Том 2. Повести и рассказы 1848-1852

Достоевский Федор Михайлович

Неточка Незванова

Впервые опубликовано в журнале «Отечественные записки» (1849, № 1, 2 с подписью: Ф. Достоевский и № 5 без подписи).

7 октября 1846 г. Достоевский известил старшего брата о намерении уехать в январе следующего года в Италию и там «на досуге, на свободе» писать роман «для себя». «И сюжет [и пролог] и мысль у меня в голове», — сообщал он.

Начата работа над «Неточкой Незвановой» была в декабре того же года, «…пишу день и ночь <…> Пишу я со рвением», — сообщал 17 декабря Достоевский брату. «Это будет исповедь, как Голядкин, хотя в другом тоне и роде» (январь — февраль 1847). Однако, хотя писатель намеревался к 5 января 1847 г. доставить в «Современник» или в «Отечественные

записки» первую из трех частей романа, чтобы весь его завершить осенью, работа затянулась, и печатанье романа началось в журнале А. А. Краевского лишь в начале 1849 г.

Тем не менее к середине 1848 г. была, по-видимому, не только задумана, но и написана часть ранней редакции романа. П. П. Семенов-Тян-Шанский рассказывает в «Мемуарах», что на собраниях у М. В. Петрашевского Достоевский «читал отрывки из своих повестей „Бедные люди“ и „Неточка Незванова“. [106] Это могло происходить скорее всего до ноября 1848 г.: с этого времени Достоевский уже не посещал собраний у Петрашевского, став членом кружка С. Ф. Дурова.

106

Семенов-Тян-Шанский П. П.Мемуары. Пг., 1917. Т. 1. Детство и юность (1827–1855 гг.). С. 197.

Другой петрашевец И. М. Дебу также вспоминал, что на вечерах у Петрашевского Достоевский рассказывал «Неточку Незванову» гораздо полнее, чем была она напечатана.

О ранней редакции романа, где повествование велось от лица автора, а не героини, можно судить по сохранившемуся отрывку рукописи. Из него видно, что значительную роль в ней играл образ мечтателя Оврова. Именно он, а не Неточка должен был обнаружить письмо неизвестного к Александре Михайловне. Овров прочел в строках письма близкую и понятную ему повесть о братстве двух сердец, союз которых «был бы прекрасен», внушая светлые надежды «целому миру». В окончательном тексте роман обрывается на первой краткой встрече Неточки с Овровым — помощником в делах Петра Александровича.

В автографе иначе раскрывался и образ той, кому адресовано было письмо неизвестного мечтателя. Она более настойчиво, чем в журнальном варианте, сближается с грешницей, приведенной к Христу книжниками и фарисеями и отпущенной им без осуждения (см.: Евангелие от Иоанна. Гл. 8. Ст. 1–7). На память о пережитом у героини остается гравюра с картины широко известного в 1840-х годах французского художника Эмилия Синьоля «Блудница» («La femme adult`ere», 1840) с надписью — евангельской цитатой (слова Христа) на латинском языке «Кто из вас без греха, первым брось на нее камень».

В журнальной редакции повествование ведется уже от лица героини, и роман имеет подзаголовок «История одной женщины», раскрывающий его основную тему. Каждая из трех дошедших до нас частей не только звено в композиции целого, но и внутренне законченная новелла с особым сюжетом, особой завязкой, кульминацией и развязкой.

Из задуманных шести частей «Неточки Незвановой» написано было только три: «Детство» (гл. I–III), «Новая жизнь» (гл. IV–V) и «Тайна» (гл. VI–VII). Роман остался незавершенным, так как 23 апреля 1849 г. Достоевский был арестован за участие в собраниях петрашевцев. Третья часть романа появилась в майской книжке «Отечественных записок» без подписи уже в то время, когда писатель находился в Петропавловской крепости.

