Толкование на Евангелие от Иоанна
Шрифт:
2. Но зачем я говорю о том, что Сын так поступал (говорил о Себе уничиженно), когда и Отец, не восприявший плоти, делает то же самое? И Он, ради спасения слушающих, попустил сказать о Себе много уничиженного. Так слова: Адаме, где еси (Быт. 3, 9); и: да разумею, аще по воплю их совершаются (18, 21); и: ныне познах, яко боишися ты Бога (22, 12); и: аще убо послушают и аще убо повинутся (Иез. 3, 11); и: кто даст, еже быти сердцу сего народа (Втор. 5, 29); и также: несть подобен Тебе в бозех, Господи (Пс. 85, 8), – это и многое другое подобное, встречающееся в Ветхом Завете, очевидно недостойно величества Божия. И об Ахаве также сказано: кто прельстит мне Ахава? (2 Пар. 18, 19). Да и Самого Себя всегда ставит выше языческих богов – чрез сравнение Себя с ними. Все это недостойно Бога, но достойно в других отношениях: Он столько человеколюбив, что для нашего спасения пренебрегает выражениями, подобающими Его достоинству. Ведь и то самое недостойно, что Он соделался человеком, что принял зрак раба, что произносил уничиженные речи и облачался в смиренные одежды, – недостойно, если кто станет смотреть на Его величие, но достойно, если кто помыслит о неизреченном богатстве Его человеколюбия. Но есть и другая причина уничиженности Его речей. Какая именно? Та, что Отца знали и исповедовали, а Его не знали. Поэтому Он часто обращается к Отцу, так как Его уже исповедовали, а Сам Он как будто еще не был достоин веры, – не по собственной немощи, но по неразумию и слабости слушателей. Поэтому Он и молится и говорит: Отче, хвалу Тебе воздаю, яко услышал еси Мя. Ведь если Он, ихже хощет, живит, и живит так же, как Отец, то для чего обращается с молитвою? Но уже время приступить к самому предмету. Взяша убо камень, идеже беумерый лежа. Иисус же, возведе очи горе и рече: Отче, хвалу Тебе воздаю, яко услышал еси Мя. Аз же ведех, яко всегда Мя послушаеши: но народа ради стоящаго окрест рех, да веру имут, яко Ты Мя послал еси (11, 41–42). Спросим еретика: от молитвы ли Он получил силу и воскресил мертвого? Как же другое Он без молитвы совершал, говоря, например: тебе говорю, демон, изыди из него (Мк. 9, 25); и еще: хощу, очистися (Мк. 1, 41); также: возми одр твой (Ин. 5, 8); и: отпущаются
3. Что может сравниться с такой властию? Но если Он совершает это не собственною силою, то что Он будет иметь большего пред апостолами, которые говорят: на ны что взираете, яко своею ли силою или благочестием сотворихом его ходити? (Деян. 3, 12). Если, действуя не Своею силою, Он не присовокупляет того, что говорили о себе апостолы, то они будут некоторым образом даже более Его любомудрствующими, потому что отклоняли от себя славу. И в другом месте: мужие, что сия творите? Имы подобострастии есмы вам человецы (Деян. 14, 15). Таким образом, апостолы, ничего не делавшие собственною силою, так и говорили, чтобы убедить в этом. Ужели же Он, зная такое о Себе мнение, не опроверг бы его, если бы точно действовал не Своею властию? Но кто может утверждать это? Между тем Христос поступает напротив, говоря: народа ради стоящаго окрестрех, да веру имут, так что если бы веровали, то не было бы надобности и в молитве. И если б молитва не была несообразна с Его достоинством, то для чего Он в народе поставляет причину (молитвы)? Почему также не сказал: да веру имут, что Я не равен Тебе? Это именно следовало бы сказать в соответствие (бывшему о Нем) мнению. Когда подозревали Его в нарушении закона, Он прежде, чем они сказали что-нибудь, произнес эти слова: не мните, яко приидох разорити закон (Мф. 5, 17); а здесь утверждает их предположение. Словом: к чему нужны были такие околичности и загадки? Довольно было сказать: Я не равен, и тем решить дело. Что же, скажешь, не говорил ли Он, яко не творю волю Мою (см.: 6, 38)? Но и это (говорил) прикровенно, приноровительно к их немощи и по той же причине, по которой была и молитва. Что же значит: яко услышал еси Мя? Значит, что у Меня нет ничего противного Тебе. И как эти слова: яко услышал еси Мя – не то показывают, будто Он не имел силы (потому что в этом случае было бы не только бессилие, но и незнание, если то есть прежде молитвы