Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф
Шрифт:
— Это непедагогично… — неуверенно пролепетала мама.
Одним словом, хотя автору и очень хотелось написать в первомайский номер солнечный, лирический рассказ, где бы большой, красивый отец, посадив на спину своего малютку, шел на Красную площадь смотреть первомайский парад, но, к сожалению, не получилось.
1947
II
Летят! *
Бывший
— Летят, — прошептал он, — летят, негодяи! Как пить дать летят! Лопни мои глаза!
Впрочем, глаза не лопнули и пить никому не пришлось давать. Наоборот, самому захотелось пить. От бешенства!
Высоко в небе, огибая верхушку Сухаревой башни, жужжащими мухами ползли аэропланы — семь штук.
— У-у, подлые! Летят и в ус себе не дуют. Одно слово — чудеса техники. Дожили, значит, до того, что коммунисты над головой лазают.
— А может, не наши, а? — спросила сердобольная торговка, обвешивая зазевавшегося покупателя.
— Не наши… Не наши… — передразнил Иван Иванович. — Чего зря треплешься! Звезды на крыльях, чай, видишь?
— Ви-жу.
— Ну и ладно. Коммунистические, значит, и есть. Птички.
— Вот они тебе, эти птички, такое на лысине снесут яичко, что мать родную позабудешь, — весело подмигнул проходящий мимо красноармеец.
Иван Иванович даже посинел от злости. Однако смолчал. Он знал, что на скандал нарываться не стоит.
— Так-с, — говорил Иван Иванович жене своей за обедом. — Иду это я по Сухаревке, а они летят. Семь штук. Коммунистические все. Со звездами. Вот тебе и нэп! И где только закон такой есть, чтобы коммунистам позволялось, извините за выражение, по воздуху летать? А!
— А это, папаша, красные летчики. Академия Воздушного флота. Учебные полеты совершают, — сказал сын Коля.
— Молчи, дурак! Тебя не спросили. Академия Воздушного флота! И кто это тебя только словам таким выучил, негодяя? Чтоб у меня не сметь произносить за столом такое…
Наступила пауза.
— Н-да… История с географией, можно сказать. Ведь вот сплошное мужичье, рабочие, пролетариат, а летят, негодяи! Хоть на свете не живи: куда ни посмотришь — коммунист. Только и было удовольствия, что на солнышко посмотреть, — там-то уж наверное коммуниста не увидишь. А теперь — на, выкуси. Фу-ты, дьявол!
Ночью Ивана Ивановича мучил кошмар.
Снились ему аэропланы — семь штук. И каждый с Сухареву башню величиной. И на крыльях звезды. А в аэропланах — коммунисты. Подмигивают эти коммунисты на Ивана Ивановича и говорят хором:
— Эй, купец! А мы всё сверху видим! Берегись! Лови!
И бросили на Ивана Ивановича яичко вроде пасхального,
В холодном поту Иван Иванович проснулся.
В небе жужжали аэропланы.
1923
Кино-Митька *
Митька — папиросник.
Однако это не мешает Митьке вести шумную великосветскую жизнь, полную захватывающих интриг, запутанных авантюр и жгучего шика.
Уж такой человек Митька!
Ничего не поделаешь!
Вечером Митьку можно видеть на третьих местах дешевого кинематографа.
Митька возбужден. Глаза у него горят. Он топает ногами и кричит:
— Пора! Даешь Мабузу! Даешь Чарли Чаплина!
Кино — это академия, где Митька учится красивой жизни.
Днем Митька торгует папиросами у почтамта.
Лицо у него напряженное и крайне озабоченное. У него масса дел: во-первых, не выпускать из виду милиционера, во-вторых, не пропустить покупателя, в-третьих, ухитриться свистнуть у зазевавшейся бабы булку и в-четвертых — квалифицировать прохожих.
Это самое главное.
В глазах Митьки — прохожие делятся на Мабуз, Чарли Чаплинов, Билли, Мери Пикфорд, Конрадов Вейтов, Коллигари, Мозжухиных, сыщиков, миллионеров, преступников и авантюристов.
Вот из вагона трамвая выскочил изящный молодой человек в широком пальто, кепи, в полосатом шарфе, с трубочкой. Несомненно, этот человек принадлежит к разряду сыщиков — Гарри Пилей.
Митька не сомневается в этом. Для Митьки ясно как ирис, что молодой человек преследует важного государственного преступника. У него нет времени купить у Митьки спичек.
Сыщик перебегает улицу. Ага! Он догоняет человека, который садится в экипаж. Попался, голубчик! Митька бросается к месту происшествия, рискуя попасть под автомобиль, и останавливается около сыщика и преступника.
— Послушайте, Сарказов, — взволнованно говорит Гарри Пиль, — два вагона муравьиных яиц франко Петроград… Накладная в кармане, я только что звонил в трест… Сорок процентов — и ни копейки меньше.
Но у Митьки нет времени дослушать до конца. Его внимание отвлечено другим.
Мимо почтамта быстро-быстро бежит золотоволосая девушка, прижимая к груди вагон книг.
Конечно, это Мери Пикфорд, только что выгнанная из дома своего злостного дяди. Бедняжка! Ее так жаль!
Митька не сомневается, что она сейчас сядет на тротуар и заплачет. Митька уже готов подбежать к ней и подарить самую лучшую папиросу, но в этот миг возле Мери Пикфорд вырастает великолепный экземпляр Конрада Вейта.