Толстой-Американец
Шрифт:
По-видимому, к концу 1832 года Толстой сумел прийти в себя и в какой-то мере восстановить пошатнувшееся здоровье. Прежним богатырём, «восьмым чудом света» [864] граф Фёдор Иванович, разумеется, уже не стал, — но получил возможность быть мало-мальски деятельным.Более того, со временем наш дряхлеющий герой «пуншевого века» [865] реабилитировал и кнастер, и «пьяноление» — в умеренных, посильных старику, формах.
864
Каменская.С. 176.
865
Липранди.С. 28.
«Бурной жизни его я уже не застала», —
А тремя десятилетиями ранее Полинька Толстая, будущая хроникёрша, ещё только начинала знакомиться с окружающим миром.
Жила тогда маленькая графиня Прасковья то у цыганской бабушки, то в пансионе, то в отцовском доме. Внешностью девочка очень походила на мать из табора, а рано проявившимся нравом — на обоих родителей. «Про наружность свою я умолчу и скажу одно, что типичность нации, к которой принадлежала мать, сильно сохранилась и во мне, — признавалась П. Ф. Перфильева, — характер я имела упрямый и твёрдый: никому и ничему не любила поддаваться, но любовью и ласкою можно было со мной всё сделать» [867] .
866
РВ. 1864. № 4. С. 683.
867
Там же. С. 685.
Прасковья Фёдоровна уверяла подписчиков «Русского вестника», что в детстве она (или графиня Инна) — в отличие от сестры Сарры — не удостоилась любви отца. Видимо, этот ревнивый упрёк отчасти справедлив; однако заметим, что в письмах Американца тридцатых годов всё же есть тёплые слова и о Полиньке (иногда граф Фёдор называл дщерь и Полькой [868] ). Шутливое прозвище, которым её (по утверждению М. Ф. Каменской) наградил Фёдор Иванович, — «курчавый цыганёночек», — также кое о чём говорит. Да и себя граф величал «чадолюбивым отцом» [869] ; и воспитывалась младшая дочь по той же методе и с тем же тщанием, что и старшая.
868
РГАЛИ. Ф. 195. On. 1. Ед. хр. 1318. Л. 72 об.
869
Там же. Л. 87.
Но любимицей нашего героя была, действительно, Сарра.
И захворала несравненная Сарранька почти одновременно со стареющим отцом.
Об этойболезни словоохотливый граф Фёдор Иванович Толстой вне дома предпочитал помалкивать. Только в одном, кажется, письме князю П. А. Вяземскому он, не удержавшись, обронил: «Плохое здоровье Сарры дополняет мои прискорбия» [870] .
Тогда Американец ещё не догадывался, чтоожидает его дочь впереди.
870
Там же. Л. 97.
«С исхода десятого года уже признаки ужасной болезни тяготели над ней, — повествует кручинный автор „Биографии Сарры“. — Страсть к наукам не угасла, но занятия прерываемы были ужасными головными болями и болями в груди» [871] .
Девочка стоически переносила страдания, по стихам В. А. Жуковского старательно «училась стопосложению» [872] , однако писать не могла. Она становилась всё более меланхоличной, «искала уединённых мест, тёмных комнат» [873] ; у неё быстро развилась болезненная, уродливая полнота.
871
Биография Сарры. С. XIV.
872
РГАЛИ. Ф. 195. On. 1. Ед. хр. 1318. Л. 88 об.
873
Биография Сарры. С. XXXV.
Потом к болям добавились периодические «вскрикивания», а те перешли в «продолжительные, непрерывные вопли». У Сарры начались обмороки. Врачи и корзины лекарств уже не помогали ей: «Всё, всё было истощено; облегчения ни малейшего!» [874]
Три года промучилась Сарра — и три года не находили себе места её родители. Когда же бедняжка достигла тринадцатилетнего возраста, случилось вот что: «Необыкновенный случай вверг её
874
Там же. С. XXXVII.
875
Там же. С. XXXVIII.
Пояснила это туманное сообщение автора «Биографии Сарры» П. Ф. Перфильева в своей хронике: «Лечение сестры начал сосед наш барон Штеренберг; он прежде не знал за собой магнетической силы, но как-то, шутя, начал магнетизировать сестру, и дело пошло на лад» [876] .
Магнетические сеансы доморощенного, «без всяких сведений», врачевателя обнадёжили семейство Толстых: около полутора лет Сарра чувствовала себя довольно сносно.
В эту пору она много читала, занималась музыкой, пела; начала сочинять (никому не показывая) стихи, преимущественно на английском и немецком языках [877] . «Общий характер этих сочинений, — размышлял позднее переводчик творений графини М. Н. Лихонин, — есть какая-то исполненная грусти мечтательность, которая, создавая себе в фантазии всевозможные неудачи обманутого сердца, обращает полный слезами взор свой к безмятежным небесам и, разочарованная на земле, ищет отрады и успокоения в мире надзвёздном» [878] .
876
РВ. 1864. № 4. С. 685. Настоящее имя деревенского гипнотизёра установить не удалось.
877
См. Приложение IV.
878
Лихонин М.Предисловие переводчика // Сочинения в стихах и прозе гр<афини> С. Ф. Толстой / Пер. с нем. и англ. Ч. 1. М., 1839. С. LXIX.
Тогда же, в ходе одной из бесчисленных бесед с отцом, страдалица, внезапно обретшая способности к ясновидению, «предсказала смерть свою, определив срок трёх, и самый дальний — четырёх лет» [879] .
С того дня старики Толстые жили в ожидании объявленного прорицательницей несчастья…
Но смерть распорядилась по-иному, и уход другого близкого человека опередил поджидаемый. 4 июня 1834 года преставилась мать Американца, семидесятитрёхлетняя Анна Фёдоровна Толстая, урождённая Майкова. Её похоронили на Ваганьковском кладбище [880] . (Известно, что на погребении графини присутствовал князь П. А. Вяземский.)
879
Биография Сарры. С. XLI.
880
Московский некрополь. Т. 3. СПб., 1908. С. 211 (здесь в текст вкралась ошибка: сообщено, что графиня А. Ф. Толстая умерла «на 64 г<оду>»).
Потом, после обманчивой паузы, болезнь к Сарре воротилась: возобновились боли и обмороки, появилось «трепетание сердца ужасное».
Ставка на гомеопатическое лечение не оправдала себя. Вскоре недуг принял угрожающий характер. Мало чем мог помочь графине и вновь нанятый гипнотизёр, уже профессиональный, даже «знаменитый» (П. Ф. Перфильева). «Вихрем вертелась она на одном месте, и никакая сила не могла остановить её, кроме воли магнетизёра; переламываясь, закидывала голову назад к самым бёдрам, с демонским хохотом, как бы изъявляя утешение тому ужасу, который на всех наводила. При малейшей оплошности магнетизёра убегала и пряталась; на пути всех била, драла платье» [881] .
881
Биография Сарры. С. XLVII–XLVIII.
Случалось, что Сарранька, находившаяся во власти мрачных экстазов и галлюцинаций, была готова наложить на себя руки, и посему домашняя прислуга, разделённая Американцем на две смены, наблюдала за сомнамбулической больной круглосуточно. Толстовский дом превратился в «истинной лазарет» [882] . «Один отец не сменялся!» — восклицал автор «Биографии Сарры» [883] .
Такого «ада» граф Фёдор Иванович не пожелал бы и злейшему врагу.
882
РГАЛИ. Ф. 195. On. 1. Ед. хр. 1318. Л. 104.
883
Биография Сарры. С. XLVIII.