Он не знал, что Бог услышит Его, если же не знал, то как говорил: иду, да возбужу его, а не сказал: иду помолиться Отцу, чтобы Он возбудил его?), – как, говорю, эти слова означают не немощь, но единомыслие, так и слова: всегда Мя послушаеши. Или так должно понимать, или – что они сказаны применительно к мнению иудеев. Если же Он и знал, и не был немощен, то ясно, что Он для того говорит уничиженные слова, чтобы ты, по самой крайней уничиженности их, убедился и поневоле признал, что они (сказаны) не по сообразности с Его достоинством, но по снисхождению. Что же враги истины? Не по немощи слушателей, говорят, Христос сказал: услышал еси Мя, но чтобы показать Свое превосходство. Но это значило бы не показать превосходство, а крайне унизить Себя и обнаружить, что Он ничем не больше человека. Молиться несвойственно Богу, ни Тому, Кто восседит вместе с Ним на престоле. Видишь ли, что Он не почему другому стал молиться, как только по их неверию? Но посмотри, как и самое дело свидетельствует о Его могуществе. Он воззвал, и изыдеумерый обязан (11, 44). Потом, чтобы такое дело не показалось обманом чувств, – а то, что связанный вышел, казалось чудным не менее самого воскресения, – Он повелел разрешить его, чтобы они, прикоснувшись к нему и подойдя близко, увидели, что это именно он. И сказал: оставите его ити (ст. 44). Видишь ли, как Он далек от тщеславия! Не уводит его, не повелевает ходить с Собою, чтобы не показаться кому-нибудь тщеславным: так Он был скромен! Когда чудо совершилось, одни удивлялись, а другие пошли и сказали фарисеям. Что же фарисеи? Вместо того чтобы изумиться и подивиться, совещаются убить Его, – Его, Который воскресил мертвого. Какое безумие! Думали предать смерти Того, Кто в телах других побеждал смерть. Что сотворим? Яко Человек Сей многа знамения творит, говорят они (ст. 47). Еще называют Его человеком, получивши такое удостоверение в Его Божестве. Что сотворим? Следовало уверовать, послужить и поклониться, и уже не почитать Его человеком. Аще оставим Его тако, приидут Римляне и возмут язык наш и город (см.: ст. 48). Что такое замышляют они сделать? Хотят уже возмутить народ, как будто бы им угрожает опасность по подозрению в похищении верховной власти. Как скоро, говорят, римляне узнают о Нем как о предводителе народа, они заподозрят нас, возьмут и разрушат наш город. Почему же, скажи мне? Разве Он учил измене? Не заповедал ли Он давать дань кесарю? Не хотели ли вы сделать Его царем, и Он – скрылся? Не скромную ли и простую проводил Он жизнь, не имея ни дома, ни чего-либо подобного? Очевидно, они говорили так не из опасения, но из зависти. И однако ж, это случилось, хотя и против их ожидания: (римляне) взяли и народ, и город, взяли потому, что они умертвили Его. Подлинно, дела Его были выше всякого подозрения. Кто врачевал больных, учил добродетельной жизни и заповедовал повиноваться начальству, Тот, конечно, не замышлял присвоить Себе верховную власть, напротив – уничтожал всякое покушение на присвоение власти. Мы, говорят, заключаем так по прежде бывшим. Но те учили возмущению, а Он – напротив. Видишь ли, что их слова были притворны? В самом деле, выказывал ли Он что-нибудь подобное? Вводил ли страшных оруженосцев? Влачил ли колесницы? Не искал ли, напротив, пустынь? Но чтобы не подать вида, что они говорят по внушению своей страсти, они утверждают, что весь город находится в опасности, что обществу угрожают беды и что они боятся за последствия. Не это, а противное этому было причиною вашего плена – настоящего (от римлян), и вавилонского, и того, который был там, при Антиохе. Не то, что у вас были люди, почитающие (Бога), но то, что между вами были неправедные, прогневляющие Бога, – вот что сделало вас пленниками. Но такова зависть! Она, ослепив однажды душу, не позволяет ей видеть ничего должного. Не учил ли быть кроткими? Когда ударяют в одну ланиту, – обращать и другую? Великодушно переносить обиды и показывать больше готовности терпеть зло, чем сколько другие бывают склонны делать зло? Это, скажи мне, свойственно тому ли, кто замышляет похитить верховную власть? Не тому ли, напротив, кто уничтожает всякое покушение на присвоение власти?
