Том 2. Два брата. Василий Иванович
Шрифт:
— Отлично, отлично, Коля! Слишком даже хорошо! — говорила она, оглядывая хорошенький уголок с мягкой мебелью, цветами и изящным письменным столом. — Но только зачем мне эта роскошь?
— Уж не разделяешь ли ты Васиных вкусов к студенческой обстановке? — засмеялся Николай. — Ну, так я в тебе разовью более изящные вкусы, Леночка! — прибавил он и в доказательство, что разовьет, обнял ее и поцеловал так нежно, что Леночка окончательно осталась довольна своим уютным уголком.
— А дорого ты за все заплатил, Коля? — спросила Марья Степановна, показываясь в дверях.
В голосе ее послышалась некоторая тревога.
— Нет, мама. Все обошлось в тысячу двести рублей.
— Однако, голубчик, недешево! — вздохнула Марья Степановна. — Ты как думаешь, Леночка?
Леночка вполне сочувствовала матери, но ответила с дипломатической тонкостью:
— Вещей, мама, много. И наконец обстановка делается раз.
Недешево!
— Что ты, мама! Даром вещей не отдают!
— А ты бы не торопился! Ты, Коля, любишь мотать деньги. Ну, да теперь Леночка тебя попридержит. Женишься — переменишься!.. Ты не сердись, голубчик, что я это говорю.
И Марья Степановна, как бы в извинение, прибавила:
— Мы бы и рады были тебе помочь лучше устроиться, но дела наши, Коля, неважные. Доходы плохие.
— Что ты, мама! Я и так ваш должник.
— Я не к тому, милый. Выдумал — должник! Считаться, что ли, вздумал! Экий ты самолюбивый мальчик. Сейчас и загорелся! — улыбнулась Марья Степановна, обнимая сына. — Я по дружбе тебе говорю. Ты ведь считать деньги не любишь, а считать их надо. Ведь мы, родной, и хотели бы, да… руки коротки! — грустно улыбнулась Марья Степановна.
— Полно, полно! Я, слава богу, и сам на ногах. Подожди, и с тобой поделюсь!
На другой же день после свадьбы Николай, отдавая жене двести рублей, проговорил:
— Вот, Лена, хозяйственная касса. Остатки от двух тысяч. Немного, а? Но ты не беспокойся! Скоро получим из редакции! Теперь ты покажи свое искусство хозяйничать, мудрец экономии, но, смотри, не очень тесни меня котлетами.
Николай засмеялся, подошел к Леночке и, целуя ее оголенную шею, проговорил:
— И какая же ты хорошенькая женщина в капоте и чепчике, Леночка! Тебе идет чепчик. Так ты гораздо лучше, чем в своем коричневом мундире, в котором бегаешь на лекции!
— Ты глупости говоришь, Коля! — проронила Леночка, вспыхивая от замечания мужа.
— Так не будешь обижать меня котлетками?
— Не бойся, не буду обижать! Ты только говори мне, что не любишь.
— И ты сердиться не станешь?
— Я? Сердиться?
Она порывисто прижалась к нему и заглянула в его лицо, веселая, радостная, свежая. Она была так счастлива в этот день в своем гнезде, которое свил ей Николай, она в эту минуту так светло глядела в глаза будущему, веря в себя, переполненная благоговейной любовью к Николаю, она так была счастлива мыслью, что теперь они будут вместе с Николаем, что она, не стесняясь, может назвать его своим мужем, другом и любовником — она что-нибудь да значит для него, — что ей казалось, будто она не заслуживает такого счастья. Тихие, радостные слезы блеснули в ее глазах, и она проговорила задушевным шепотом:
— Если бы ты только знал, как я тебя люблю и как я счастлива!
С свойственной ей энергией, она вся отдалась заботам о любимом человеке. И с каким чисто женским уменьем она находила время и хозяйничать, и аккуратно посещать лекции, и бегать на Васильевский остров давать уроки. Все это она, по обыкновению, делала весело, словно бы шутя, никогда не жалуясь на усталость, с скромностью человека, никогда не занимающегося самим собой, гордясь попечениями о любимом человеке. Он не должен знать домашних забот. Это не его дело. Она так убеждена была в превосходстве Николая, что удивилась бы искренно, если бы ей сказали, что Николай не стоит ее мизинца. Каждое одобрение его радовало ее; насмешка его или порицание огорчали ее. Она волновалась, когда он был не в духе. Эгоизм самолюбивой тщеславной натуры Николая, скрывавшийся под привлекательной, изящной оболочкой, она принимала за раздражительность неоцененного таланта и, слишком любящая, не замечала в его отношениях снисходительно-покровительственной нотки человека, позволяющего любить себя и преклоняться перед собой.
А Николай был действительно в ее глазах божком. Избалованный, он принимал поклонение, как нечто должное, и втайне думал, что, женившись на Леночке, он некоторым образом приносил себя в жертву — и не такая скромная женщина достойна была связать с ним судьбу! — и что она должна быть счастлива, сделавшись его женой.
