Том 2. Два брата. Василий Иванович
Шрифт:
По счастью, в эту минуту вошла Марья Степановна, обняла сына и позвала пить чай. Самовар уж на столе. После чаю надо укладываться! И то она проспала.
— А тебе, Вася, белье Леночка передаст. Смотри, не растеряй опять! — улыбнулась Марья Степановна. — Да ходи чаще к Коле обедать. Ты, говорят, бог знает какую дрянь ешь. В кухмистерских в ваших и не разберешь, что дают. Я думаю, всякую мерзость. Коля и то в претензии, что ты редко у него бываешь!..
— Некогда, мама! А ем я хорошо — не думайте. Есть студенты, так те и совсем почти голодают, а я слава богу!
— Уж в деревне мы тебя откормим!
—
— После экзаменов приеду. Мне хочется в деревню. Там славно!
После чаю Вася стал усердно помогать укладываться. Ему был поручен отцовский чемодан. Старик похаживал взад и вперед по номеру, посматривая, как Вася хлопотал об укладке. Отец больше не заговаривал с Васей о щекотливых вопросах. Он только несколько раз ласково потрепал Васю по спине и раза два крепко обнял его, заглядывая нежно в глаза, и советовал беречься и не простужаться.
— Того и гляди заболеешь. Видно, Чумаков твой мало тебя ругает! — усмехнулся Иван Андреевич.
— Довольно-таки! А насчет здоровья не беспокойся. Непорожнев осматривал меня и сказал, что ничего особенного нет. В деревне окрепну. Понравился тебе Чумаков, папа?
— Очень.
— И ты ему понравился. Он хороший, Чумаков, честный такой! Я было хотел, папа, просить тебя позволить ему летом в деревню к нам приехать.
— Привози… очень рад буду.
— Ему, видишь ли, хочется поработать, знаешь ли, как простому рабочему… Выучиться…
— Он тоже Микула Селянинович… твой Чумаков? — улыбнулся Вязников.
Он заходил снова по комнате и, смеясь, спросил:
— А где это ты обязанности няньки исполняешь, Вася? Вчера, как я был у тебя, так ваша кухарка рассказывала.
— Знакомые одни живут… Так иногда просят присмотреть… Мы и присматриваем!
— Эх, вы, молодежь, молодежь! — задушевно проговорил старик. — Славные вы ребята, только… только…
Он взглянул и не досказал своей мысли.
В одиннадцатом часу приехали молодые. Пошли, конечно, расспросы, что значит внезапный отъезд. Рассказ отца произвел на Николая сильное впечатление, хотя и не удивил его. Ему было жаль старика. Безвыездно жить в деревне, по его мнению, было очень скверно. Вся эта история казалась ему очень глупой и нелепой. Она ему представлялась более всего именно с этой стороны. По обыкновению, он разразился горячей речью и, увлекаемый собственными словами, разгорячился и не без остроумия осмеял и Каратаева, и губернатора, и дураков гласных. Слова его звучали насмешкой, но в ней проскальзывала нотка, которая неприятно поразила чуткое ухо Васи. Ему показалось, что брат как будто слишком равнодушно, в сущности, относится к поступку отца. Насмешливый, полупрезрительный тон, каким он говорил обо всей этой истории, косвенно скользил и по отцу. В тоне брата Вася инстинктивно чувствовал какой-то нездоровый нехороший скептицизм. Эти нотки Вася слышал не в первый раз, и они его глубоко оскорбляли.
— Надо непременно как-нибудь рассказать это в печати, — сказал Николай.
Иван Андреевич улыбнулся.
— Уж ты и увлекся! Пойдем-ка, брат, позавтракаем!
Николаю было даже несколько досадно, что отец, по-видимому, так спокойно отнесся к истории и что все это произошло так просто. Воображение его уж быстро нарисовало ему тот же подвиг, но при блестящей обстановке, с помпой. Тогда было
«Идеалист, однако, отец! Кажется, понимает бесплодность своих записок, а все еще пишет!» — пронеслось у него в голове, но он почему-то не решился высказать этой мысли…
Но, прощаясь на вокзале, Николай все-таки сказал отцу, отводя его в сторону:
— Ты, папа, голубчик, будь осторожнее. Из-за пустяков не стоит ведь рисковать. Не правда ли?
Старика что-то кольнуло. Но он ни слова не ответил, тем более что пробил второй звонок, и кондуктор просил скорее садиться в вагон. Вася снова обнял отца, и старик на ходу успел шепнуть ему еще раз:
— Смотри же, голубчик… Береги себя… береги… вообще… не торопись! Пожалей нас!
— Прощай, Леночка! Прощайте, милые! — говорила Марья Степановна, целуясь со всеми.
— Васю-то берегите! — крикнула она из вагона.
Она поманила Васю рукой. Он подошел к закрытому окну. Мать торопливым крестом осенила его из окна, и поезд тронулся.
Иван Андреевич был дорогой не в духе. Совет Николая об осторожности не понравился старику.
«Из-за пустяков! — мысленно повторял он слова Николая. — Что же, по его мнению, не пустяки?.. Тогда все на свете пустяки!»
Он, быть может, не так понял Колю? Не мог же его славный любимец Коля считать пустяком долг каждого порядочного человека!.. Наверное, он его не так понял!
Отъезд Вязниковых, как можно было предвидеть, не возбудил особенного внимания. Мало ли уезжает из Петербурга лиц в разные места, и об этом — и то не всегда — знают только близкие лица. Газеты, сообщающие подробности иногда даже о самых незначительных происшествиях и отмечающие приезды и отъезды особ первых четырех классов, не известили, однако, о выезде Вязникова, хотя слухи об его записке и случае в земском собрании и последствиях уже проникли в редакции и служили предметом разговоров в некоторых кружках. Вследствие этих обстоятельств госпожа Смирнова тотчас же написала прелюбезную записку Николаю и просила его непременно быть у них в четверг. Ей так хотелось, чтобы у нее в гостиной были рассказаны все подробности из верного источника. Это бы оживило журфикс. Однако Николай не приехал, так что Смирнова, обещавшая было гостям самые верные известия об incident [2] Вязникова, принуждена была, к досаде своей, предложить своим гостям выслушать рассказ из менее точных источников.
2
случае (фр.).
Все-таки этот incident дал случай г. Присухину сказать приличную речь, и на этот раз без перерыва со стороны нескромного литератора, так как он был занят оживленной беседой на другом конце чайного стола насчет своих собственных статей.
— Я думала, что молодой Вязников сегодня будет! — заметила за ужином Надежда Петровна, словно бы извиняясь перед гостями, что его нет.
— Недавно его свадьба была, мама! — проговорила Нина Сергеевна.
— А! Вот почему он не приехал! А я и не знала… На ком он женился?