4. Но, как я сказал, зависть – страшное зло и полна лицемерия. Она наполнила вселенную бесчисленными бедствиями. От этой болезни судилища наполнены подсудимыми. От нее страсть к славе и стяжанию; от нее властолюбие и гордость. Отсюда на путях преступные разбойники и на морях грабители. Отсюда убийства во вселенной; отсюда разделение нашего рода. Какое ни увидишь зло, – знай, что оно от зависти. Она вторглась и в Церкви. Она издавна была причиною множества зол. Она породила сребролюбие. Эта болезнь извратила все и растлила правду. Дарове, сказано, ослепляют очи премудрых, и якоже бразды на устех отвращают обличения (Сир. 20, 29). Она и свободных делает рабами. О ней мы каждый день беседуем, но нет никакой пользы. Мы бываем хуже зверей, грабим сирот, обираем вдовиц, обижаем бедных, прилагаем к горю горе. Люте мне, яко погибе благочестивый от земли (Мих. 7, 2). И нам теперь время плакать или, лучше, следует каждый день говорить эти слова. Ничего не достигаем мы мольбами, ничего – советами и увещаниями, поэтому остается только плакать. Так и Христос поступил: когда иерусалимляне после многих Его увещаний нисколько не воспользовались ими, – Он плакал о их ослеплении. Так поступают и пророки; так следует и нам ныне поступить. Теперь время плача, слез и сетования. Благовременно и нам теперь сказать: призовите плачевниц, и ко женам премудрым послите, и да вещают (см.: Иер. 9, 17). Может быть, чрез это мы в состоянии будем исцелить от болезни тех, которые хищением строят светлые дома и приобретают поля.
Благовременно плакать; но и вы, ограбленные n обиженные, примите участие в моем плаче; присоедините к своему плачу и мои слезы. Но будем плакать не о себе самих, а об них: не вас они обидели, а себя погубили. Вы за обиду получите Царство Небесное, а они за неправильное приобретение – геенну. Поэтому лучше быть обиженным, нежели обижать. Будем плакать о них, но не человеческим плачем, а Священного Писания, которым плакали и пророки. Восплачем горько с Исаиею и скажем: горе совокупляющим дом к дому и село к селу приближающим, да ближнему отьимут что; еда вселитеся едини на земли? Домове велицыи и добрии, и не будут живущии в них (см.: Ис. 5, 8, 9). Восплачем вместе с Наумом и скажем с ним: горе созидающему дом свой в высоту! Или, лучше, будем плакать о них так, как Сам Христос о живших в то время, говоря: горе вам богатым, яко восприемлете мзду вашу и утешение ваше (Лк. 6, 24)! Так, умоляю, станем непрестанно плакать и мы; а если не будет неприлично, то станем даже ударять себя в грудь при виде беспечности братии. Не станем оплакивать того, кто уже умер, но будем оплакивать хищника, корыстолюбца, сребролюбца, ненасытного. Зачем плакать об умерших, которым нельзя уже принести никакой пользы? Будем плакать о тех, для которых еще возможна перемена. Но в то время, как мы плачем, они, может быть, смеются? И это достойно слез, что они смеются над тем, о чем следовало бы сокрушаться. Если бы они сколько-нибудь тронулись нашими рыданиями, то следовало бы перестать рыдать в надежде на их исправление. Но так как они остаются бесчувственными, то и мы будем продолжать плакать, не просто о богатых, но о сребролюбцах, лихоимцах и хищниках. Богатство не есть зло: его можно употреблять и с пользою, если, например, мы тратим его на нуждающихся. Но зло – любостяжание; оно приготовляет нескончаемые казни. Итак, станем плакать. Может быть, (от этого) и будет какое-нибудь исправление. Если же впавшие (в этот грех) и не освободятся (от него), то, может быть, другие не подвергнутся этому злу, но остерегутся от него. Но дай Бог, чтобы и те освободились от этой болезни, и никто из нас не подвергся ей, чтобы всем вообще сподобиться обетованных благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
Беседа LXV
Изъяснение 11, 49–50 и далее. Невольное пророчество первосвященника Каиафы. – Удаление Иисуса Христа и пребывание Его у Лазаря. – Трех любостяжания. – Изображение тех, кто заражен этим злом. – Алчность есть своего рода идолопоклонство. – Сила ее власти.
