Том 2. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

Полночь

Каждый день я умираю, каждый день рождаюсь вновь. Утром с Солнцем в мир вступаю, ночью праздную любовь. Ненасытно сердце хочет каждый день иной мечты, Каждой ночью смотрят звезды с невозбранной высоты. Опьяненное пространством. Солнце каждый день горит, С неизменным постоянством Полночь сердцу говорит. Слышу, слышу волны звона, то двенадцать бьет часов, С голубого небосклона льются хоры голосов, – Возрастающих в безгласьи, ясно внятных для души, Гул растений ароматных, расцветающих в глуши. Море времени и мысли бьется в бездне голубой, О пределы понимании ударяется прибои. И душе, для снов открытой, сладко знать, что берега Принимают от созвездий и от Моря жемчуга. Миг еще, и тьма закроет в Вечность глянувшую дверь, И сознанье успокоит. Клад получен Спи теперь. Ты – вневременное видел. Вновь во времени умри. И

на завтра встань венчанный в первозданности Зари.

Безгласная поэма

Каждый цветок есть изваянный стих, В каждом растении – сага. В них очертания мыслей моих, Слез освежительных влага. Стоит мне только подумать о чем, Мысли в пространство стремятся, Светятся в нем достающим лучом, В гроздьях созвездий роятся Мыслью моею я все достаю, В царствах бездонных Эфира В кузницах тайных незримо кую Звенья богатого мира. То, что чернело, как грубый кусок, Было обломком тяжелым, Я превращаю в горящий цветок, Отданный огненным пчелам. Творческий молот стучит без конца, Искры сплетаются в пляске. Звенья растут Мирового Кольца, Неумирающей сказки. Дальше и дальше уходят мечты, Нет для мышленья границы В новых просторах раскрылись цветы, Искрятся их вереницы. В лилиях белых вся нежность моя, Страсть моя в кактусах красных, В желтых колосьях покой бытия, Ласковость в розах атласных. Арум зловещий, и старый анчар, Пасть орхидеи тигриной Яркая разность тождественных чар, Отблески мысли единой. Кровью я каждый цветок расцветил, Или слезою воздушной, Дал им вкусить от сверкающих сил, Вырастил в бездне послушной. Вырастил их, и до завтра затих, Лучшие радости немы. Каждый цветок есть изваянный стих Вечно безгласной Поэмы.

Высоты

Безмолвствуют высоты, Застыли берега. В безмерности дремоты Нагорные снега. Здесь были океаны, Но где теперь волна? Остались лишь туманы, Величье, глубина. Красивы и усталы, В недвижности своей, Не грезят больше скалы О бешенстве морей. Безжизненно, но стройно, Лежат оплоты гор. Печально и спокойно Раскинулся простор. Ни вздоха, ни движенья, Ни ропота, ни слов. Безгласное внушенье Чарующих снегов. Лишь мгла долин курится, Как жертвы бледный дым. Но этой мгле не слиться С тем царством снеговым. Здесь кончили стремленья Стремительность свою. И я как привиденье Над пропастью стою. Я стыну, цепенею, Но все светлей мой взор. Всем сердцем я лелею Неизреченность гор.

К людям

О, люди, я к вам обращаюсь, ко всем, Узнайте, что был я несчастен и нем, Но раз полюбил я возвышенность гор, И все полюбил я и понял с тех пор. Я понял, но сердцем, – о, нет, не умом, Я знаю, что радостен царственный гром, Что молния губит людей и зверей, Но мир наш вдвойне обольстителен с ней. Мне нравится все, что Земля мне дала, Все сложные ткани и блага и зла, Всего я касался, всему я молюсь, Ручьем я смеялся, но с Морем сольюсь. И снова под властью горячих лучей С высот оборвется звенящий ручей. Есть мудрость, но жизнь не распутал никто, Всем мудрым, всем мертвым, скажу я – «Не то!» Есть что-то, что выше всех знаний и слов, И я отвергаю слова мудрецов, Я знаю и чувствую только одно, Что пьяно оно, мировое вино. Когда же упьюсь я вином мировым, Умру и воскресну и буду живым, И буду я с юными утренним вновь… О, люди, я чувствую только Любовь!

Книга V

Литургия красоты

Вся Земля – моя, и мне дано пройти по ней.

Аполлоний Тианский

Стихийные гимны

«Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть…»

Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть, Свет Луны они забыли, потеряли Млечный путь. Развенчав Царицу-Воду, отрекаясь от Огня, Изменили всю Природу, замок Ночи, праздник Дня. В тюрьмах дум своих, в сцепленьи зданий-склепов, слов-могил Позабыли о теченьи Чисел, Вечности, Светил. Но качнулось коромысло золотое в Небесах, Мысли Неба, Звезды-Числа, брызнув, светят здесь в словах. Здесь мои избрали строки, пали в мой журчащий стих, Чтоб звенели в нем намеки всех колодцев неземных. Чтоб к Стихиям, людям бледным, показал я светлый путь, Чтобы вновь стихом победным, в Царство Солнца всех вернуть.

