Том 12. Лорд Дройтвич и другие
Шрифт:
Попрощавшись с месье Супэ, который был по-старчески любезен, и с месье Легондю, который его не заметил, маркиз поэлегантней надел шляпу и вышел, вертя тростью. Дождь миновал, сияло солнце. Придя домой, Хрыч ощутил, что у него что-то есть в кармане; то было злосчастное досье. Весело насвистывая, он швырнул его на полку, к носовым платкам, снова надел шляпу и направился на Рю Жакоб, где в скромной однокомнатной квартире жил граф Д'Эскриньон.
Глава III
Своего сына и наследника маркиз видел часто лишь года два-три. Когда отец женился во второй раз, мачеха так не
Добравшись до места, маркиз увидел, что сын его, без пиджака, тарахтит на машинке, древней, как их род.
— Привет, пап, — сказал он. — Садись, только пыль смахни. И молчи минут десять. Я работаю.
Джефферсон д'Эскриньон происходил от брака с Лореттой Энн, единственной дочерью мистера Поттера и его жены Эмилии (Коннектикут). В 20-х годах прелестная американка упорхнула в Париж, поскольку тогда происходило Великое Переселение Народов, и все молодые создания, у которых была хоть какая-то душа, хватали перо или кисть, чтобы отправиться на rive gauche. [96]
Родители разрешили Лоретте Энн присоединиться к этим толпам, и как-то поутру она сидела перед мольбертом в Люксембургском парке, когда туда явился совсем молодой маркиз. По строгим правилам богемы, они тут же познакомились, а через три недели — поженились. В должное время союз их был благословлен потомством. Но не успел юный муж привыкнуть к тому, что лицо может быть так похоже на яйцо всмятку, как ему пришлось узнать, что сына назовут Джефферсоном.
96
Левый берег [Сены] (франц.).
Однако время, великий целитель, сделало свое дело. Дитя обрело человеческий вид, а к имени отец приспособился. Когда сын отвалился от машинки, он сказал почти без отвращения:
— А ты, Жефф, все работаешь.
— Завтра надо сдать.
— Ну, мешать не буду…
— Ничего, я успеваю.
— Как ты вообще?
— Да так. Что-то ем, а главное — жду рассвета.
— Рассвета?
— В прозе это значит: «Надеюсь продать роман».
— Ты его и пишешь?
— Что ты! Это статейка. Роман — там, в Америке. Послал такому Клаттербаку.
— Клаттербак? — прикинул маркиз. — Что ж, можно и Клаттербаку! Я вот знал одного Квокенбуша. Кстати, твой отчим, один из мужей твоей любезной мачехи. Ты что, видел этого Клаттербака?
— Нет, мы не знакомы. У нас есть общий приятель. Месяца два назад он передал роман — и ни ответа, ни привета. Видимо, Клаттербак учится читать. А почему ты здесь в это время дня? Ты же на службе.
— Нет, я не служу. Не надо было туда идти. Это большая ошибка.
— Тебя что, выгнали?
— Ну, что ты! Директор чуть не плакал. Но я был тверд.
— Что же ты будешь делать?
— Думал отдохнуть в Сэн-Роке. Там князь Бламон-Шеври. Кстати, Жефф…
— Сколько? — быстро спросил Джефферсон.
— Тысяч десять.
— А пять нельзя?
— Десять как-то лучше.
— Ладно. Бери.
— Спасибо. А ты не знаешь, часом, кого-нибудь богатого?
— Нет, разве что тебя. Зачем он тебе нужен?
— Да вот, зонтичный клуб…
— Что это?
— Тут дело в человеческой природе. Человек по природе не хочет мокнуть, но по той же природе ему лень захватить зонтик. Основываем клуб. Каждый что-то платит и получает значок или повязку. Его застает дождь. Он входит в ближайшую лавочку и получает зонтик. Дождь кончился — отдаешь в другую лавочку. Просто, казалось бы, а какой доход! Миллионы членов…
— Откуда ты их возьмешь?
— В том-то и суть. Нужен начальный капитал. Ах, если бы ты женился!
Джеф вздохнул.
— Я так этого жду!
— Ты хочешь, чтобы я себя продал?
— Естественно.
— А как у тебя, кстати, с душой?
— С душо-ой?! Да у меня такая душа, прямо девать некуда!
— Я бы не назвал тебя романтиком. Маркиз снисходительно помахал рукой.
— В нашем жестоком мире, Жефф, не до романтики. Голова важнее сердца.
— Ты не всегда так думал.
— Это когда я женился на маме? Ну, знаешь! Я был молод и глуп.
— Вот и я молод и глуп. Маркиз забеспокоился.
— Ты что, влюбился в какую-нибудь нищенку?
— Нет-нет. Я вообще молод и глуп, не в частности. Маркиз с облегчением вздохнул.
— А то я уже испугался. С вами, писателями, глаз да глаз… А вообще, никак не пойму, что плохого в богатой невесте. Что-то в тебе от этих Поттеров… такое, прости, мещанское. Чем плох брак по расчету? Один дает знатность, другой — деньги. Нормальное соглашение. Ах, что с тобой спорить! Упрямый, как мул. Вылитая мать. Как заладила — Жефферсонг, и все тут! Помню, сказал я что-то, а она схватила ведро воды и меня облила. Озеро было, а не комната! Помню, кошка взлетела на шкаф, а хвост у нее — во-от такой. Ты что, не знал? Мокрый хвост значительно больше. Да-да. — И, сообщив это сведение из естественной истории, маркиз удалился.
А Джеф продолжил статью.
Глава IV
Говоря о том, что в Сэн-Роке к концу июля праздник, Джо не ошибалась. Тихий и мирный городок внезапно пробуждался, и все до единого — и жители, и отдыхающие — веселились, как только могли. Кем был святой Рох [97] и за что его канонизировали, не знал почти никто из местных, тем более — из приезжих, но кому это мешает резвиться сутки напролет?
Об этом и думала Кейт, сидя в номере у Джо в отеле «Манифик».
97
святой Рох (1295–1327) — покровитель зачумленных; к нему обращаются за защитой от чумы и прочих эпидемий.
— Ради Бога, закройте окна! — застонала она, когда духовой оркестр грянул марш прямо над ухом.
— Мы задохнемся, — отвечала Терри.
— Лучше задохнуться, чем оглохнуть. Они не утихнут до ночи. Я утром выглянула на улицу, и какой-то корсиканский бандит пустил мне в лицо такую штуку… Тещин язык, что ли.
— Наверное, он очень робкий. Боялся познакомиться. Жаль, что тебе это все не нравится!
— А это может нравиться?
— Я вечно себя корю, что вытащила тебя.
— Теперь поздно об этом думать.