Том 3. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть II. Соль
Шрифт:
О составе душевном, или «нутрянней людине»
Быть может, и дружбу мы также забудем,
И ты дураком меня, друг, назовёшь!
Не всё ли равно?! – Мы словами лишь судим,
А в душу заглянешь – души не найдёшь!
Омар Хайям
«Нутрянняя людина» в видении наших предков являлась прямым отражением окружающего их мироздания. Человек, как и наш мир, есть совокупность и нераздельное единство трёх ярусов и четырёх начал. Суть наша («глубина»), учили предки, Триглав представляет. Живут в нас три брата: старший брат – Дух, частица Божия, средний – душа, а младший – чувства, телу присущие. В повседневном нашем состоянии старший брат спит, средний руководит, а младший
«Нутрянняя людина», её ещё называли келейником, хоть и тричастна, но части эти – как части целого. Младший брат в этом человеке – что руки и ноги. Это плоть келейника. Средний брат – что безыдь. Это внутреннее «нутрянней людины», то есть совокупность тех сил, которые можно на звать соками, или токами внутреннего человека, его кровь. А старший брат – это серёдка, или сердце нутрянней людины. Вот и выходит, что келейник и с телом, и с безыдью, и с сердцем. Чем не людина?
Душа для наших предков представляла особую ипостась, которая обеспечивает жизнь человеческую. В ней они видели нечто отдельное от тела, имеющее своё самостоятельное бытие. Душа вечна! После смерти она переселяется в загробный мир.
Раньше считали: как сапожник, так он последний человек, ругатель и пьяница. А этот сапожник был справедливый. Другому дай кожу – он её украдёт и деньги не отдаст. А наш сапожник был честный. Вот он помер, и его душа попала в рай. Стоит у ворот апостол Пётр.
– Нет Бога дома! Садись и жди, а пока расскажи: как ты жил на земле? Крал ли?
Сапожник говорит:
– Только то себе оставлял, что с-под ножа падёт.
– Ну, коли так, сядь за эту дверь и жди.
Стал сапожник в угол и ждёт. Видит – стоит скамеечка маленькая. Взял он её и сел в уголок. А скамейка была Богова – Бог садится на своё место, а на скамейку ноги ставит. Сел сапожник на скамейку, и вдруг целый мир увидел. И жену видит. Та бельё полощет в речке. Взяла и повесила сушить. И домой пошла. А другая баба подошла да давай бельё воровать. Осерчал сапожник и заорал:
– Ты что делаешь? Ты чужое бельё воруешь?!
Но баба не слышит. Как схватил скамейку и как пустил в бабу! Тут Бог назад вернулся. Сапожник успел спрятаться за дверью. Сел Бог на место, видит – скамейки нет.
– Ну, говорит, ищите её, куда она делась?
Разбежались ангелы, ищут скамейку. Увидели сапожника:
– А ты что тут делаешь?
– Да меня святой апостол Пётр впустил сюда.
А Бог говорит:
– А где моя скамеечка?
Сапожник всё и рассказал. Бог говорит тогда:
– Если бы я был таким, так мне бы, на землю глядя, и сидеть не на чем было. Всю мебель бы вниз побросал…
И отправил сапожника обратно на землю.
Правда, дальнейшая после земного бытия судьба души в народном воззрении, в отличие от церкви, виделась неоднозначно. У славян этот вопрос оставался всегда открытым. Среди верований, не обнаруживающих прямой зависимости от книжных источников, к наиболее распространённым объяснениям дальнейшей судьбы души является её переселение в новорождённых: «Как человек помрёт, душа его наделяется другому». Отголоски подобных реинкарнационных представлений среди славян сохранялись вплоть до XIX века: по украинским поверьям, человек после смерти бывает поочерёдно насекомым, птицей, зверем, рыбой, а затем снова возрождается человеком. В конце XIX века у белорусов существовало верование, что душа умершего через 40 дней после смерти помимо отправления в рай или ад может быть переселена для искупления грехов в дерево, животное или человека, а по другому поверью – передаётся Богом вновь рождающемуся человеку: «Бог из одного вынет, а другому всадит». У сербов существовало представление, что душа человека, очищаясь и перерождаясь, живёт 500 лет, а душа внебрачного ребёнка не может вернуться на землю и вселиться в другого человека. Говоря о вере в предсуществование душ у славян, нередко ссылаются на слова из Переславской
В те далёкие времена было принято ставить надгробные памятники в виде будок. Это были своего рода склепы. В более поздние времена они стали называться часовнями. Сегодня для нас будка – это небольшая, обычно деревянная постройка, служащая укрытием от непогоды сторожу, часовому, либо же вообще собачья будка. Мы за были исконное значение этого слова. Тем не менее оно соотносилось всё с теми же представлениями о перевоплощении души. Будка, буда должна была пробудить душу к новой жизни.