1. Углебоша языцы в пагубе, юже сотвориша: в сети сей, юже скрыта, увязе нога их (Пс. 9, 16). Это случилось с иудеями. Они говорили, что должно умертвить Иисуса, чтобы не пришли римляне и не взяли их язык и город; а между тем, когда умертвили, тогда подверглись этому. Таким образом, избегая чего по видимому, они (это) сделали, того самого не избежали, потому что сделали. Тот, Кого умертвили, находится на Небесах; а те, которые умертвили, наследуют геенну, хотя и не это имели в намерении, но что? От того убо дне, сказано, совещаша, да убиют Его (11, 53), потому что, говорили, приидут Римляне и возмут язык наш (см.: ст. 48). Един же от них Каиафа, архиерей сый лету тому, будучи бесстыднее прочих, рече: вы не весте ничесоже. В чем те еще колебались и что предложили на рассуждение в виде мнения (так как говорили: что сотворим?), то самое этот провозгласил бесстыдно, открыто и с наглостию. Что он говорит? Вы не весте ничесоже, ни помышляете, яко у не есть, да един человек умрет за люди, а не весь язык погибнет. Сего же о себе не рече, но архиерей сый прорече (см.: ст. 49–51).
Видишь, какова сила архиерейской власти? Удостоившись вполне архиерейства, хотя был недостоин, он пророчествовал, сам не разумея того, что говорил. Благодать воспользовалась только его устами, но не коснулась нечистого сердца. Так и многие другие предсказали будущее, хотя были недостойны, например: Навуходоносор, фараон, Валаам; причина этому известна. А слова (Каиафы) значат вот что: вы сидите, доселе мало обращаете внимания на это дело и не знаете, что должно пренебречь для (блага) общего спасением одного человека. Смотри, какая сила Духа! Из лукавой души Он смог извлечь слова, полные чудного пророчества. А чадами Божиими евангелист называет язычников, применительно к будущему, точно так же, как и Сам Господь говорит: и ины овцы, имам (10, 16), называя их так применительно к будущему. Но что значат слова: архиерей сый лету тому? То, что вместе с прочим и это (достоинство) было искажено с тех пор, как начальственные должности сделались продажными. Первосвященствовали уже не все время жизни, но один год. Однако ж и при этом Дух еще присущ был им. Только тогда, когда они воздвигли руки на Христа, Он оставил их и перешел на апостолов. Это показали и раздравшаяся завеса, и глас Христа, Который сказал: се, оставляется дом ваш пуст (см.: Мф. 23, 38). Равным образом и Иосиф (Флавий), живший спустя немного времени, сказал, что некие Ангелы, еще пребывавшие с ними в ожидании их исправления, оставили их. Доколе виноградник еще существовал, все было; но как скоро они умертвили наследника, то стало уже не так, и они погибли. И Бог, взяв от иудеев, как бы от неблагодарного сына, светлую одежду, отдал ее добрым слугам из язычников, а их оставил нищими и нагими. Немаловажно и то было, что враг пророчествовал об этом. Это могло привлечь и других, потому что на деле вышло совсем не так, как (враг) предполагал. Чрез смерть (Христову) верные освободились от будущего наказания. Но что значит: да соберет во едино (см.: ст. 52)? То, что Он близких и дальних сделал одним телом, так что живущий в Риме считает своими членами индийцев. Что может сравниться с таким собранием? А глава всех – Христос. От того убо дне совещаша иудеи, да убиют Его. И прежде они искали этого, как сказано: сего ради искаху Его Иудее убити (см.: ст. 5, 18), и еще: что Мене ищете убити? (7, 19); но тогда они только искали, а теперь постановили решение и смотрят на это дело как на обязанность. Иисус же ктому не яве хождаше в Иудеех (11, 54). Опять спасает Себя по-человечески, как и часто это делает.
