Точка преломления
Шрифт:
Изображение тряслось. Человек, который держал камеру, бежал. А затем экран потемнел, после чего на нем снова появилась новостная студия.
На Чикаго сбросили бомбы. Как на Балтимор и Сан-Франциско. Вашингтон и Нью-Йорк. Но теперь намного ближе.
— Малышка, иди сюда. — Мама протянула ко мне ладонь, и я устроилась у нее под рукой, чувствуя, что она была влажной и дрожала. Я крепко зажмурила глаза. Снаружи играли дети. По улице проехала машина. Как могут люди быть такими беспечными?
"Чейз", — думала я. Одно его имя, раз за разом. Я не знала,
— Эмбер, если произойдет что-то подобное, ты должна идти прямо домой, хорошо? — Ее голос надломился. Я обернула руки вокруг ее талии, чтобы придать ей силы. — Я буду ждать тебя здесь, и мы придумаем, что делать.
* * *
Я вся извелась на своем кожаном сидении. Не могла успокоиться из-за давнего страха ездить после комендантского часа в краденном патрульном автомобиле, из-за пугающей компьютерной панели возле руля и стеклянной перегородки за спиной.
Мой разум мне не подчинялся. Мысли неслись, обгоняя друг друга. Образы мамы с заколками в волосах и в одежде из моего шкафа. Сходство наших лиц. Как она выглядит сейчас? Прошло только пару месяцев, но я знала, что изменилась. Ожесточилась. Стала настороженнее. С ней произошло то же самое? Если она пережила огнестрельное ранение, то насколько тяжкими были повреждения? Получила ли она медицинскую помощь? Или ее, подобно женщине с сыном на площади, заставляют запугивать других и этим принуждать их к подчинению?
"Хватит, — подумала я. — Хватит. Она мертва. Хватит притворяться, что это не так. Хватит надеяться".
Мои пятки выстукивали по резиновым коврикам какой-то ритм. От оставленной Карой шерстяной юбки чесались ноги.
Я обернулась, чтобы проверить, как Шон. Мы открыли окошко разделяющей сидения перегородки, но могли переговариваться только криком. Он смотрел в окно, довольствуясь тишиной. Я уже давно не видела эту спокойную, мирную улыбку. Улыбку Бекки.
— Говори о чем-нибудь, — неожиданно сказал Чейз. Его взгляд по-прежнему был направлен на дорогу.
— О чем? — спросила я.
— О чем угодно. Твой голос... успокаивает. — Он пробарабанил пальцами по рулю.
— Думаешь, мы еще увидим его? — спросила я. — В смысле, Билли.
Не Такера.
— Если Такер не доберется до него первым. — Он так произнес это имя, будто разрывал что-то зубами.
Я потерла виски.
— Я постоянно думаю, что это моя вина, — быстро призналась я. — Что я могла остановить все это — что бы он ни делал — тогда на базе. Если бы я застрелила его, он бы никогда не объявился в "Веланде", не отправился бы с нами на пропускной пункт, не узнал бы ничего об убежище. Но я не могла, понимаешь? Я запуталась. Струсила, а теперь... а теперь должно произойти что-то еще худшее, я чувствую.
Я на одном дыхании выпалила то, что скрывала от него из-за нежелания признавать, даже перед самой собой, что это правда.
— Погоди, — произнес Чейз. — То, что ты не стала кого-то убивать, делает тебя трусихой?
Я пожала плечами. Мне не понравилось, что он повернул ситуацию таким образом. Чейз потер шею сзади.
— Эм, то, что ты совершила тогда, делает тебя лучше, — сказал он. — Если бы ты дала пистолет мне, я бы выстрелил. Я почти убил его в "Веланде". А убийство кого-то — даже его — все меняет. Хорошее начинает казаться плохим, а плохое — хорошим. И становится проще. Проще сделать это еще раз. Я видел. — Он медленно вдохнул. — Погляди на Уоллиса. У него нет ничего, кроме Билли и Дела, и, когда до этого дошло, он смог ухватиться только за одно.
В молчании я вспомнила гостиницу "Веланд", охваченную огнем. Вспомнила, как Уоллис забыл, что важнее всего.
— Радуйся, что не убила его, — нежно сказал Чейз. — Ты сдержалась, и это было проявлением смелости.
Я поерзала, потому что не чувствовала, чтобы слово "смелость" мне подходило. Когда дело касалось Такера и того, чего я не сделала, трусость казалась правильным определением, и провал. По крайней мере так было раньше. Теперь я больше не была уверена.
— Хотела бы я знать, что им с Карой нужно в Гринвилле, — заметила я.
— Ты тоже не купилась на историю с кузиной, да?
Я оглянулась на Шона, который все еще пребывал в благостном неведении насчет нашего разговора. Не то чтобы мне не хотелось узнать его мнение, просто кое-что мне было легче обсуждать с Чейзом наедине.
— Я знаю только одно: она что-то скрывает, — произнесла я, покусывая ногти в досаде на то, что не могу найти ответов. Мысли о Каре напомнили мне о медном патроне, который я показала ей в Гринвилле. Я была настолько отвлечена тем, что она говорила о Саре, и шрамами на ее груди, что забыла: именно она последняя держала в руках мою находку. Неизвестно, где патрон находился теперь.
Мне нужно было сменить тему.
— Странные ощущения, когда возвращаешься домой после всего произошедшего, верно? — В моем сознании дом оставался таким, каким был, когда я уходила, но, возможно, он изменился. — Сомневаюсь, что меня бы кто-то узнал.
— Я бы узнал, — ответил он.
Я рассмеялась и запустила пальцы в свои короткие крашеные волосы, уловив при этом запах дыма.
— Да. Я выгляжу совсем как тогда, когда уезжала.
— Ты выглядишь красиво, — сказал он. — В любом случае я не собираюсь натыкаться на кого-нибудь из наших знакомых. — Он прочистил горло и пристально уставился на дорогу. — Почему ты так на меня смотришь?
Все острые грани моей души замерцали и стали мягкими.
— Ты сказал, что я красивая.
Он усмехнулся и откинулся на спинку сиденья.
— Полагаю, что так.
Я спрятала улыбку в плечо.
* * *
Чейз ехал быстро, просто потому что мог. На шоссе мы никого не встретили. Ни души. Оно было совершенно безлюдно и походило на желоб из мусора и поваленного леса. Изредка попадались окоченевшие сбитые животные, скрючившиеся возле ограждения. Большую часть пути мы оба молчали, поглощенные собственными мыслями: я — своей осторожной надеждой, а он — благоговейным ужасом.