Том 17. Джимми Питт и другие
Шрифт:
Собравшиеся одобрительно забормотали.
— «Да что слова, — сказал Телль. — От них не станет легче».
— Неплохо, — шепнул Иост Вайлер. — Красиво он излагает, Телль.
— «Но к подвигам пускай ведут слова», — сказал я.
— Изящно, — одобрил Иост Вайлер, — очень элегантно. И что?
— А Телль на это и ляпни: «Терпеть, молчать — весь подвиг ныне в этом».
— «Но
— «Да, — сказал Телль, — кто любит мир, того оставят в мире. Как только наместник поймет, что мы от его притеснений не бунтуем, он устанет нас притеснять».
— А вы что ему ответили? — спросил кузнец Ульрих.
— Что плохо он знает наместника, если на это надеется, «мы многого добьемся сообща, — сказал я. — Сплотившись, даже слабые могучи».
— «Тот, кто силен, — сказал Телль, — всего сильней один».
— «Что ж, родине на вас надежды нет, — сказал я, — когда придет нужда в самозащите?»
— «Нет, почему же, — сказал он. — Я с вами. Только я не гожусь в заговорщики или в советчики и все такое. В делах я себя проявляю лучше. Так что не зовите меня на собрания, не просите выступать и прочее; а вот если понадобится что-то сделать, тут я и подключусь, ладно? Черкните мне, как понадоблюсь — можно открытку, — и Вильгельм Телль не станет прятаться за чужими спинами. Нет, господа». С этими словами он нас выпроводил.
— Ну что ж, — подытожил Иост Вайлер, — небезнадежно. Нам остается только устроить заговор. Давайте приступим.
— Давайте! — закричали все.
Кузнец Ульрих постучал по столу, требуя тишины.
— Господа, — сказал он, — наш друг Клаус Флюе прочтет доклад на тему «Наместники: их слабые места, и как с ними бороться». Прошу тишины, господа. А ты, Клаус, старина, говори погромче и не тяни.
И горожане без дальнейших проволочек начали серьезно заговариваться.
ГЛАВА V
Несколько дней спустя Гедвига пилила Телля за любовь к авантюрам. Он чинил топор на пороге дома. Гедвига, как обычно, стирала. Вальтер и Вильям неподалеку играли детским самострелом.
— Отец, — сказал Вальтер.
— Да, сынок?
— У меня тетива крякнулась («крякнулась» — так швейцарские мальчишки говорят вместо «порвалась»).
— Чини, сынок, — сказал Телль. — Стрелку неоткуда ждать помощи.
— По-моему, — заявила Гедвига, выскочив за дверь, — мальчику в его возрасте вообще незачем стрелять. Мне это не нравится.
— Не начать сызмала — не стать мастером. Помню, когда я был мальчишкой…
— По-моему, — перебила Гедвига, — когда ребенок хочет только стрелять, это не дело. Ему бы дома посидеть, матери помочь. А тебе не вредно подать пример.
— Ну, знаешь ли, — сказал Телль, — я не домосед от природы. В пастухи меня калачом не заманишь. Я бы не знал, куда повернуться. Нет, у каждого свое дело, вот охота — по моей части. Охотиться я как раз умею.
— Гадкое и вредное занятие, — отпарировала Гедвига. — Не нравится мне слушать, как ты заблудился в пустынных ледниках или прыгал по всяким утесам. Когда-нибудь, попомни мои слова, оступишься и упадешь в пропасть, или под лавиной окажешься, или пойдешь по льду, а он возьмет да треснет. На все лады можно убиться.
— Кто соображает да смотрит в оба глаза, — самодовольно произнес Телль, — не убьется. Природным горцам горы не страшны, а я дитя гор.
— Дитя, уж точно! — отбрила Гедвига. — Что пользы с тобой спорить!
— Никакой, — согласился Телль, — мне пора в город. У меня назначена встреча с твоим папенькой и еще кое с кем.
(Забыл сказать: Гедвига была дочерью Вальтера Фюрста.)
— Та-ак, чего вы с папой затеваете? — поинтересовалась Гедвига. — Какую-то заварушку, я знаю. Поняла еще, когда папа привел сюда Вернера Штауффахера и того, другого, а ты не позволил мне слушать. Что там еще? Опасные выдумки, не иначе.
— Ну как тебе пришло в голову? — рассмеялся Телль. — Опасные выдумки! Что опасного станем мы с тестем выдумывать?
— Знаю! — сказала Гедвига. — Меня не обманешь! Зреет заговор против наместника, и ты туда же.
— Как не помочь родной стране!
— И тебя, конечно, поставят куда поопасней. Я их знаю. Не ходи. Пошли Вальтера с запиской, мол, сожалею, только сейчас вспомнил, обещал быть в другом месте, не могу принять ваше любезное приглашение.
— Нет, надо идти.
— Еще одно, — настаивала Гедвига. — Геслер сейчас в городе.
— Сегодня уезжает.
— Вот и подожди, пока уедет. Не стоит с ним встречаться. Он затаил на тебя злобу.
— Да что мне до его злобы! Я в своем праве, кого мне бояться?
— Кто в своем праве, — заметила Гедвига, — тот ему больше всех и ненавистен. Ты же знаешь, он тебя никогда не простит за разговор тогда, в ущелье. Не ходи сегодня в город. Найди себе занятие. Ступай на охоту, раз так.
— Нет, я дал слово, — ответил Телль, — и должен идти. Поторапливайся, Вальтер.
— А несчастного ребенка чего за собой тянешь? Иди сюда, Вальтер, сию минуту!
— Я хочу с отцом, — захныкал Вальтер, потому что специально копил карманные деньги для города, с тех пор как отец обещал его взять с собой.
— Да отпусти ты мальца, — сказал Телль. — Вильгельм при тебе останется. Правда, Вилли?
— Да, отец, — согласился Вильгельм.
— Ну, попомни мои слова, — заявила Гедвига, — как бы чего плохого не случилось.
— Вот еще, — сказал Телль. — Что может случиться?
И, не задерживаясь, они с Вальтером направились к городу.