Точная Копия
Шрифт:
– Я должна кое в чём признаться.
Теперь, когда он сел, он замирает со стаканом воды у рта.
– В чём?
– Однажды ты спросил меня, думаю ли я, что всегда права, когда дело касается тебя. И я ответила “да”.
– Верно. Я думаю, это было прямо перед тем, как мы трахнулись.
Я в сотый раз за вечер сжимаю бедра, чтобы успокоиться. Этот мужчина.
– Ну, на самом деле, я не думаю, что вообще много о тебе знаю.
Он торжествующе улыбается.
– Ты прощена. Не все знают.
– О, это было не извинение. Это было заявление, – отвечаю я ему самодовольной улыбкой и, оторвав
Он пожимает плечами.
– Вроде того. Он знает больше, чем большинство. Так же, как и я о нём.
Дженсен успешно проникает мне под кожу, но мне хочется сорвать с него обертку и показать настоящего мужчину, который скрывается за ней.
– Я понимаю. Я сама довольно закрытая книга.
Взяв масло, в которое я продолжаю макать, он пододвигает его ко мне, чтобы оно было полностью в моём распоряжении.
– Я знаю. Не думаю, что даже Луна и Фелисити не знают Кэтрин Монро в полной мере.
Я вызывающе приподнимаю бровь.
– И ты думаешь, что разгадал меня.
Он кивает, прожевывая кусок хлеба.
– Кроме одной части.
– Какой? – спрашиваю я.
– Твоя семья. Особенно твои родители.
У меня сводит живот. Мне не хочется обсуждать своих родителей. В ресторане внезапно становится жарко, а моё платье становится ещё теснее, чем когда я пыталась застегнуть молнию. Моё сердце бешено колотится по совершенно неправильным причинам, когда я, наконец, оглядываюсь на Дженсена.
– Даже не думай об этом. Они такие, какие есть, и они никогда не изменятся.
Его челюсть заметно сжимается, и я наблюдаю за тем, как он проглатывает набитый рот, как собака, готовая наброситься на то, что угрожает чему–то, что он отчаянно пытается защитить.
Он откидывается на спинку стула и чешет висок, и я знаю, что он постепенно понимает причины, по которым я так замкнута в себе.
В конце концов, он наклоняется вперед, положив мощные предплечья на стол и сцепив ладони, и пригвождает меня к месту взглядом своих карих глаз.
Я не в силах пошевелиться, ожидая вопроса, который, я знаю, последует.
– Они плохо относятся к тебе, принцесса?
И вот оно.
Мой разум кричит мне, чтобы я захлопнула дверь у него перед носом, чтобы прекратить этот разговор.
Где официант? Они не готовы подать нам следующее блюдо или что–нибудь в этом роде? Я оглядываю зал.
– Кейт, – Дженсен мягко останавливает меня своим голосом.
– Что? – шепчу я.
– Мне нужно, чтобы ты сказала мне, детка. Они плохо относятся к тебе?
Мне нужно убраться из этого чертовски горячего ресторана.
Потянувшись через стол, он берет мою руку в свою и переплетает наши пальцы. Мягко поглаживая мозолистым большим пальцем мою кожу, он успокаивает меня. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, моё сердцебиение возвращается к нормальному ритму.
– Не в обычном смысле.
Клянусь Богом, я слышу его рычание на фоне музыки, играющей на заднем плане.
– Не в обычном смысле?
– Нам обязательно о них говорить? – я снова пытаюсь увильнуть.
Он медленно кивает.
– Они бабушка и дедушка для моих детей и очень важны для моей девочки. Так что да, нужно поговорить о них, – я слышу, как он борется с гневом и старается говорить мягким тоном. Дженсен Джонс – настоящий пещерный человек.
Подумать только, когда–то я думала, что ему наплевать на всех, кроме самого себя. Если
– Мой брат Истон – единственная настоящая кровная семья, которая у меня есть. Мои родители, Вайолет и Генри, равнодушны. Они воспринимают нас с Истом скорее как проекты и коллекцию трофеев. Они тратят больше времени на то, чтобы хвастаться тем, кто мы такие и чем занимаемся, чем обращать внимание на нас как на людей. Истон – любимчик, поскольку он невероятно успешный предприниматель и генеральный директор многонациональной частной инвестиционной компании, базирующейся в Дубае. Большую часть времени он проводит там со своей женой и моей племянницей Эвой. Они моя единственная настоящая семья, но я точно не смогу заскочить к ним на чашечку кофе в выходные, – я натягиваю свою лучшую фальшивую улыбку.
Где же официант?
Дженсен смотрит на девственно белую скатерть, скрежеща зубами.
– Итак, Истон женат, у него есть семья, но в ты написала мне, что твои родители не обрадуются, узнав о твоих новостях.
Я сжимаю губы, чтобы они не дрожали.
– Истон – старший и любимчик. И он мужчина, которому не нужно сидеть дома и заботиться о ребенке или брать отпуск по беременности и родам.
Я хватаю бузинный спритц, который заказала, и делаю большой глоток, пытаясь утолить сухость во рту. Оно отвратительно, и я с усилием проглатываю его, а затем прополаскиваю рот водой. Поворачиваюсь обратно к Дженсену, он остается неподвижным, явно переваривая то, что я ему сказала. У него такой убийственный взгляд, уверена, что многие видели его раньше. Но меня он не пугает. Я знаю, что ему больно из–за меня. Я думаю, для такого человека, как он, у которого есть поддерживающие родители, в это, должно быть, трудно поверить и почти невозможно переварить в голове.
– Это то, чего они ожидают? Что ты поставишь свою карьеру превыше всего остального? К чёрту то, чего ты на самом деле хочешь?
Я осторожно киваю.
– Они оплатили большую часть моего образования в лучших заведениях и, благодаря своим связям в юридическом мире, обеспечили мне лучшее место, когда я была моложе. Они устроили меня на мою нынешнюю работу к Марку Престону.
Он упрямится.
– Ты шутишь, да? Ты же не веришь в подобную чушь, Кейт, – сделав глубокий вдох, свободной рукой он барабанит указательным пальцем по столу в такт своим словам. – Ты сама получила эту работу. Твой талант, твоя целеустремленность, тот факт, что ты вкалываешь не покладая рук день и ночь. Я никогда не видел никого более целеустремленного.
Я краснею от потока комплиментов.
– Спасибо.
– Почему ты терпишь это, Кейт? Они относятся к тебе как к продолжению самих себя. Всё, что ты делаешь, делается для них.
– Это не так. Моя карьера – это то, чего я хочу, – я повторяю слова, которые произносила столько раз, что и не сосчитать.
Его большой палец снова начинает выводить узоры на моей ладони, и по моему телу пробегает дрожь.
– Когда они в последний раз тебя обнимали?
Мне хочется плакать, но я полна решимости не делать этого. Я ненавижу этот разговор, но в то же время люблю его. Я ценю, что он подталкивает меня сказать всё это вслух, но я ненавижу то, что заставляю себя признать это — как будто их отношение ко мне действительно отвратительно.