Том 1. Дживс и Вустер
Шрифт:
Я увидел, как она вся затрепетала, и старался не упускать из виду бутылку с имбирным элем. Но даже если бы она схватила бутылку и раскроила мне череп, это не произвело бы столь ошеломляющего впечатления, как слова, которые слетели с ее губ:
— Бедненький! — вздохнула она.
Я до этого заказал себе джин с тоником. Услышав ее восклицание, я сделал большой глоток.
— Ты сказала «бедненький»?
— Да, я сказала «бедненький», хотя правильнее было бы сказать «глупенький». Подумать только, он принял все за чистую монету. Уж ему-то следовало бы знать, что на самом деле я ничего такого не думала.
Я твердо решил докопаться до истины.
— И все твои угрозы были так, пустые слова?
— Я просто
— Выходит, шалун Амур снова при деле?
— Трудится, не покладая рук.
— Иначе говоря, вы по-прежнему пара влюбленных голубков?
— Именно так. Может быть, я действительно верила в то, что говорила, но всего минут пять, не больше.
Я глубоко вздохнул, но тут же пожалел об этом, потому что вместе с воздухом вдохнул в легкие остатки джина с тоником.
— А Селедка об этом знает? — спросил я, когда мне удалось, наконец, прокашляться.
— Еще нет. Я как раз еду, чтобы все ему рассказать.
Тут я, наконец, осмелился спросить о том, что мне особенно важно было знать, причем наверняка.
— Тогда, если я правильно понял, для меня свадебный колокольный звон отменяется?
— Боюсь, что так.
— Ничего страшного. Как скажешь.
— Не хочу, чтобы меня посадили за двоемужество.
— Лучше не рисковать. Значит, на сегодня твой выбор — это Селедка. Я тебя вполне понимаю. Идеальный спутник жизни.
— Золотые слова. Он чудо, верно?
— Отличный парень.
— Я бы не пошла ни за кого другого, пусть бы он, как царь Соломон, прислал мне в дар обезьян, слоновую кость и павлинов. [86] Расскажи мне, каким он был в детстве?
— Да таким же, как все.
— Не может такого быть!
86
…слоновой костью и павлинами. — «В три года раз приходил фриссийский корабль, привозивший золото, и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов» (Третья книга царств, 10:22).
— Ну, разве что вытаскивал людей из горящих зданий и спасал голубоглазых детишек из-под копыт скачущих лошадей.
— Он часто совершал все эти подвиги?
— Чуть ли не ежедневно.
— И он был гордостью школы?
— Конечно.
— Правда, судя по его рассказам, сама школа не стоила того, чтобы становиться ее гордостью. Что-то вроде «Дотбойз-холла [87] ».
— При Обри Апджоне там жилось несладко. Особенно противно вспоминать сосиски по воскресеньям.
87
«Дотбойз-холл» — школа для мальчиков в романе Диккенса «Николас Никлби», где царила палочная дисциплина.
— Реджи про них очень смешно рассказывал. Говорил, что хрюшки, из которых готовили эти сосиски, испустили дух от сапа, ящура и туберкулеза, оплакиваемые свинскими чадами и домочадцами.
— Да, очень метко. Ты уже уезжаешь? — спросил я, увидев, что она встала.
— Не в силах больше ждать ни минуты. Не терпится броситься в объятия милого Реджи. Еще немного, и я просто умру, не выдержав разлуки.
— Прекрасно понимаю твои чувства. Примерно такое же нетерпение испытывал этот малый из «Свадебной песни пахаря», только он выразил это словами «Гоп-гоп-гоп, гей-гей-гей, еду к суженой своей». В свое время я часто исполнял эту песню на сельских праздниках, там есть одно трудное место, когда при словах «День веселой сва-а-а-дьбы» требуется изобразить, будто переезжаешь через ручей, поэтому приходится тянуть слог «сва-а-а» минут десять — тут нужно иметь могучие легкие. Помню, викарий мне как-то сказал…
На этом месте она меня перебила — почему-то такое часто случается, когда я высказываю свои соображения о «Свадебной песне пахаря», — сказав, что все это безумно интересно, но она с удовольствием прочтет об этом в моих мемуарах. Мы вместе вышли на улицу, она благополучно отчалила, а я вернулся к тому месту, где нес свою вахту Дживс, весь сияя от радости. Я имею в виду, что это я сиял от радости, а не Дживс. Самое большое, на что способен Дживс, это слегка скривить губы, обычно в левую сторону. Не помню, когда у меня было так хорошо на душе, сердце пело от счастья. Ничто так не радует, как известие о том, что твоя женитьба отменяется.
— Извините, что заставил вас ждать, Дживс, — сказал я. — Надеюсь, вы не очень скучали?
— О нет, сэр, ничуть. Я прекрасно провел время со Спинозой.
— С кем?
— С «Этикой» Спинозы, я говорю о книге, которую вы мне как-то любезно одолжили.
— Как же, как же, помню. Интересная?
— Чрезвычайно занимательная, сэр.
— Готов поспорить: в конце концов окажется, что убийца — дворецкий. Что ж, Дживс, хочу вас обрадовать: все уладилось.
— В самом деле, сэр?
— Да, трещина раздора замазана, и свадебные колокола готовы зазвонить для мистера Сельдинга с минуты на минуту. Она передумала.
— Varium et mutabile semper femina, [88] сэр.
— Удивительно верное наблюдение. А теперь, — сказал я, садясь за руль, — я поведаю вам повесть про Уилберта и сливочник в виде коровы, и если при этом ваши кудри не выйдут из орбит, я буду искренне поражен.
Глава XII
В «Бринкли» я приехал уже под вечер и, когда ставил машину в гараж, обнаружил там автомобиль тетушки Далии, из чего заключил, что престарелая родственница вернулась в родные пенаты. И не ошибся. Я нашел ее в спальне, где ей был сервирован чай и сдоба. Она приветствовала меня пронзительным «улюлю» — эту привычку она усвоила на охоте в годы, когда тратила изрядную долю своей неукротимой энергии на то, чтобы отравлять жизнь британским лисицам. Вопль этот, по силе сравнимый со взрывом газового баллона, прошил меня навылет — от носа до кормы. Сам я не охочусь, но знаю, что главное для охотника — это умение издавать вопли, какие издает в ночных джунглях страдающий желудком шакал, и я не сомневаюсь, что в лучшие годы тетя Далия могла гаркнуть так, что ее собратья из «Куорна» и «Пайтчли [89] » дружно валились с седел, несмотря на то, что их отделяли от тетушки две пашни и небольшая роща.
88
Женщины непостоянны и ветрены (лат.).
89
«Куорн» и «Пайтчли» — известные охотничьи клубы в графствах Лестершир и Нортгемптоншир.
— Привет, чучело, — сказала она. — Уже вернулся?
— Только что разорвал грудью финишную ленточку.
— Сельдинг сказал, что ты ездил в Херн-Бей.
— Да, чтобы забрать Дживса. Как Бонзо?
— Пятнистый, как леопард, но держится молодцом. Зачем тебе Дживс?
— Как оказалось, теперь он мне не нужен, но я узнал об этом на полпути сюда. Я его вез, чтобы он выступил в качестве мироборца… нет, не мироборца, а как это… миротворца между Бобби Уикем и Селедкой. Вы знали, что они помолвлены?