После каторги Достоевский отказался от мысли закончить «Неточку Незванову», переработав начало романа (имевшего в журнальной редакции подзаголовок «История одной женщины») в повесть о детстве и отрочестве героини. Поэтому отпало деление на части, а нумерация глав стала сплошной. При переделке написанного автору пришлось пожертвовать некоторыми эпизодами: так, он исключил из числа действующих лиц другого воспитанника князя, бедного мальчика-сироту Лареньку, с которым подружилась Неточка и которого она

в своих записках характеризует как второго «будущего героя» повествования: «В одну из таких прогулок я зашла в комнату, где стояло очень много цветов, у окна устроена была целая беседка из самых редких растений. Я любила эту комнату и останавливалась в изумлении перед деревьями, на которых были такие чудные, красивые листья, иные чуть ли не в аршин длиною. Вдруг я услышала за деревьями шорох. Пробравшись дальше, я увидела в амбразуре окна, в уголку, прятавшееся от меня существо, перепуганное и чуть не закричавшее, когда я подошла к нему. Это был мальчик лет одиннадцати, бледный, худенький, рыженький, который присел на корточки и дрожал всеми членами. Увидев меня, он немного ободрился, привстал, но все-таки смотрел на меня с каким-то недоверчивым удивлением. Испуг его всё еще продолжался.

— Кто вы такой? — спросила я, подходя к нему ближе.

— Я несчастный мальчик, — отвечал мой маленький незнакомец, показывая очевидное желание заплакать.

— А как вас зовут?

— Ларенькой.

Мальчик замолчал; чтоб ободрить его еще более и познакомиться с ним покороче, я придвинулась к нему ближе и поцеловала его. Мне показалось, что так непременно нужно начинать всякое знакомство. После того мы несколько времени смотрели друг на друга молча, ожидая, что будет далее.

— Уйдите, пожалуйста, — сказал наконец мальчик, — а то меня сыщут.

Я было и ушла, но с двух шагов воротилась с известием, что уж мы отобедали и что если он не обедал, так ему больше не дадут кушать.

— А мне хочется есть, — сказал мальчик.

— Так отчего же вы нейдете наверх?

— Да я еще утром заблудился. Фальстафка отнял у меня крендель; я побежал за ним посмотреть, не бросит ли он его куда-нибудь, чтоб потом поднять, но он съел его в этой комнате, там, в углу. А после того я испугался, когда кто-то вошел, и спрятался сюда.

— А как придет ночь, как же вы будете?

— Я уж думал и плакал об этом. Я сниму курточку и положу вместо подушки. А панталон не буду снимать, потому что здесь холодно; только очень боюсь, что запачкаюсь. Но уж нечего делать; я так здесь и буду ночевать.

— Кто же вам будет кушать давать?

— Да я как-нибудь… не буду есть, — сказал мальчик, и по худым щекам его покатилась слезинка. Я схватила его за руку и потащила за собой. Он не хотел идти, но я так решительно сказала, что надобно, что бедняжка не посмел ослушаться.

— Ну, вот он! — закричала девушка, когда я привела его наверх. — Где это вы пропадали? Ступайте кушать, суп простыл.

Но мальчик не разобрал, что ему говорили, сам побежал в угол и стал на колени, будто наказанный; потом, сложив свои маленькие руки, с умоляющим видом и захныкав, начал просить прощения.

— Pauvre enfant! (Бедное дитя!) — сказала наша француженка, выводя его из угла и утирая ему слезы. Эта старушка была предобрая женщина.

Мальчик, будущий герой моего рассказа, был, тоже как и я, сиротка, сын одного бедного чиновника, которого князь знал за хорошего человека. Когда родители его умерли, князь выхлопотал ему место в одной школе; но он был такой убитый, такой слабый здоровьем, так боялся всего, что и порешили весьма благоразумно оставить его на некоторое время в доме. Князь очень о нем заботился и поручил мадам Леотар как-нибудь ободрить и развеселить его. Но мальчик приводил в отчаяние свою воспитательницу и с каждым днем становился чуднее и жальче. Его комната была очень отдалена от моей: вот почему я до сих пор не видала его. А главное, сам князь запретил до времени нас знакомить, боясь, чтоб унылый характер Лари не подействовал на меня мрачным образом, затем что я всё еще не оправилась от болезни, а между тем уже выказала свою болезненную впечатлительность. Теперь, когда мы сошлись так нечаянно, нас уже разлучить не могли, и знакомство осталось за нами. Ему не мешали. Это знакомство оставило на меня болезненное впечатление, потому что слишком сильно подействовало на мое сознание и развитие.