Толмач
Шрифт:
Во времена Перестройки большинство россиян, и мы, гиды, стали жуть как политизированы, поднаторели, наслушавшись речей различных лидеров многочисленных партий. Мы были уже как бы свободными и независимыми и не боялись высказываться прямо и откровенно.
А в далеком 1967 году неожиданно и без подготовки мне пришлось вступить в политическую дискуссию. Это была моя первая группа из Аргентины. Июнь, тепло, солнце светит, зеленые парки, чистые улицы, никаких пробок. Веселые группы москвичей и приезжих, все спокойно, стабильно. Мы посетили Красную площадь, осмотрели Кремлевские соборы. Радостно-возбужденные, под большим впечатлением от увиденного и услышанного, туристы готовятся с удовольствием приступить к обеду. Некоторые перед тем поднялись в номера, переодеться, умыться, другие, чтобы позвонить в свое консульство, узнать новости. Возвращаются взволнованные и сообщают, что Израиль начал бомбежку на Синае, захватил Голанские высоты, Западный берег реки Иордан. В военный конфликт включились другие арабские государства; СССР помогает Египту и готов разорвать дипотношения с Израилем. В общем, началась война, которая войдет потом в хронику событий под названием Шестидневной.
Тут же,
Так вот, вместо того, чтобы решать свои профессиональные задачи, мне нужно было включаться в эту заморочку: обсуждать начавшуюся войну в Израиле. А группа наседает. Я – представитель страны, которая осудила войну, и от меня ждут объяснений. Мало того, что они завалили меня вопросами. Они еще выставили портативные магнитофоны, которые я увидела тогда впервые, и стали записывать мои ответы и мнения по поводу происходящего в стране, которую я на карте-то ни разу не видела, и вообще не очень интересовалась, признаться, историей арабо-израильских взаимоотношений. Это сейчас мы уже кое-что знаем, но и сегодня, кто твердо скажет, что он полностью разобрался в их взаимных притязаниях? К слову сказать, очевидно, что после недавнего «дарения» американским президентом Голанских высот Израилю, противоречия будут только нарастать. И до сих пор пока не видится оптимального решения арабо-израильского конфликта, как он по-прежнему незатейливо называется, несмотря на весь ужас бомбежек, терактов и жестоких перестрелок с обеих сторон. Я уж не говорю о простых людях, но даже главы правительств и иже с ними все еще ломают головы над этой проблемой.
А теперь представьте молодую девчонку, один на один с иностранцами, обремененную массой инструкций, методических указаний, рекомендаций, да и просто вездесущим страхом гражданина тоталитарного государства. Но аргентинцы меня разозлили своим наскоком, и я стала говорить. Я шпарила без остановки, вдохновляясь от собственной патетической речи, излагая методическое пособие на тему: «Мир во всем мире – основа политики Советского Союза». Туристы притихли, то ли загипнотизированные моим полемическим задором, то ли чтобы избежать лишних шумов при записи на магнитофон. Но вероятнее всего, из моей спонтанной речи, они поняли, что ничего вразумительного я не скажу. Тем не менее, они меня благодарили! Уж не знаю, за что.
К моменту отъезда этой группы из Союза, война кончилась триумфальной победой Израиля. Аргентинцы радовались, как будто они вместе с Моше Даяном занимали высоты и десантировались на иорданской земле. На прощальный ужин один из них, съездив в посольство, привез бандонеон, оригинальный вид гармоники. На следующий день мне пришлось самой отвозить ее обратно в посольство, так как был ранний рейс, и турист уже не успевал вернуть инструмент. В ресторане был устроен аргентинский вечер танго под музыку Пьяццоло. Нашлась, конечно, пара, прошедшая специальный курс обучения искусству этого танца, и я впервые увидела и навсегда полюбила настоящее аргентинское танго. Хотя, надо сказать, сам композитор называл свои вариации "танго нуово" (новое танго), что у многих соплеменников, борцов за чистоту традиций, долго вызывало неприятие. Ну, это так, к слову.
