Токийские легенды (Tokyo kitanshu)
Шрифт:
Консультант улыбнулась.
— Кажется, вы упоминали о старшей сестре?
— Да, на два года старше.
— И сестра ваша в ту школу не пошла.
— Нет, она училась в местной. И все это время, разумеется, находилась при родителях. Она не из тех, кто стремится попасть на люди. К тому же с детства росла слабенькой… Поэтому мама хотела, чтобы в ту школу поступила я, младшая. Я, в принципе, на здоровье не жаловалась, да и стремления к самостоятельности у меня было больше, чем у сестры. Когда я заканчивала начальную школу, меня спросили, не хотела бы я поехать в Иокогаму. Я и ответила,
— Извините, что я вас перебила, — улыбнулась консультант. — Пожалуйста, продолжайте.
— В общежитии все жили по двое в комнате. Однако в выпускном классе была особая привилегия — селили по одному. И вот я тогда как раз жила одна. К тому же я была председателем студкома общежития. У входа в общежитие висела доска для именных бирок — они были у всех нас. С лицевой стороны черным, с обратной — красным было написано имя. Уходя из общежития, мы должны были свою бирку переворачивать, а приходя — возвращать обратно. Таким образом, черный цвет означал, что хозяйка бирки-в общежитии, красный — что ее там нет. Если кто-то ночевал вне общежития или уезжал на каникулы, бирки снимали. Студентки дежурили на входе по очереди и, отвечая на звонки, могли понять, в общежитии человек или нет, лишь кинув один взгляд на эту доску. Очень удобно.
Консультант, поддерживая разговор, вставляла редкие реплики.
— Дело было в октябре. Перед ужином я готовилась к завтрашним урокам у себя, когда зашла второкурсница по имени Юко Мацунака. Все ее звали Юкко. Бесспорно, она была первой красавицей нашего общежития. Белая кожа, длинные волосы, личико — ну прямо куколка. Родители у нее владели известной традиционной гостиницей в Канадзаве. Богатеи. Она училась на класс младше меня, поэтому никаких подробностей о ней я не знала, но поговаривали, что успевала она очень даже хорошо. Иными словами, сильно выделялась на фоне остальных. Немало девчонок из младших классов были прямо влюблены в нее. Но она не задавалась и не важничала. Юкко была тихоней, вообще закрытой такой девочкой. Вполне приятная, но порой я ловила себя на мысли, что не понимаю, что у нее в голове. Думаю, несмотря на всю эту популярность, по-настоящему близких подруг у нее не было.
Я сидела за столом, играло радио, когда в дверь тихонько постучали. Я открыла. Там одиноко стояла Юкко Мацунака. В тонком облегающем свитере и в джинсах.
— Я хотела бы немного поговорить. Ничего, если сейчас? — поинтересовалась она.
Я удивилась, но ответила:
— Ничего. Все равно занимаюсь пустяками, можно и поговорить.
Я до сих пор ни разу не беседовала один на один с Юкко и даже представить себе не могла, что она придет ко мне в комнату просто поговорить. Предложила сесть и заварила пакетики черного чая кипятком из термоса.
— Тебе уже приходилось ревновать? — без предисловий спросила Юкко.
Вопрос застал меня врасплох. Я удивилась, однако, подумав, ответила:
— Думаю, что нет.
— Ни разу?
Я покачала головой.
— По крайней мере так сразу и не вспомнишь. Ревность? Например, из-за чего?
— Например, если человек, которого ты действительно любишь, полюбил кого-то
— Пожалуй, у меня таких случаев не было, — ответила я. — А у тебя?
— Сколько угодно.
Услышав это, я просто онемела. Чего же нужно этой девочке? Писаная красавица, из богатой семьи, популярная персона. Родители в ней души не чают. Поговаривают, иногда по выходным ходит на свидания с симпатичным студентом. Что еще может желать человек? Я никак не могла взять этого в толк.
— Ну, например, какие? — попробовала уточнить я.
— Мне бы не хотелось говорить об этом… если можно, — сказала Юкко, осторожно подбирая слова. — К тому же, мне кажется, нет смысла выкладывать здесь конкретные примеры. Просто мне давно хотелось спросить, приходилось ли тебе испытывать нечто вроде ревности.
— Давно спросить… об этом… у меня?
— Да.
Я ничего не поняла, но решила ответить откровенно.
— Такого рода опыта… пожалуй, не было, — призналась я. — Почему — не знаю, хотя это и может показаться странным. Суди сама: уверенности в себе у меня нет, получать все, что захочется, — не получаю. Наоборот, то там, то тут — сплошное недовольство. Но зависти из-за этого к другим у меня, если разобраться, не было. Интересно почему.
Юкко слегка улыбнулась.
— Мне кажется, ревность вряд ли имеет какое-то отношение к объективным условиям. В том смысле, что человек ревнует, потому что чем-то обделен. И наоборот. Это как опухоль на теле — самопроизвольно появляется в каком-то неведомом месте и, не поддаваясь какой-либо логике, бесцеремонно день за днем разрастается внутри. Хочешь не хочешь, а сдерживать ее бесполезно. Скажем, у несчастных опухоль образуется легко, а у счастливых не возникает вовсе… Так же не бывает? Вот и тут то же самое.
Я молча слушала Юкко. Такой длинный монолог был для нее явлением весьма редким.
— Человеку, не познавшему ревность, объяснить это очень трудно. Единственное, что тут можно сказать: жить изо дня в день с этим в душе — дело совершенно безрадостное. Как будто ходишь в обнимку с маленьким адом. Думаю, ты должна радоваться, если до сих пор не сталкивалась с этим чувством.
Сказав это, Юкко уставилась мне в лицо с какой-то смутной улыбкой. «И все-таки красивая девочка, — опять подумала я. — Стильная такая — и грудь у нее красивая. Я даже представить себе не могу, каково жить таким красавицам. Все на нее смотрят. Гордится ли она этим? Радостно ей жить — или тревожно?»
Однако, к моему немалому изумлению, зависти к ней я не чувствовала.
— Я сейчас уезжаю к родителям, — сказала Юкко, не отводя взгляда от рук у себя на коленях. — У родственников несчастье. Мне нужно на похороны. Разрешение я уже получила. К утру понедельника должна успеть. Вот я и подумала — ты не подержишь у себя мою бирку?
С этими словами она вынула из кармана бирку и протянула мне. Я ничего не могла понять.
— Взять-то я могу, только зачем давать ее мне на хранение? Разве нельзя просто положить в ящик или еще куда-нибудь?