Точка
Шрифт:
— Все замнут?
— Обязательно. А преступником выставят вас. А юниты вообще пропадут из поля зрения. Он видел ваше лицо?
— Да. Но он меня не знает.
— Ладно. Фабрика у Грюнерхюгель?
— Возможно, там уже полиция, — сказал Искин.
— Было шумно?
— Да.
— Что ж вы сразу-то!.. — вскочил Мессер. — Мне срочно нужно туда.
Он забыл плащ на спинке стула, вернулся, пожал Искину руку и по буковой аллее быстрым шагом направился к выходу на улицу.
Берштайн
— Лем! Лем, я жду тебя уже шесть часов! — накинулся он на Искина, поднявшегося на второй этаж клиники. — Тебя нет! А полицейские есть! Слава Богу, сейчас уже нет, но были! И клиенты как с цепи сорвались — один за одним, один за одним. Я уже не за себя, я за «Сюрпейн» боюсь!
Искин нашел в себе силы улыбнуться.
— Иосиф, я ухожу, — сказал он.
Берштайн изменился в лице.
— Куда?
Искин пожал плечами.
— Эспаньола, Италия. Мало ли тихих мест?
Берштайн хмыкнул.
— Италия-то чем лучше Остмарка?
— Тем, что там море, мой друг.
— Это из огня да в полымя. От канцлера к дуче, — раздраженно сказал Берштайн, — не вижу здесь ничего хорошего.
Он подступил к Искину и снизу вверх заглянул в его лицо.
— Думаешь, пора собираться и мне?
— Мне кажется, осенью Остмарк присоединится к великому Фольдланду.
— Это верные сведения?
Искин в ответ пожал плечами.
— Где твоя чуйка, Иосиф?
— При мне. Нашептывает. А полиция? — спросил Берштайн. — Почему она искала тебя? Ты убил кого-то? Мне ничего толком не сказали, у тебя откуда-то появилась дочь…
— Да, Стеф, — сказал Искин.
— Родная?
Искин качнул головой.
— Это уже не важно. Мне нужно идти.
— Что, вот так сразу? — удивился, обеспокоился Берштайн. — Нет, ты постой.
Он шагнул за стол, постояв там, взялся за ручку сейфа в стене. Нижняя губа его упрямо и угрюмо вытянулась вперед. Дверца сейфа поддалась.
— Сколько тебе нужно? — спросил Берштайн, ныряя рукой в стальные недра.
На стол шлепнулись несколько перехваченных аптечными резинками тонких денежных пачек.
— Нисколько, — сказал Искин.
— Нет, серьезно, — заговорил Берштайн, заглядывая в сейф. — Двести? Триста марок? Максимум я могу дать тебе триста пятьдесят. Триста восемьдесят. Мне, извини, через два дня платить аренду, так что…
Еще несколько купюр легли на стол.
— Спасибо, Иосиф. У меня есть.
— О, господи, какой дурак! — воскликнул Берштайн. — В кои-то веки еврей расстается с деньгами без всякой для себя выгоды, а он не берет!
— Иосиф, я бы и так пришел к тебе первому, — улыбнулся Искин.
Берштайн вышел из-за стола.
— Ты плохо выглядишь, — ткнул
— За три дня много всего произошло.
— Точно у тебя есть деньги? — остро прищурившись, спросил Берштайн.
Искин обнял его, низенького, крючконосого, кажется все больше лысеющего.
— Прости меня, если что.
— Начинается, — сказал Берштайн, отстраняясь. — Когда меня просят о прощении, я обычно начинаю соображать, где меня надули.
Он, не глядя, взял со стола пачку.
— Все, это от меня, на память, — он принялся засовывать деньги Искину за пазуху. — Можешь не тратить, можешь поставить в рамочку.
— Ладно, Иосиф, мне пора.
— С тебя открытка, Лем, на этот адрес. Иначе ты для меня умер.
На вахте общежития сидели вдвоем Финн и Отерман. Несмотря на все различия во внешности, выглядели она как братья. Оба морщинистые, бледноглазые старики. Отерман — с седыми усами. Финн с копной белоснежных волос и крохотной проплешиной на затылке.
На стойке в несколько стопок лежали журналы и учетные книги. Зал был пуст. Вообще было непривычно безлюдно. Свернутые спальные мешки горкой высились у одной из стен.
— Зигги, Ганс, здравствуйте, — сказал Искин.
Старики бросили сообща листать какую-то книгу и подняли головы.
— Добрый день, Лем, — сказал Отерман.
— Господин Искин, — кивнул Финн.
Они смотрели, ожидая его реакции.
— Для меня что-нибудь есть? — спросил Искин.
— Есть, — помедлив, сказал Отерман. — Полицейское предписание.
— И два письма, — добавил Финн.
Один старик выдал Искину желтую бумажку предписания, другой встал и переместился к шкафчику с корреспонденцией.
— Распишитесь здесь, — показал пальцем Отерман.
Он подал Искину перьевую ручку. Лем расписался напротив строчки «С предписанием ознакомлен». Ему следовало в течение трех дней явиться в полицейский участок на Литмар-штросс для проведения следственных мероприятий. Предписание было выдано уголовным инспектором К. Хартигом.
— И здесь.
Ганс отчеркнул ногтем пустое место на корешке. Искин расписался. Финн встал рядом, ожидая, когда Искин освободится. Отерман, прижав ладонью, медленно, по сантиметру, отделил корешок от основного листа.
— Все, — сказал он, забрав корешок.
Искин взял предписание. Финн подал письма.
— Сегодня утром доставили.
— Спасибо.
Оба письма были из Фольдланда. Конверт одного был голубоватый, из нотариальной конторы Панвейзера, другой, простой, серый, имел обратным адресом «Розыскное бюро Шмидта».