять тебя?
— Потому что, я как жертва грёбаного Анселя Роллинса должна быть предупреждена каждый раз, когда он переезжает, или выходит на условно-досрочное освобождение, или, чёрт возьми, умирает! Потому что каждый раз, когда он просил УДО, я давала показания комиссии, чтобы убедиться, что
— Ты давала показания? — его голос звучал сдавленно. Его руки потянулись и сжали мои бицепсы тёплой, крепкой хваткой. Невозмутимый Люсьен исчез, а на его месте был мужчина, охваченный пламенем.
— Конечно, давала. Папа каждый раз ходил со мной. В этом году я переживала, что вернусь без него, но я бы это сделала.
— Никто тебя об этом не просил. В твои обязанности не входило удерживать его там, — сказал он, всё ещё говоря так, словно был готов взорваться.
— Как это произошло? — спросила я.
Люсьен глубоко вдохнул, затем выдохнул.
— Инсульт во сне. Мне сказали, что это было безболезненно, — его слова прозвучали с горечью.
— Безболезненно, — я выдавила из себя невесёлый смешок. Мой отец провёл свои последние недели на земле в страданиях, а Ансель Роллинс мирно сбежал во сне.
— Твой отец не говорил мне, что ты представала перед комиссией по условно-досрочному освобождению, — произнёс Люсьен.
— С чего бы ему говорить? — спросила я, высвобождаясь из его хватки, чтобы пройтись. Я лучше думала на ходу. — Я не могу в это поверить. Они оба должны быть здесь.
— Кто?
Я прекратила своё лихорадочное хождение по комнате и посмотрела на него.
— Наши отцы. Мой отец должен быть здесь, потому что он был хорошим, отзывчивым, умным и замечательным. Он должен быть здесь, играть со своей внучкой, планировать круиз по Средиземному морю с мамой и помогать нам вызволять Мэри Луизу из тюрьмы. А это мерзкое подобие человека, которое называло себя твоим отцом, должно каждую минуту каждого дня страдать из-за того, что он с тобой сделал.
— И с тобой, — тихо сказал Люсьен.
Я проигнорировала его и прошла в гостиную. Там я взяла одну из колючих подушек, прижала её к лицу и дала волю крику, который клокотал у меня в горле.
— Что, чёрт возьми, ты делаешь? — спросил Люсьен, имея наглость казаться почти забавляющимся.
Я бросила подушку обратно на диван.
— Не знаю. Наоми так делает. Я подумала, что это поможет.
— И помогло?
— Нет. Я сейчас так взбешена, что тебе, наверное, лучше уйти.
— Это мой дом, — заметил он.
— Ладно, — фыркнула я. — Пойду ломать свои вещи, пока не почувствую себя лучше, — я направилась к входной двери.
Он настиг меня как раз в тот момент, когда я взялась за дверную ручку, и упёрся рукой в дверь, удерживая её
— Отойди, Люсьен, — прошипела я, не оборачиваясь.
— Почему ты так зла? — спросил он.
Я резко повернулась к нему лицом.
— Ты издеваешься надо мной, да?
— Слоан, — произнёс он почти нежно.
— Я злюсь, потому что он причинил боль тебе и твоей матери. Он разрушил вас. И что он сделал в итоге? Сбежал от всего этого? Мирно?
О, чёрт возьми. Одна горячая, злая слеза скатилась по моему лицу и прочертила дорожку.
Люсьен взял меня за плечи.
— Не смей проливать из-за него ни слезинки.
— Не смей указывать мне, что чувствовать.
— Он не разрушил меня, — настаивал он. — Я не позволил ему помешать мне построить эту жизнь.
— Люсьен, какую жизнь? — мой голос надломился.
— У меня больше денег и власти, чем…
— У тебя есть все. У тебя миллионы долларов и высокопоставленные знакомые. Ты работаешь каждый день. Но ничто из этого не сделало тебя счастливым. Ты сохранил фамилию, чтобы её никогда не ассоциировали с ним, и это здорово, но этот род закончится на тебе. Ты сделал вазэктомию, потому что он заставил тебя поверить, будто ты ущербный.
Его красивое лицо окаменело.
— Не всем дано быть счастливыми, Слоан.
— Видишь? Вот это, — я ткнула пальцем ему в лицо. — Он разрушил тебя. Он разрушил нас.
На секунду Люсьен выглядел ошеломлённым. Он выглядел так, словно я его ударила. А затем маска снова скользнула на его лицо. Он отпустил меня и отступил на шаг.
Но теперь, начав, я уже не могла остановиться. Я сократила расстояние между нами и произнесла слова, которые мучили меня с пятнадцати лет.
— Он забрал милого, умного, красивого мальчика и заставил его чувствовать себя сломанным. И я никогда не прощу ему этого.
— Он не разрушил меня. Я тот, кто я есть, вопреки ему.
— Нет. Ты тот, кто ты есть, назло ему, — возразила я. — Каждый раз, когда ты делаешь выбор, основываясь на том, что он сделал бы или не сделал бы, ты по-прежнему даешь ему власть. Он по-прежнему разрушает тебя. Сначала из тюрьмы, а теперь и из могилы.
Люсьен не выглядел довольным моей проницательной оценкой. Он выглядел абсолютно взбешённым. Его челюсть двигалась под аккуратно подстриженной бородкой.
— Думай, что хочешь. Но он не сделал ничего, чтобы разрушить нас. Ты сделала это сама.
Я втянула воздух, впитывая его слова.
— Я извинилась за это. Мне было шестнадцать.
— И сколько тебе сейчас лет? Потому что ты снова не доверила мне вести свои дела. Тебе нельзя было доверять тогда, и тебе определённо нельзя доверять сейчас.
Моя голова раскалывалась. Крендель осел у меня в желудке как кирпич.
— Ты не можешь простить меня за это? Ну, а я не могу простить тебя за то, что ты позволил Анселю победить.
— Бл*дь, Слоан, катись домой.
— С удовольствием.