2. Я уже сказал о причине, по которой Он часто уходил и удалялся. И теперь Он живет близ пустыни, в Ефраиме, и там пребывает с учениками Своими (см.: ст. 54). Как, думаешь, смущены были ученики, видя, что Он спасается по-человечески? За Ним уже никто не следовал, так как, по случаю приближения праздника, все спешили в Иерусалим. А они, когда все веселились и праздновали, тогда-то именно скрываются, тогда-то находятся в опасности; однако ж, несмотря на это, они оставались с (Учителем). Так они скрывались и в Галилее во время Пасхи и праздника кущей. Равным образом и после этого, во время праздника, они одни из всех бегали и скрывались вместе с Учителем, и тем показали Ему свое расположение. Поэтому-то Лука и замечает, что (Христос) сказал им: Я пребыл с вами в напастех (см.: Лк. 22, 28). А это Он сказал, чтобы показать, что они укрепляются Его благодатию. И взыдоша мнози от страны, да очистятся… Даша же архиерее и фарисее заповедь, да имут Его (см.: Ин. 11, 55, 57). Удивительное очищение – при намерении оскверниться кровию, при мысли о человекоубийстве, при окровавленных руках? И глаголаху: что мнится вам, яко не имать ли приити в праздник? (см.: ст. 56). В Пасху злоумышляли, и время праздника делали временем убийства. Здесь, говорят, Ему должно попасть в наши руки, так как теперь время призывает Его сюда. О, нечестие! Когда требовалось особенное благоговение, когда следовало отпустить и тех, которые уличены в величайших преступлениях, тогда они стараются уловить человека, не сделавшего никакой неправды. Впрочем, они уже и прежде так поступали, но не только ничего не достигли, а еще сделались смешными. Он часто впадает в руки их и уходит от них, и, когда они замышляют Его умертвить, удерживает их и приводит в недоумение, чтобы обнаружением Своей силы расположить их к сердечному сокрушению и чтобы, когда возьмут Его, они знали, что это произошло не от их собственной силы, но от Его соизволения. Так и теперь они не могли Его взять при всем том, что Вифания была близко, – да когда и взяли, Он поверг их ниц. Прежде же шести дний Пасхи прииде в Вифанию, идеже бе Лазарь, и вечерял у них, причем Марфа служит, а Лазарь возлежит (см.: 12, 1, 2). Вот доказательство несомненного воскресения (Лазаря): спустя много дней он был жив и ел. Отсюда видно также, что вечеря была в доме Марфы, потому что они принимают Иисуса, как друзья и любимцы Его. Некоторые, впрочем, говорят, что это было в чужом доме. Мария при этом не прислуживала, а была ученицей. Опять и здесь она (является) более духовною. Она не прислуживает, как гостья, и не оказывает всем услуг, но воздает честь только Одному, и приступает к Нему не как к человеку, а как к Богу. Поэтому она и миро излила, и отерла волосами головы; это показывает, что она имела о Нем понятие не такое, какое имели другие. Между тем Иуда под предлогом благочестия укорил ее. Что же Христос? Доброе (говорит) дело сделала она для погребения Моего (см.: 12, 7). Почему же Он не обличил ученика за эту жену и не сказал того, что сказал евангелист, то есть что Иуда укорял ее потому, что был тать? Он хотел тронуть его великим долготерпением. А так как Он знал, что Иуда – предатель, то Он прежде неоднократно обличал его, говоря: не все веруют, и: един от вас диавол есть (6, 64, 70). Этим Он показал, что знает его как предателя, но не обличил его открыто, а оказал ему снисхождение, желая отвратить его. Как же другой (евангелист) говорит, что так сказали все ученики (см.: Мф. 26, 22)? Правда, и все, и он; но другие не по тому же побуждению.
