Том 12. Лорд Дройтвич и другие
Шрифт:
— Да, тетечка.
— Никола, — и впрямь сказала Гермиона, когда Мэвис скрылась, — неужели ты думаешь, что я тебя не раскушу?
— Раскусишь, ma cherie? [109] — удивился маркиз.
— Вот именно.
— Я не совсем понимаю, та petite. [110]
— Пожалуйста, я объясню. Неужели ты думаешь, что я думаю, что ты думаешь…
— Что-что?
— Неужели ты думаешь, что я слепая? Я вижу тебя насквозь.
— Никак не пойму,
109
Моя дорогая (франц.).
110
Малышка (франц.).
— Подожди минутку. Ты хочешь женить своего сына на Мэвис.
— Какая чушь!
— А чтобы отвлечь Фредерика, ты притащил эту девицу…
— Мисс Трент.
— Возможно, хотя и спорно. Но дело не в том. Сразу ясно, что это за птица. Носится одна по курортам, знакомится с кем попало…
— Ты сомневаешься, что она — леди?
— Вот именно.
— Ну, знаешь, ma cherie!
— Я тебе не cherie, а миссис Пеглер!
— Какой позор для маркизы де Мофриньез!
— Напротив, достижение. Но не в том дело. Мэвис выйдет за Фредерика, а если ты не оставишь своих козней…
— Козней?
— Никола! Я тебя знаю. Мы прожили вместе несколько лет. Как это я вынесла, в толк не возьму, но так уж случилось. Словом, если ты не оставишь своих козней, я скажу Фредерику, что ты приживала и бездельник, у которого нет ничего, кроме титула.
Маркиз приятно засмеялся.
— Ma cherie, он об этом знает! Я сразу сказал, что я на мели, и он ухом не повел. Вот титул его ошарашил, это да, но я с этим справился. Так что не трудись впустую, побереги силы.
Когда миссис Пеглер удалилась, одарив его убийственным взглядом, маркиз заметил у столика рассыльного из «Сплендида». В руке у него была тарелочка, а на тарелочке лежала телеграмма. Маркиз распечатал ее и прочитал:
«Где черт вас дери дело Киболя впрс».
Скомкав бумажку и бросив под стол, он удивился мелочности начальника. И все ему неймется! Поистине, суета. Однако, вспомнив о своей победе, маркиз оживился, кликнул лакея и заказал виски с содовой.
Осмотрев яхту и вернувшись в отель, Терри постояла на ступеньках, чтобы полюбоваться видом. Он нравился ей и прежде, но теперь песок стал золотистей, море — синее, острова — еще волшебнее. Что поделаешь, любовь обостряет чувства.
Двадцать минут, только двадцать минут назад он сидел за машинкой. Фредди извинился:
— Привет, Джеф! Прости, что мешаем.
— Ничего, ничего.
— Показываю мисс Трент яхту. Мисс Трент, граф д'Эскриньон.
Так это и началось.
Терри пошла в номер. Кейт читала «Нью-Йорк Гералд Трибьюн», умиротворявшую ее тоскующее сердце.
— Ну как, поплавала? — спросила она.
— Да, — отвечала Терри. — И познакомилась с Грегори Пеком. Он граф.
— Еще бы!
— Нет, правда. У него отец маркиз.
Кейт фыркнула. У нее было свое мнение о французских маркизах.
— Очень милый, — сказала Терри и пошла переодеться к ланчу. Повесть свою она немного сократила, скажем — не упомянула о том, что, когда Фредди куда-то позвали, Джеф немедленно ее обнял, и поцеловал, и стал говорить что-то вроде «Je taime» и «Je tadore». [111]
Кейт всего не расскажешь; но кое-что сказать надо.
— Да, кстати, — крикнула она. — Я домой не еду.
111
Я тебя люблю. Я тебя обожаю (франц.).
— Что!
— Не е-ду! Прости, ошиблась. В Ровиле очень хорошо.
Глава VI
Пьер Александр Бюиссонад, комиссар полиции, сидел у себя на Рю Мостель. Он был крупноват, с багровой складчатой шеей (вид сзади) и густыми бровями. Мнения по его поводу разделялись на две школы; одни считали его неправдоподобно учтивым, дельным и надежным, другие — чем-то вроде озверевшей черепахи. К первой школе, заметим, принадлежал только он сам.
Сейчас он беседовал с человеком, который хотел получить право на огнестрельное оружие. К пятой минуте разговора кроткий посетитель по фамилии Флош решительно стал адептом второй школы, поскольку комиссар сообщил ему, что дверь не заперта, а на всяких идиотов времени не напасешься.
— Я же хочу получить разрешение! — напомнил Флош. — Можете вы его дать?
— Нет.
— Почему?
— Потому, — отвечал Пьер Александр четко, как на экзамене.
— Я живу в опасном районе!
— Переезжайте в безопасный.
— Я поздно возвращаюсь. Понимаете, я играю на кларнете.
— Не играйте. Есть другие занятия.
— Какие?
— Здесь не бюро по найму.
— А если на меня нападет апаш?
— Тогда я вам дам разрешение.
— Так он же меня убьет!
— Естественно.
— В жизни не слышал такой чепухи! — сказал кларнетист. Комиссар на него посмотрел.
— Все, — сказал он. — Некогда мне разговаривать. Не нравятся вам законы, сами и меняйте.
— Если бы я мог! Да чихал я на эти…
— Что-о-о? Еще одно слово, и я вас арестую. Нет, какая наглость! Какая низость! Вон отсюда! Да вы анархист! Эй, Пюнэ!
— Да, господин комиссар?
— Вывести.
Несчастный Флош выскользнул сам, терзаясь мрачными мыслями, а комиссар грозно повернулся к подчиненному, который, как все подчиненные таких начальников, выглядел старше своих лет.
— Вот что, Пюнэ, — сказал он. — Вы дурак и остолоп. Сколько раз сказано, всякими мелочами меня не обременять. Разрешение, видите ли! А вы что, маленький? Ладно. Кто там теперь? Жалоба на таксиста? А может, на хозяйку? Или собачка потерялась? Что вы стоите, как идиот?! От-ве-чай-те!