Точка
Шрифт:
— Ну, я сейчас мог и соврать.
Берштайн в шутливом изумлении вытаращил глаза.
— Так может быть ты и не Искин!
И первым засмеялся шутке. Искин лишь слабо улыбнулся.
— На твоем месте, Иосиф, я бы не слишком верил таким личностям, как я. В Фольдланде мне несколько раз правили биографию.
— Ах, во-от… — Берштайн, не договорив, нажал кнопку вклинившегося своим писком в разговор коммутатора. — Да, что там?
— К вам поднимаются мать с дочкой, — сказала Труди. — Но девочке, кажется, нехорошо.
— Понял.
Берштайн
— Лем, давай, готовь биопак. Я встречу.
Глава 3
Он вышел на лестницу, исказился в изгибе стекла и пропал. Искин повращал правую руку, разгоняя кровь и выстраивая из юнитов новую спираль. Позавтракали, мальчики? Теперь за работу. Нам дали сто марок.
Искин успел вновь протереть ложе и обработать дезинфицирующим гелем иглы и ладони прежде, чем в помещение ввалился Берштайн с девочкой лет пятнадцати, повисшей у него на плече. Мать девочки с подобранной сумочкой и беретиком, слетевшим с головы дочери, маячила за его спиной. На одуловатом лице женщины в испуге кривился рот.
— Здесь, кажется, все серьезно, — прохрипел Берштайн, укладывая пациентку под «Сюрпейн».
Девчонка была длинноногая, нескладная, прорезиненный плащик на ней был коротковат. Искин поймал себя на том, что в ней есть какое-то трудноуловимое сходство со Стеф. Или у всех пятнадцатилетних так?
— Давай.
Они вместе подтянули девчонку к изголовью. Она была уже без сознания. Голова, украшенная высветленными волосами, болталась на тонкой шее. Губы сухие. Глаза вяло двигаются под веками. Ага, заметил Искин, на шее — ребристый бугорок, такой тронешь пальцем, тут же уходит под кожу. Неужто и здесь вторая стадия с намеком на третью?
Мать девчонки встала рядом.
— Вы в бахилах? — спросил ее Берштайн, заглядывая на ноги.
— Да-да, я в бахилах, — мелко закивала женщина. — Что с ней?
— Как зовут девочку? — обернулся Искин, ощупывая безвольную руку с тонкими, музыкальными пальцами.
Ногти на пальцах были выкрашены в черный цвет.
— Паулина.
— Прекрасно.
Берштайн посадил Паулину и снял с нее плащик.
— Держите, — он передал плащик матери и взялся расстегивать на девочке кофту.
— Что… — женщина задохнулась от возмущения, глаза ее вытаращились. — Что вы делаете? Вы в своем уме?
Она схватила Берштайна за запястье. Тот оскалился.
— Мы будем вашу девочку лечить! — прошипел он, стряхивая чужие пальцы. — А биопак в одежде не работает!
Кофточка присоединилась к плащику.
Далее Берштайн взялся за обнаружившийся под кофтой полосатый топик. Женщина следила за его движениями с таким выражением, будто на ее глазах совершалось святотатство. Щеки ее побагровели, когда из-под топика выглянула слабо развитая женская грудь.
— Я…
— Вон! — крикнул на нее Берштайн. Из-за порывистых движений он стал всколочен и страшен. — Посидите на лавке в коридоре.
Топик он кинул женщине чуть ли не в лицо.
— Но вы…
— Вон! — проорал Берштайн.
— У вашей дочки третья стадия, — сказал Искин, приподнимая девочке веко. Был виден один белок. — Самое начало.
— Третья стадия чего? — произнесла женщина.
— Юнит-заражения.
— Ю…
Женщину качнуло. Она побледнела и, наверное, упала бы в обморок, если бы Берштайн не подхватил ее за талию.
— Сюда, сюда, — он довольно грубо выпроводил ее за стеклянную дверь и усадил на лавку в узком коридорчике. — Здесь будет видно.
— Но откуда она… — прошептала женщина, подняв на доктора глаза.
— Вам лучше знать, — отрезал Берштайн.
Он вернулся в досмотровую. Искин вытягивал из отделений «Сюрпейна» витые шнуры магнитных ловушек.
— Хочешь сразу дать импульс? — спросил Берштайн.
— Девочка уже без сознания. Протянем, и, возможно, юнитов без тонкого вмешательства будет уже не вытянуть. Счет на минуты.
— Это если наше чудо не забарахлит.
— Посмотрим.
Искин обернулся. Женщина сидела на лавке за стеклом, стиснув, прижав к животу одежду дочери. Берштайн сдвинул к стене биопак, прошел к щитку с выключателями. Несколько щелчков — и «Сюрпейн» замигал подсветкой по круглому, выступающему изголовью.
— Как там? — спросил от щитка Берштайн.
Искин, присев, посмотрел на матовое окошко с тусклыми цифрами.
— Тест идет, сорок процентов, сорок два, — сказал он.
Берштайн закрыл щиток, но остался там, пока «Сюрпейн», загудев, не вспыхнул светом над ложем и не раскрыл тонкие, серебристые створки.
— Семьдесят пять, — сказал Искин.
Он выцепил из боковины панель на кронштейне, поднял ее повыше, под левую руку, легко пробежал пальцами по верньерам, регулируя параметры. «Сюрпейн» изменил тональность. Берштайн, встав у девочки с другой стороны, выбрал из ниши шлем с белыми кружками датчиков и электродов.
— Сканирование опустим? — спросил он у Искина.
— Лучше не рисковать, — ответил Искин. — Еще заглючит.
Берштайн кивнул и посмотрел на девочку.
— Она, кстати, местная, — сказал он, одевая шлем на обесцвеченные волосы. — Как тебе такая новость?
— Может, выезжала в Фольдланд?
— На экскурсию? — Берштайн усмехнулся, затягивая ремешки у девчонки под подбородком. — Думаешь, это практикуют? Проверь.
Искин бросил взгляд на панель.
— Да, сигнал четкий.
Он стукнул по клавише на панели пальцем. Сверху, сквозь створки, выдвинулись блестящие иглы магнитонного излучателя.
— Ты направляй там, — сказал Берштайн.
— У всех колоний — стандартный алгоритм, — сказал Искин. — По крайней мере, не менялся до смерти Кинбауэра. Сердце, легкие, продолговатый мозг и мостики перехвата сигналов центральной нервной системы. Думаю, этот же алгоритм остался и в дальнейшем, в Киле не стали бы менять работающую модель.