Если же кто спросит, почему (Христос) поручил татю ковчежец нищих и сребролюбца сделал распорядителем, то я отвечу, что сокровенную причину этого знает Бог. Если же следует что-нибудь сказать нам, основываясь на соображениях, то это для того, чтобы отнять (у Иуды) всякое извинение. В самом деле, он не мог сказать, что сделал это (предал Иисуса) по любви к деньгам, так как находил достаточное удовлетворение своей страсти в ковчежце; нет, это он сделал по великому нечестию, которое Христос хотел обуздать, оказывая ему снисхождение. Поэтому Он и не обличал его в краже, хотя и знал об этом, чтобы тем обуздать его злое пожелание и отнять у него всякое оправдание. Не дейте ея, говорит, потому что она сделала это для дня Моего погребения (Ин. 12, 7). Сказав о погребении, Он опять сделал намек на предателя. Но его не трогает это обличение, не смягчают эти слова, хотя они и могли возбудить сострадание. Как бы так Он говорил: Я неприятен и тягостен? но подожди немного, и Я отойду. К этой же мысли Он приводил словами: Мене не всегда имате (ст. 8). Но все это не преклонило человека зверонравного и неистового. Впрочем, (Господь) и сказал, и сделал даже гораздо больше этого: Он и омыл ноги его в ту ночь, и сделал его участником трапезы и солила, – что могло бы укротить и души разбойников, – и сказал другие слова, которые могли бы смягчить самый камень. И все это не за долгое время, но в тот же самый день, чтобы самое время не привело этого в забвение. Но (Иуда) упорствовал, несмотря на все.
3. Страшно, истинно страшно – сребролюбие. Оно закрывает и глаза и уши, делает свирепее зверей, не позволяет думать ни о совести, ни о дружбе, ни об общении, ни о спасении собственной души, но, зараз отвративши от всего, делает плененных своими рабами, точно какой жестокий тиран. И что всего хуже в этом горьком рабстве – оно заставляет даже услаждаться собою, так что, чем больше предаются ему, тем больше увеличивается удовольствие. Оттого-то преимущественно эта болезнь и бывает неизлечима; оттого-то и неукротим этот зверь. Сребролюбие сделало Гиезия из ученика и пророка прокаженным; оно погубило Ананию; оно сделало Иуду предателем; оно растлило иудейских начальников, которые принимали дары и стали сообщниками воров. Оно породило бесчисленные войны, наполнило кровию пути, плачем и слезами – города. Оно и вечери сделало нечистыми, и трапезы – оскверненными, и самые яства исполнило беззакония. Потому-то Павел назвал его идолослужением (см.: Еф. 5, 5), но и этим не устрашил. А почему он называет его идолослужением? Многие, имея богатство, не смеют им пользоваться, но считают его святынею и передают в целости внукам и их потомкам, не смея коснуться его, как бы чего-нибудь посвященного Богу. А если когда и принуждены бывают (коснуться его), то бывают в таком состоянии, как будто сделали что-нибудь непозволительное. С другой стороны, как язычник оберегает идола, так ты ограждаешь золото дверями и запорами, вместо храма устрояешь для него ковчег и влагаешь его в серебряные сосуды. Но ты не поклоняешься (золоту), как тот – своему идолу? Тем не менее ты показываешь в отношении к нему всякое уважение. Далее (язычник) скорее отдаст свои глаза и душу, чем идола; так точно и любящие золото. Но я, скажешь, не поклоняюсь золоту? И тот говорит, что он поклоняется не идолу, но живущему в нем демону. Так и ты, если не поклоняешься золоту, то демону, который вторгается в твою душу от взгляда на золото и от страсти к нему. Страсть сребролюбия хуже демона, и ей многие покорны больше, чем иные идолам. Идолов во многом не слушают, а сребролюбию во всем повинуются и исполняют все, что бы оно ни приказало сделать. Что же оно говорит? Будь, говорит, для всех врагом и неприятелем; забудь природу; презирай Бога; пожертвуй собою мне, – и во всем этом повинуются. Истуканам приносят в жертву волов и овец; а сребролюбие говорит: принеси мне в жертву твою душу, – и это также исполняют. Видишь, какие оно имеет алтари, какие принимает жертвы? Лихоимцы Царствия Божия ненаследят (см.: 1 Кор. 6, 10), – но они и этого не боятся. Впрочем, эта страсть сама по себе слабее, потому что не врожденна нам и не происходит от нашей природы; иначе она была бы в нас с самого начала; но в начале не было золота, и никто не любил золота. Если хотите, я скажу, откуда возникло это зло. Каждый, соревнуя жившим прежде его, увеличивал эту болезнь, и предшественник возбуждал даже против воли. Люди, как скоро видят светлые дома, множество полей, толпы слуг, серебряные сосуды, большое собрание одежд, всячески стараются иметь еще больше, так что первые бывают причиною для вторых, эти – для последующих. Между тем если бы хотели жить скромно, то не были бы учителями для других. Впрочем, и для этих последних нет оправдания, потому что есть и такие, которые презирают богатство.