Том 1. Стихотворения

Бунин Иван Алексеевич

<1906–1908>

Напутствие ^*

«За погостом Скутари, за черным Кипарисовым лесом…» — «О мать! Страшно воздухом этим тлетворным Молодому дышать!» «Там шалаш, в шалаше — прокаженный…» «Пощади свежесть сердца!..» — «Склонись До земли и рукой обнаженной Гнойной язвы коснись». «Мать! Зачем? Разве душу и тело Я не отдал тебе?» — «Замолчи. Ты идешь на великое дело: Ждут тебя палачи. Тверже

стали, орлиного когтя Безнадежное сердце. Склонись — И рукой, обнаженной до локтя, Смертной язвы коснись».

<1906–1908>

Последние слезы ^*

Изнемогла, в качалке задремала Под дачный смех. Синели небеса. Зажглась звезда. Потом свежее стало. Взошла луна — и смолкли голоса. Текла и млела в море полоса. Стекло балконной двери заблистало. И вот она проснулась и устало Поправила сухие волоса. Подумала. Полюбовалась далью. Взяла ручное зеркальце с окна — И зеркальце сверкнуло синей сталью. Ну да, виски белеют: седина. Бровь поднята, измучена печалью. Светло глядит холодная луна.

<1906–1908>

Рыбачка ^*

— Кто там стучит? Не встану. Не открою Намокшей двери в хижине моей. Тревожна ночь осеннею порою — Рассвет еще тревожней и шумней. «Тебя пугает гул среди камней И скрежет мелкой гальки под горою?» — Нет, я больна. И свежестью сырою По одеялу дует из сеней. «Я буду ждать, когда угомонится От бури охмелевшая волна И станет блеклым золотом струиться Осенний день на лавку из окна». — Уйди! Я ночевала не одна. Он был смелей. Он моря не боится.

<1906–1908>

Вино ^*

— На Яйле зазеленели буки, Покраснела стройная сосна: Отчего на севере, в разлуке Чувствует душа, что там весна? «В дни, когда на лозах виноградных Распуститься цвету суждено, В погребах, и темных и прохладных, Бродит золотистое вино».

<1906–1908>

Вдовец ^*

Железный крюк скрипит над колыбелью, Луна глядит в окно на колыбель: Луна склоняет лик и по ущелью, Сквозь сумрак, тянет млечную кудель. В горах светло. На дальнем горном кряже, Весь на виду, чернеет скит армян. Но встанет мгла из этой бледной пряжи — Не разглядит засады караван. Пора, пора, — уж стекла запотели! Разбойник я… Да вот, на смену мне, Сам ангел сна подходит к колыбели, Чуть серебрясь при меркнущей луне.

<1906–1908>

Христя ^*

Христя угощает кукол на сговоре — За

степною хатой, на сухих бахчах. Степь в горячем блеске млеет, точно море, Тыквы светят медью в солнечных лучах. Собрались соседи к «старой бабе» Христе, Пропивают дочку — чай и водку пьют. Дочка — в разноцветной плахте и в монисте, Все ее жалеют— и поют, поют! Под степною хатой, в жарком аромате Спелого укропа, возятся в золе Желтые цыплята. Мать уснула в хате, Бабка — в темной клуне, тыквы — на земле.

<1906–1908>

Кружево ^*

Весь день метель. За дверью, у соседа, Стучат часы и каплет с окон лед. У барышни-соседки с мясоеда Поет щегол. А барышня плетет. Сидит, выводит крестики и мушки, Бела, как снег, скромна, как лен в степи. Темно в уездной крохотной избушке, Наскучили гремучие коклюшки, Весна идет… Да как же быть? Терпи. Синеет дым метели, вьются галки Над старой колокольней… День прошел, А толку что? — Текут с окна мочалки, И о весне поет дурак щегол.

<1906–1908>

Туман ^*

Сумрачно, скучно светает заря. Пахнет листвою и мокрыми гумнами. Воют и тянут за рогом псаря Гончие сворами шумными. Тянут, стихают — и тонут следы В темном тумане. Людская чуть курится. Сонно в осиннике квохчут дрозды. Чаща и дремлет и хмурится. И до печальных вечерних огней В море туманных лесов, за долинами, Будет стонать все скучней и скучней Рог голосами звериными.

Сиракузы. 25.III.09

После Мессинского землетрясения ^*

На темном рейде струнный лад, Огни и песни в Катанее… В дни скорби любим мы нежнее, Канцоны сладостней звучат. И величаво-одинок На звездном небе конус Этны, Где тает бледный, чуть заметный, Чуть розовеющий венок.

15. IV.09

«В мелколесье пело глухо, строго…» ^*

В мелколесье пело глухо, строго, Вместе с ночью туча надвигалась, По кустам, на тучу, шла дорога, На ветру листва, дрожа, мешалась… Леший зорко в темь глядел с порога. Он сидел и слушал, как кукушки Хриплым смехом где-то хохотали, Как визжали совы и с опушки, После блеска, гулы долетали… Дед-лесник мертвецки спал в избушке. Одностволка на столе лежала Вместе с жесткой, черной коркой хлеба, Как бельмо, окошко отражало Скудный свет нахмуренного неба… Над окошком шарило, шуршало. И пока шуршало, деду снилось, Что в печурке, где лежат онучи, Загорелось: тлеет, задымилось… И сухим огнем сверкали тучи, И в стекло угрюмо муха билась.