Возвращаясь к тем далеким теперь дебатам, первым в моей жизни с иностранцами, признаюсь, что с тех пор мне пришлось более внимательно следить за хроникой политических событий, «быть в курсе» и «держать руку на пульсе», как любили выражаться в то время.
12. Шампанское и соленые огурцы
Еще одна история с другой аргентинской группой, история скорее смешная. Как-то после длинного путешествия по столицам союзных республик прилетаю с группой человек 30 в Ленинград. Северная столица – последний город в нашем маршруте. Рано утром вылет сначала в Мадрид, потом в Буэнос Айрес.
Устала до предела. Во всех городах нужно было переводить с утра до вечера: местных переводчиков испанского языка тогда нигде не было. А еще куча проблем по пути, на остановках, в гостиницах и мотелях. У меня всего час с небольшим на отдых, потом долгий прощальный ужин с разговорами, обменом впечатлениями, спорами и т. д. Мечтаю добраться до номера, плюхнуться на кровать и поспать. Но надо написать (как тогда требовалось) список группы с паспортными данными, в двух экземплярах для Аэрофлота, расплатиться по чекам с гостиницей, отдать список номеров подносчикам багажа, перезвонить в автобазу, уточнить и подтвердить время подачи автобуса к гостинице в аэропорт
Итак, преодолевая накопившуюся за месяц усталость, бреду к метрдотелю, чтобы заказать ужин. Он флиртует, обнимая какую-то блондинку, занят, стало быть. Почувствовав, возможно, мой напряженный взгляд на своем позвоночнике, поворачивается, и, не снимая довольной улыбки, направляет меня к старшему официанту. Подхожу, вижу парня с типичным выражением на физиономии, где плохо скрытое брезгливое презрение к надоевшим клиентам смешивается с затаенной надеждой получить чаевые или что-нибудь украсть, не додав заказанное. Вдобавок, человек явно «под шафе». Икая и слегка покачиваясь, он записывает огрызком карандаша на клочке бумаги меню, уверяя, что все будет по первому разряду. Я диктую: салат «оливье» (который, как известно, во всем мире проходит под названием «русский), соленые огурцы, шпроты (почему-то их жуть как любили все иностранцы), на горячее бефстроганов (коли уж рядом с дворцом Строганова проживаем), на десерт кофе и мороженое (и тогда, и сейчас очень ценимое зарубежными гостями). Из напитков Шампанское и красное сухое вино, только не холодное. «Да, не забудьте, пожалуйста» – повторяю я уже на выходе из ресторана. – соленые огурцы, обязательно». Дело в том, что лидер группы, сеньор Фортунато Перусин, за время нашего длинного путешествия, стал большим поклонником советского шампанского и соленых огурцов. Кроме того, будучи итальянских кровей, он считал себя большим знатоком вин и всегда требовал, чтобы красное сухое вино подавалось не охлажденным, а непременно заранее вытащенным из холодильника, комнатной температуры. Сомневаясь в моторной памяти официанта, и в записях, сделанных на истлевающем в его потных руках клочке бумаги, возвращаюсь и повторяю заказ еще раз, снова упирая особо на соленых огурцах и напитках не охлажденных, имея в виду красное вино. Официант, слегка протрезвев, переспрашивает удивленно: «Шампанское и соленые огурцы?». Я раздражаюсь, злюсь, что времени на отдых не остается. «Да, – рявкаю, – шампанское и соленые огурцы».
Приходим в банкетный зал ресторана. Сдвинутые четыре стола накрыты белой накрахмаленной скатертью, расставлены приборы, разложены индивидуальные, не бумажные, а льняные салфетки, сверкают красивые хрустальные бокалы разной величины и рюмочки, – все, как и полагается на торжественном ужине. Посередине стола стоят три вазы, изумительного, чуть ли не императорского фарфора, доверху наполненные солеными огурцами. Между ними – бутылки Шампанского, несколько бутылок красного сухого вина и бутылка водки, – всегда найдется любитель русского национального напитка.