Праздник сердца

Cada manana hallaras, alma mia, а lа puerta de tu casa а todo el universo.

Diego de Estella

Каждое утро, душа, ты найдешь у двери своего дома весь мир.

Диего де Эстелья

Мой завет

Я не устану быть живым, Ручей поет, я вечно с ним, Заря горит, она – во мне, Я в вечно творческом Огне. Затянут в свет чужих очей, Я – в нежном золоте лучей, Но вдруг изменится игра, И нежит лунность серебра. А Ночь придет, а Ночь темна, – В душе есть светлая страна, И вечен светоч золотой В стране, зовущейся Мечтой. Мечта рождает Красоту, Из нежных слов я ткань плету, Листок восходит в лепесток, Из легких строк глядит цветок. Мгновений светлый водопад Нисходит в мой цветущий сад, Живите ж все, любите сон, – Прекрасен он, кто в Жизнь влюблен.

Три страны

Строить зданья, быть в гареме, выходить на львов, Превращать царей соседних в собственных рабов, Опьяняться повтореньем яркой буквой я, – Вот, Ассирия, дорога истинно твоя. Превратить народ могучий в восходящесть плит, Быть создателем загадок, сфинксом Пирамид, И, достигши граней в тайнах, обратиться в пыль, – О, Египет, эту сказку ты явил как быль. Мир опутать светлой тканью мыслей-паутин, Слить душой жужжанье мошки с грохотом лавин, В лабиринтах быть как дома, все понять, принять, – Свет мой, Индия, святыня, девственная мать. Много есть еще созданий в мире Бытия, Но прекрасна только слитность разных ты и я, Много есть еще мечтаний, сладко жить в бреду, – Но, уставши, лишь к родимой, только к ней приду.

Самоутверждение

Я знаю, что Брама умнее, чем все бесконечно-имянные боги. Но Брама – Индиец, а я – Славянин. Совпадают ли наши дороги? О, Брама – Индиец, а я – Скандинав, а я – Мексиканец жестокий, Я – Эллин влюбленный, я – вольный Араб, я – жадный, безумный, стоокий. Я – жадный, и жить я хочу без конца, не могу я насытиться лаской. Не разум люблю я, а сердце свое, я пленен многозвучною сказкой. Все краски люблю я, и свет Белизны не есть для меня завершенье. Люблю я и самые темные сны, и алый цветок преступленья. Оранжевый, желтый, и красный огонь мне желанен, как взор темно-синий. Не знаю, что лучше: снега ли вершин или вихри над желтой пустыней. И стебель зеленый с душистым цветком – прекрасен, прекрасна минута. Не странно ли было б цветку объявить, что он только средство к чему-то. И если ты викинга счастья лишишь – в самом царстве Валгаллы рубиться, Он скажет, что Небо беднее Земли, из Валгаллы он прочь удалится. И если певцу из Славянской страны ты скажешь, что ум есть мерило, Со смехом он молвит, что сладко вино, и песни во славу Ярила.

К славянам

Славяне, вам светлая слава, За то, что вы сердцем открыты, Веселым младенчеством нрава С природой весеннею слиты. К любому легко подойдете, С любым вы смеетесь как с братом, И все, что чужого возьмете, Вы топите в море богатом. Враждуя с врагом поневоле, Сейчас помириться готовы, Но, если на бранном вы поле, Вы тверды и молча суровы. И снова мечтой расцвечаясь, Вы – где-то, забывши об узком, И светят созвездья, качаясь, В сознании Польском и Русском. Звеня, разбиваются цепи, Шумит, зеленея, дубрава, Славянские души – как степи, Славяне, вам светлая слава!

Колибри

Тиуй! – Идем!

Мексиканское слово

Колибри, птичка-мушка, бесстрашная, хоть малая, Которой властью Солнца наряд цветистый дан, Рубиновая фея, лазурная, и алая, Сманила смелых бросить родимый их Ацтлан. Веселым пышным утром, когда Весна багряная Растит цветы, как солнца, как луны, меж ветвей, Летунья щебетнула: «Тиуй, тиуй,» – румяная, Как бы цветочно-пьяная, – «Тиуй, – идем, скорей!» В тот миг жрецы молились, и пение жемчужное Лазурно-алой феи услышали они, Пошел народ бесстрашный, все дальше, в царство Южное, И красной лентой крови свои обвил он дни. И Мексика возникла, виденье вдохновенное, Страна цветов и Солнца и плясок и стихов, Безжалостность и нежность, для грезы – сердце пленное, Сын Бога – жертва Богу, земной – среди богов. Дабы в Чертогах Солнца избранник знал забвение, Ему исторгнуть сердце агатовым ножом: – Разбей земные лютни, забудь напев мгновения, Там в Небе – Девы Солнца, Бог Семицветник в нем. Богиня Белой Жатвы, Богиня Звездотканности, Бог Пламя, Бог Зеркальность, Богиня Сердце Гор… Колибри, птичка-мушка, в безжизненной туманности Ты сердце научила знать красочный узор!