Том 11. Меня прислал Чарли
Шрифт:
– Это была дама, – добавил бармен с улыбкой неземного блаженства.
– Продолжайте работать так же эффективно, и, может быть, я попозже исполню для вас казачий танец с саблями, – пообещал Борис. – В нижнем белье.
Продюсер снова повернулся ко мне.
– Жена Эдди? Я видел ее разок, вскоре после того, как они поженились. Она тогда была очень красива! Полагаю, они все еще состоят в браке.
– Но как могло случиться, что я ни разу с ней не встретился – за все восемь месяцев, что работаю в шоу? – задался я вполне логичным вопросом.
– Никто
– Он просто псих! – бросил я в раздражении.
– Но талантливый псих, – мягко поправил Борис. – Не исключено, что я покончу с собой завтра вечером – прямо перед камерой, посредине его монолога. "Как ты думаешь, Ларри, это его расстроит?
– Только если ты вызовешь смех у зрителей, друг, – откровенно ответил я.
По средам неизменно возникал бедлам – с репетицией в костюмах, которая начиналась в студии в час дня и продолжалась до того, как шоу вживую транслировалось в эфир. Шоу Эдди было чуть ли не одним из последних, которое все еще шло по телевизору в прямом эфире – сам он был смертельным врагом записи, – и к моменту, когда должна была начаться трансляция, все до единого уже находились в состоянии полного нервного истощения.
Предстоящая среда обещала быть еще более долгой, поскольку Эдди назначил репетицию скетча “Кровавый Глаз” на десять утра. Установка камер, меловые отметки на полу, которые указывали, кому где стоять и как передвигаться, могли подождать, пока мы не переберемся в студию, заявил Эдди. Но он хотел начать репетицию прямо с утра, со всем положенным реквизитом, так, чтобы можно было прогнать скетч несколько раз и дать актерам окончательные установки насчет того, как им следует играть ту или иную мизансцену.
Я заявился в репетиционный зал на пятнадцать минут раньше назначенного срока и обнаружил там исключительно публику, расположившуюся в нижнем этаже, который занимали только Эдди Сэквилл и Борис. Оба уже были тут и стояли, обмениваясь сумасшедшими взглядами.
– Итак, – бодро вырвалось у меня, – вот и я! Ни к чему не готовый и не могущий сделать ровным счетом ничего.
Судя по тому, что ни один, ни другой не отреагировали на мое ироничное приветствие, я заключил, что мне следовало быстренько переменить тон.
– Это ошибка, – настаивал Борис с упорством фаталиста. – Даже если это и комедия, даже если в шутку – ты не можешь убить полицейского.
– Чепуха! – гнусаво возразил Эдди. – Это – главная сюжетная линия, которая объединяет начало и конец, и копы умрут со смеху, когда это увидят! С чего это ты вдруг решил, Ларри, что можешь разыгрывать из себя спонсора?
Борис, похоже, только тут заметил мое присутствие.
– Это ты придумал такую концовку для скетча, Ларри? – спросил он. – Где убивают лейтенанта полиции?
– Нет, – признался я, – это была задумка Эдди для грандиозного финала.
– Мне не нравится. – Продюсер грустно пожал плечами.
– Зато это смешно! – сказал я, и меня чуть не стошнило оттого, что приходилось признать это перед лицом Эдди.
– Что и остается, – решительно огрызнулся Эдди. – Но где, черт побери, наконец все остальные?
Стоило ему это только сказать, как дверь распахнулась и в репетиционную вошел кто-то еще. Знакомая фигура – стоит раз увидеть, никогда впредь не забудешь, – облаченная в темную шляпу и пальто неопределенного цвета. Перед нами вновь красовалось тощее старое весло.
– Сэквилл, – начало весло зловещим шепотом, – Чарли хочет немедленно получить ответ.
– Но он его уже получил, не так ли? – Лицо Эдди сильно покраснело.
– Чарли сказал, что ты теряешь зря время.
Из глотки Эдди вырвался странный, кудахтающий звук, перешедший в мычание.
– Для начала скажи Чарли, что я его в гробу видал – так же, впрочем, как и тебя!
– Это твое последнее слово?
– Последнее! – завопил Эдди. – А теперь убирайся отсюда к чертовой матери, пока я не позвал полицию!
При этих словах истощенный персонаж легонько пожал плечами и направился к двери. Добравшись до нее, он на секунду остановился и бросил на Сэквилла взгляд через плечо: на лице его было написано живейшее любопытство.
– Еще Чарли просил сказать тебе последнее прости, – прошептал он. – Цветы за ним.
– Дверь осторожно закрылась, не издав ни единого звука. Эдди вытащил из кармана носовой платок и принялся нервно, но аккуратно вытирать им лицо.
– Какой-то чокнутый подонок! – Гнусавые нотки в голосе Эдди прорезались, как никогда, сильно. – Кому, по его мнению, он морочит голову? – Руки Эдди тряслись, когда он засовывал носовой платок обратно в карман.
Вскоре в комнату ввалилась толпа народу, и к Эдди немедленно вернулись его обычные отвратительные ухватки: он принялся вопить на вновь прибывших, что они уже опоздали на полминуты, и что, может быть, они забыли, что среда – это день выхода шоу в эфир, и как им всем понравится, если он к концу месяца также позабудет о дне зарплаты.
Часом позже Эдди благополучно довел до слез Кэйт Данн и Фрайду Ансель, привел Хэлла Уайта в состояние нервного срыва и оставил Нейла +++++ Фуе беззвучно бормотать себе что-то под нос с убийственной яростью.
– Ну ладно, идиоты! – заключил он. – Теперь мы еще разок прогоним весь скетч с самого начала, на этот раз с реквизитом!
Борис обратил ко мне свой по обыкновению печальный взгляд.
– Последние сорок пять лет я всей душой чтил память государя императора. – Его голос дрогнул от избытка чувств. – А ныне, всего за каких-то восемь коротких месяцев, этот человек превратил меня в большевика!
– Не стоит беспокоиться, товарищ, – весело отозвался я. – Теперь революция может разразиться в любой момент – и все благодаря Чарли!