Все очень красиво, и аргентинцы, предвкушая ужин «а ля рюс», в радостном возбуждении рассаживаются за стол и начинают ждать блюд. А их все не несут. Предлагается открыть шампанеллу и выпить за удачную поездку, за исполнение мечты побывать на родине предков, и так далее. Сразу три элегантно одетых «портеньо» (так себя называют жители столицы, Буэнос-Айреса) смело берутся за горлышки бутылок и… хрясть. Шампанское, нагретое, как потом мне объяснили, специально, мол, по вашему заказу, бурной теплой струей пены покрывает элегантные костюмы смельчаков, разливается на крахмальные скатерти, брызги достают роскошных нарядов дам, попадают на лицо, в глаза и носы. Открывают бутылку с водкой. Подтверждая звание горячительного напитка, водка тоже оказывается теплой. Зато красное вино, почему-то разлитое в кувшинах, холодное, а, чтобы не согрелось, не дай бог, до комнатной температуры, кувшины доверху заполнены льдом. В общем, все сделано ровно наоборот. Перусин, раздувая ноздри и топорща усы, не хуже, чем у Сальвадора Дали, согнувшись и грозно наклонив лысую голову, идет на меня. Он похож на быка, я на тореро в последней схватке, но у меня нет бандерилий. Из оборонительного оружия только речь. Лучшая оборона – наступление, и я первой бросаюсь в атаку, вопрошая: «Вы хотели ужин по-русски? Вот он и есть. Разве Вы не знаете, что у нас холодная страна, и мы все напитки пьем теплыми? Да, и водку, и Шампанское тоже. Да, мы все напитки закусываем солеными огурцами, когда нет черной соленой икры. А вино холодное, так сегодня жара, а нам известно, что в жарких странах летом вино охлаждают и пьют вместо воды». От моей наглости Перусин сникает, а понятливые, с неисчерпаемым чувством юмора аргентинцы, начинают хохотать во весь голос. Сохраняя злость и ярость, бегу к официанту, к метрдотелю и кричу на них, кричу так, как не делала никогда прежде. Я угрожаю тут же написать, куда следует, что они отвратительно обслуживают, невнимательны к заказам, пренебрегают своими обязанностями. Кричу убедительно, хотя, честно сказать, ни тогда, ни после не знала, куда следует сообщать о плохой работе в ресторанах. Напоследок я перехожу на свистящий змеиный шепот и говорю, что, если через десять минут не будет ужина, я звоню начальнику Интуриста Бойченко. Эту фамилию знали все. Выходит, суровый метрдотель. Официант, протрезвев от испуга, клянется, что ему был сделан заказ только на шампанское, вино и соленые огурцы, больше ничего. Бешенная от досады, прежде всего на себя, едва сдерживая слезы, упрашиваю метрдотеля и шеф-повара, тоже появившегося на наши крики, подать хоть что-нибудь из дежурных блюд. Дежурным блюдом оказываются как раз бефстроганов, салат оливье, (кто помнит, тот всегда был дежурным блюдом), а с кофе и мороженым вообще не было проблем. В конце концов, вечер прошел на высоком эмоциональном уровне. Утром, провожая группу, я искренне испытывала некую сентиментальную грусть, зная почти наверняка, что этих людей, с которыми целый месяц колесила по городам и весям СССР, делила хлеб-соль, радости и беды, больше никогда не увижу. По-моему, то же самое чувствовали и аргентинцы. А Фортунато Перусин, сбросив, наконец, напряжение и груз ответственности, расслабился так, что дал слово: каждой следующей группе из его агентства он будет рекомендовать только меня в качестве сопровождающего гида – переводчика. Ну, это было уже совершенно лишним…