Том 1. Дживс и Вустер
Шрифт:
Я насторожился. Подобные дифирамбы были совсем не в духе тети Агаты: всему Лондону известно, что она имеет обыкновение поливать всех направо и налево. Я кое-что заподозрил. И, черт подери, оказался прав!
— Алин Хемингуэй — как раз такая девица, какую я хотела бы видеть твоей женой, Берти, — сказала тетя Агата. — Тебе пора жениться. Тогда, может быть, из тебя и получится что-то путное. Лучшей жены, чем милая Алин, я себе не представляю. Она будет оказывать на тебя хорошее влияние.
— Еще чего! — не выдержал я, похолодев при мысли о подобной перспективе.
— Берти! — прикрикнула тетя Агата, сбросив маску материнской нежности и смерив меня ледяным взглядом.
— Да, но…
— Такие молодые люди, как ты, Берти, приводят меня в отчаяние; и не только меня, а всех, кому не безразлично будущее рода человеческого. Ты погряз в праздности и себялюбии, ты растрачиваешь жизнь попусту, вместо того, чтобы прожить ее с пользой для себя и для других. Ты тратишь лучшие годы на сомнительные развлечения. Ты — антиобщественное животное, трутень. Берти, ты просто обязан жениться.
— Но, будь я проклят…
— Плодиться и размножаться — священный долг каждого…
— Ради Бога, тетя, — сказал я и густо покраснел. Тетя Агата — член нескольких женских клубов, и иногда забывается, думает, что она в клубной гостиной.
— Берти, — повысила голос тетя и уже собиралась как следует прочистить мне мозги, но ей помешали. — А, вот и они, — сказала тетя. — Алин, милая!
Я увидел девушку и молодого человека, подгребавших в нашу сторону с приторными улыбками на лицах.
— Хочу представить вам моего племянника, Берти Вустера, — сказала тетя Агата. — Он только что приехал. Решил сделать мне сюрприз. Я понятия не имела, что он собирается в Ровиль.
Я затравленно взглянул на парочку, чувствуя себя, точно кот, попавший на псарню. Знаете, такое чувство, что тебя загнали в угол. Внутренний голос нашептывал мне, что Бертраму все это совершенно ни к чему.
Брат оказался кругленьким коротышкой с овечьим лицом. От него за версту веяло благостностью, он носил пенсне и пасторский воротничок — ну, такой, с застежкой сзади.
— Добро пожаловать в Ровиль, мистер Вустер, — сказал он.
— Ах, Сидней, — воскликнула девушка. — Ты не находишь, что мистер Вустер как две капли воды похож на каноника Бленкинсопа, который читал проповедь у нас в Чипли на прошлую Пасху?
— В самом деле! Просто поразительное сходство!
Они вытаращили на меня глаза, словно я был диковинным экспонатом за музейной витриной, а я, в свою очередь, уставился на них и разглядел барышню во всех деталях. Вне всякого сомнения, она разительно отличалась от тех представительниц слабого пола, которых тетя Агата назвала современными бойкими лондонскими девицами. Никаких тебе коротких стрижек и сигарет. Мне в жизни не приходилось встречать столь благопристойной — не могу подобрать иного слова — внешности. Простое платье, волосы гладко зачесаны, выражение лица кроткое, почти ангельское. Я не претендую на лавры Шерлока Холмса, но как только я ее увидел, я тотчас сказал себе: «Эта барышня играет на органе в сельской церкви».
Мы вдоволь попялились друг на дружку, пощебетали о том, о сем, и я слинял. Но перед этим вынужден был пообещать после обеда прокатиться на автомобиле вместе с девицей и ее братцем. И мысль о предстоящей прогулке нагнала на меня такую тоску, что я решил хоть как-то поднять настроение. Я отправился в номер, достал из чемодана шелковый кушак и обмотал его вокруг талии. Когда я повернулся, Дживс шарахнулся от меня, точно дикий мустанг от грузового автомобиля.
— Прошу прощения, сэр, — сказал он, отчего-то понизив голос до шепота. — Вы ведь не собираетесь появиться на людях в таком виде?
— Вы это про кушак? — спросил я непринужденным благодушным тоном, делая вид, что не замечаю застывшего на его лице ужаса. — Да, думаю пройтись.
— Я бы вам не советовал этого делать, сэр, ни в коем случае не советовал.
— А что такое?
— Непозволительно кричащий цвет, сэр, слишком бросается в глаза.
На этот раз я отважился дать Дживсу отпор. Никто лучше меня не знает, что он — гений и все такое, но, черт побери, мне надоело вечно зависеть от чужого мнения. Нельзя быть рабом своего слуги. Кроме того, у меня было ужасное настроение, и кушак — единственное, что могло меня хоть немного утешить.
— Знаете, что я вам скажу, Дживс, — сказал я. — Ваша беда э том, что вы замкнулись на ограниченном пространстве Британского архипелага. Мы не на Пиккадилли. На французском курорте требуется немного яркости и романтики. Не далее как сегодня утром я встретил в вестибюле джентльмена в костюме из желтого вельвета.
— И тем не менее, сэр…
— Дживс, — твердо сказал я. — Я так решил. У меня сегодня тоскливо на душе, мне нужно взбодриться. И вообще, чем это плохо? Мне кажется, этот кушак сюда так и просится. Он придает костюму испанский колорит. Этакий идальго Висенте-и-Бласко-и-как-то-там-еще. Молодой испанский гранд направляется на бой быков.
— Хорошо, сэр, — холодно ответил Дживс.
Терпеть не могу такие сцены. Если меня что-то может по-настоящему огорчить, так это размолвки в собственном доме; я чувствовал, что какое-то время мы с Дживсом будем в натянутых отношениях. Мало мне жуткой затеи тети Агаты насчет Алин Хемингуэй, теперь еще это — признаюсь, у меня возникло горькое чувство, что никто на свете меня не любит.
Автомобильная прогулка получилась — как я и ожидал — из рук вон. Пастор трещал без умолку ни о чем, девица любовалась пейзажем, а у меня от всего этого началась мигрень, зародившаяся в левой пятке и разыгрывавшаяся все сильнее по мере продвижения вверх. Я проковылял в свой номер, чтобы переодеться к ужину, чувствуя себя, как лягушка, по которой прошлась борона. Если бы не стычка из-за кушака, я мог бы поплакаться Дживсу в жилетку и излить свои горести. Я все-таки не мог в одиночку пережить свалившиеся на мою голову несчастья.
— Послушайте, Дживс! — не выдержал я.
— Сэр?
— Плесните мне бренди с содовой, только покрепче.
— Да, сэр.
— Покрепче, Дживс. Поменьше содовой, побольше бренди.
— Хорошо, сэр.
Промочив горло, я почувствовал себя чуточку веселее.
— Дживс, — позвал я.
— Сэр?
— По-моему, я здорово влип, Дживс.
— В самом деле, сэр?
Я пристально на него взглянул. Вид у него был чертовски неприступный. Все еще дуется на меня.
— Вляпался по самые уши, — сказал я, сунув в карман врожденную гордость Вустеров и взывая к его дружеским чувствам. — Вы обратили внимание на барышню, которая здесь крутилась со своим братом пастором?