Прошло несколько месяцев, и он стал скучать. Он, конечно, уверял и себя и Леночку, что любит ее, но по вечерам убегал из дому, если к ним не приходили гости. С женой сидеть вдвоем было скучно. Очень простая она женщина, эта Леночка, и не представляла ему интереса. Ее требования от жизни были очень уж скромные, и она, думал он, не могла вполне оценить его и быть ему товарищем. Он бывал доволен, когда приходил Вася и приносил с собою какую-нибудь книгу. Пусть просвещаются
Как все мелкие самолюбивые душонки, он нередко вымещал на преданном существе свои кажущиеся неудачи и с небрежностью эгоистической натуры не замечал, сколько горя и обид он наносил Леночке. Обыкновенно он первый после сцен просил извинения, уверенный, что достаточно его ласки, нежного слова и все должно, быть забыто. Ведь она его так любит!.. И она забывала обиды. Он так горячо целовал ее, а в любящем сердце так много места для оправдания!
Его грызло дьявольское самолюбие. Его литературные труды не обращают на себя никакого внимания. Его адвокатская деятельность, несмотря на несколько блестящих речей, не сделала ему имени. Он тщательно старался скрыть свои претензии непризнанного таланта, но зато доставалось Леночке. Полосами он сильно работал, много читал и работал над статьями, но они были заурядны, особенным талантом или оригинальностью взглядов не блистали; ему говорили, что он может быть небесполезным работником, и это его бесило. Мало ли небесполезных работников!.. Он воображает себя талантом, мечтает об известности, о славе, а ему говорят: небесполезный работник!.. Неужели так пройдет вся жизнь в борьбе за кусок хлеба? Деятельность скромного работника разве могла удовлетворить такую самолюбивую, тщеславную натуру? Успеха, блеска, известности, — вот о чем он мечтал постоянно, вот что неустанно точило его, подымая по временам со дна души зависть, желчь и озлобление. Он добьется успеха, если не в литературе, то на адвокатском поприще. Он иногда мечтал о нем с какою-то болезненной страстностью помешанного и думал, что судьба к нему несправедлива. Вдобавок дела его были плохи. Он делал долги, рассчитывая, что все должно вдруг перемениться, и в один прекрасный день у него явятся и слава и деньги. Слава без средств в его глазах была полуслава. А пока надо было ходить ежедневно в редакцию делать черную работу, писать наскоро передовые статьи и изредка произносить в суде речи по каким-нибудь делам, не обращающим внимания публики!.. Ослепленная страстью, Леночка верила в звезду своего избранника. Она верила в его большой талант, в его силы, преувеличивая их размеры в своей любящей душе. Несчастные эти женщины, которым выпадает на долю связать свою судьбу с непризнанными гениями!.. Она ухаживала за ним с преданностью няньки и благоговением низшего существа. Он должен был творить в своем кабинете, а она должна была заботиться, чтобы ничто его не волновало, чтобы в тиши кабинета он был вдали от дрязг обыденной жизни. На ее скромную долю — черная работа домашней жизни; на его — высокие наслаждения талантливой натуры. Он даже и не замечал всей деликатной нежности Леночкиных забот; не замечала и она этого невнимания, забывая о себе ради любимого человека.
Николай еще спит, поздно вернувшись домой, а Леночка уже давно на ногах и повторяет тетрадки. В десятом часу она с кухаркой идет на рынок: надо ухитриться сделать на маленькие средства обед, который бы понравился Коле. У него, у бедного, катар желудка, ему нельзя есть то, что может с удовольствием есть она. Надо купить для него вырезку или рябчик. Он любит рябчики. И к кофе надо свежего масла, самого свежего. У него такой нежный вкус, он не может переносить ни малейшей горечи в масле. Она возвращается домой, и ей жалко будить мужа. Пусть он поспит еще, а она подождет. Однако пора, — надо будить. Они пьют вместе кофе. Николай читает газеты и рассказывает, где вчера был (иногда, впрочем, не вполне достоверно). Ей пора бежать на лекции. Она обнимает его, звонко целует и, веселая, радостная, уходит.
«Счастливая эта Леночка! — снисходительно думает Николай: — как мало ей нужно от жизни!» Он направляется в кабинет, рассчитывая сесть за работу. Он ходит по комнате, обдумывая передовую статью. Незаметно мысли его принимают другое направление. Он начинает фантазировать. Мечты его уносят далеко от действительности. Он успел уже написать замечательную книгу, обратившую на себя внимание. О нем говорят. Книга читается нарасхват. Он получил за нее хорошие деньги и уплатил все долги. Лучший журнал предлагает ему постоянное сотрудничество. Он получает письма со всех сторон. Его портрет помещен в «Иллюстрации» * . Он пользуется популярностью. Книга его необыкновенно талантлива. В ней высказаны оригинальные и честные идеи. Успех его ободряет. Он еще больше работает и уже не стеснен заботами о насущном куске хлеба. Он пишет не спеша, когда хочет. Ему вдруг приходит в голову, что он должен попробовать написать беллетристическую вещь. Он уже написал несколько вещей, но никому их не показывал. Он недоволен ими… В голове его неясными чертами носится содержание повести, но главное не в содержании — это после, — главное в том, что она имеет громадный успех.