Точка
Шрифт:
— Долго еще? — спросил Искин.
— Минут пять, — ответила стражница. — Но вода чуть теплая.
— Я тогда следующий.
Женщина кивнула.
— Я передам, если кто придет.
— Ага.
Возвращаться в комнату Искин не стал, вместо этого шагнул на кухню, в мир оббитого кафеля, массивных электрических плит и разделочных столов. Никто уже не готовил. Лопасти вентилятора под потолком вхолостую месили воздух. Ирму, как и надеялся, Лем обнаружил заваривающей кофе в турке. Бурая жижа лениво колыхалась в посудине, не желая закипать. Ирма курила в узкую
— Выглядишь получше, — сказал Искин.
— Я стараюсь, — одними губами улыбнулась Ирма.
Она выдохнула дым, и тот пропал в глубокой черноте за окном.
— У меня к тебе просьба, — сказал Искин.
— Какая?
— Погоди… Кипит.
— Ах, черт!
Затушив сигарету в пепельнице, стоящей на подоконнике, Ирма кинулась к плите, подхватила турку за длинную ручку, понесла клокочущий кофе к кружке. Бурда с шипением ударила в жестяное дно.
— Мне определенно везет сегодня, — сказала Ирма.
— Бывает. Тебе стоит меньше курить.
— Не стоит беспокоиться о моем здоровье, Лем. Я проживу, сколько проживу. И, знаешь, я вполне довольна этой жизнью. По крайней мере, — усмехнулась Ирма, — я здесь хорошо сплю.
— Даже после кофе?
— Меня от него как раз клонит в сон. Всех бодрит, а я могу впасть в спячку. Чего ты хотел?
Искин помялся.
— У меня тут есть девчонка…
— Я видела ее, — кивнула Ирма и отхлебнула из кружки. Худое лицо ее на мгновение разгладилось и приобрело мечтательное выражение. — Настоящий кофе, Лем. Две недели мечтала. Хочешь попробовать?
— Нет, — сказал Искин. — Я тогда как раз не усну. Так вот, мне бы хотелось…
— На десять твоих марок я купила триста грамм. Этого, даже если не экономить, мне хватит до следующего месяца.
— Ирма…
— Не переживай, еды у меня достаточно. Ты с ней спал?
— Что?
— Ты спал со своей девчонкой?
— Нет.
— Хорошо.
Ирма, отпивая из кружки, прошлась по кухне. Пальцы ее легко пробарабанили по подоконнику в конце маршрута.
— Знаешь, — Ирма развернулась, — я бы удивилась, если бы ты с ней переспал. Совсем не соответствует твоему образу. Получается, ты ее пожалел. Это тоже не самое лучшее свойство, но с ним можно примириться.
— Я всех жалею, — сказал Искин.
— Я знаю, — улыбнулась Ирма.
— Присмотришь за ней?
— Как ее зовут?
— Стеф.
— Стеф. Хорошо, — Ирма приподняла кружку, — я в деле.
— Спасибо.
— Эй, мужчина, — заглянула в кухню стражница из умывальной, — мы уже сворачиваемся. Вы как, собираетесь мыться?
— Конечно!
Искин поспешил за ней. Какой-то смуглый парень уже сбрасывал шлепанцы, намереваясь без очереди занять угол.
— Эй-эй! — крикнул Искин.
— Что?
Парень стянул рубашку и взялся за брючный ремень. Женщины, собрав белье, пропали в коридоре. После них остался зыбкий запах земляники.
— Сейчас моя очередь, — сказал Искин.
— Не возражаю, — сказал парень и освободился
— Ну, в общем, согласен.
Искин расстегнул ширинку. Какая-то девочка подбежала к одной из раковин и, хихикая, наполнила водой стеклянную банку.
— Брысь! — шикнул на нее парень.
— Бе-бе-бе!
Девочка исчезла в коридоре. Искин подсоединил душ. Парень навинтил свой шланг на кран по-соседству.
— Вы, дядя, держитесь левее, — сказал он.
Оба избавились от трусов. Искин включил воду. Вода потекла неохотно, вялой струйкой, потом сильнее. Парень встал к стене и зашевелил плечами, поливая себя сверху.
— Холодная.
— Это да.
Искин смочил голову, поневоле ежась и переступая ногами. Обмылок растворился в ладони. Его хватило на два прохода по волосам и те же два скребка в подмышках. И все — серая капелька, выскользнув, потерялась на полу. Холодный душ колол будто иглами, заставляя гримасничать и напрягать мышцы. Парень пританцовывал правее. От него то и дело летели брызги. Искин потер плечи и живот, смыл мыльные потеки, обвив шлангом предплечье, помассировал пальцами голову, пока вода до онемения заливала бок и бедро. Что-то уже ледяная. Он сходил к раковине и подрегулировал. Толку никакого. Возвращаясь на помывочный пятачок, запоздало сообразил, что, кажется, ближе к выходу кто-то чистил зубы. Оглянулся — пусто. Не испугал ли кого своей наготой?
Напоследок Искин полил себе на спину, повозил рукой в паху, ощущая член, как маленький, смерзшийся огурчик. Ополоснулся в последний раз. Кожу на затылке стянуло. Зубы выбили дробь. Кажется, пора и честь знать. Он закрутил кран и, дрожа, схватил полотенце. Растирал себя старательно, до красноты, до появления болезненного тепла под кожей.
— Ого!
Подняв глаза, Искин обнаружил, что парень, составлявший ему компанию, смотрит на ветвистый красный рисунок, от холода ярко проступивший у него на груди.
— Это электричество, — сказал Лем.
— Молния?
— Почти.
— А на плече?
Искин скосил глаза на бурое пятно, обжившее бицепс и толстым усиком спускающееся к локтю.
— Ожог.
— Что, играли с электричеством? — вытираясь, насмешливо спросил парень.
На дойче он говорил со странным, мягким акцентом.
— Фольдланд играл со мной.
Улыбка пропала с лица парня.
— Простите. Я не знал.
— Ничего страшного.
Искин принялся одеваться. Он почти согрелся. Попадая ступней в трусы, заскакал на одной ноге.
— Скажите, — спросил парень, когда Искин снял с гвоздя брюки, — там действительно страшная диктатура?
— Ты сам-то откуда? — спросил Лем.
— Жермен, — протянул руку парень. — Я из Алжира.
Искин пожал чужую, крепкую ладонь.
— Я — Лем. А тебя, похоже, куда-то не туда занесло, — сказал он, заворачивая в полотенце шланг и пустую мыльницу.
— В Алжире — война, — сказал парень. — Мы бежали. Мы не хотели поддерживать ни франконов, ни Ферхата Абу-Режеса.
— Понятно. Но здесь тоже не сахар.