В одной из своих работ Б.А. Рыбаков отмечал: «…Этнография даёт нам множество примеров верований в переселение душ, в перерождение человека после смерти в то или иное живое существо, живущее на земле. В этом тесно переплетались анимистические и тотемистические представления охотничьей первобытности. Человек не отделял себя от природы, сливал себя с ней. Ярким показателем была подготовка мертвеца ко второму рождению в каком-то новом облике (может быть, снова в человеческом). В обильном сказочном фонде всех народов сохранилось множество сюжетов, связанных с оборотнями, полулюдьми-полуживотными, зверями, говорящими человеческим языком, или людьми, понимающими язык животных. Во многих сказках давность времени определяется указанием на то, что «тогда ещё люди звериную речь понимали». Косвенно это тоже связано с возможностью для человека воплотиться в зверя, а после перемены тех или иных обличий – опять в человека. Такой «круговорот» душ должен был, очевидно, содействовать взаимопониманию человека и природы. Говорящие животные, деревья, птицы, рыбы в сказках всех народов земли, частичный антропоморфизм разных звеньев природы – наследие той длительной эпохи, когда человечество верило в перевоплощение, во второе рождение после того, как жизненная сила покинула тело умершего. Мыслилось это вполне реально: умерший продолжал жить на земле, но в каком-то ином облике».
В подтверждение сказанного выше можно найти любопытные свидетельства со стороны народных заговоров. Ненадёжное свидетельство, но всё же оно как ничто лучше отражает мировоззрение так называемой низовой культуры. Например, в народе считали, что бузина не только отгораживает от злых сил, но в ней самой могут жить злые духи, именно из-за этого бузина «кровоточит», если рубить её ветки. А потому прежде чем срубить её, чтобы не навлечь на себя лихо, читали следующее заклинание: «Госпожа Бузина, дай твоей мне древесины! Я тебе свою отдам, когда древом стану сам».
Разрешая вопрос, куда душа уходит или где живёт после своего земного бытия, мы прежде всего сталкиваемся с верованием предков в посмертную жизнь души на земле, где она, по их мнению, живёт, принимая на себя различные образы. Признавая за душой способность превращаться, предки верили, что душа усопшего блуждает по земле под видом огня или носится в виде ветра. Остаток таких представлений предка можно увидеть в существующих у простого народа поверьях. Так, простой люд думает, что ведь мы и колдуны по смерти огненными шарами каждый год отправляются к реке Иордану омывать свои грехи, но их на пути всегда застигает дождь и они никогда не достигают своей цели.
Считая себя произошедшим из земли, древний человек ставил себя через это происхождение в родственную связь с окружающим его растительным миром, так как он видел, что и растения получают своё бытие из земли. На основании этого, а также вследствие одухотворения природы и перенесения на неё своих душевных проявлений растения и деревья представлялись древнему человеку не мёртвыми, но живыми существами. Они, как и он, получили из одной материнской утробы своё бытие, они, как и он, растут, разделяют явления жизни и смерти, здоровья и болезни – одним словом, они обнаруживают все черты, напоминающие человека. Такое представление дало возможность предкам заселить растения и деревья душами умерших. К этому же побуждало и то обстоятельство, что на могилах умерших предки находили растения, выросшие как бы из праха погребённого. Для древнего человека было вполне естественно переселить в это растение душу умершего, а в том, что душа действительно могла жить в деревьях, его убеждало присутствие в них огня, который обнаруживался во время трения древесных кусков. Огонь же предки считали не только живительной силой, но и душой человека. По народному поверью, незамужние дочери по смерти превращаются в тополь, а проклятые матерью – в крапиву.