Том 3. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть II. Соль

Лгало… и Подлыгало…

Следы древних верований наших предков в переселение души умершего в разные растения сохранились в существующих на Руси сказках. В сказке «О злой мачехе» рассказывается об убийстве мачехой падчерицы. Убитая превращается в калину. Прохожие делают из калины дудочку, которая сама играет и рассказывает всем об убийстве. Нечто подобное можно встретить и в украинской сказке «Маруся», где Маруся была удушена злым упырём. На могиле её вырастает цветок. Боярский сын пересаживает цветок в горшок и привозит домой. Ночью цветок начинает двигаться, падает наземь со своего стебля и превращается в красивую девицу (и здесь мы сталкиваемся с верой в возвращение душ в этот мир и «круговертью жизни»).

Кроме принятия образов растительного царства, душа, по представлению предков, могла также продолжать своё существование на земле под видами различных насекомых, птиц и животных. На Украине

до недавних пор в народе говорили, что человек по смерти непосредственно может быть муравьем, птицей, зверем. Там же утверждали, что если не будет роздана заупокойная милостыня, то душа умершего явится к родным в виде ночной бабочки и будет виться вокруг зажжённой свечи. Увидав таковую, родственники усопшего на другой же день кормили нищих. На Руси верили и в то, что душа часто летает голубем и пребывает на месте своего погребения. С древних времен сохранился обычай строить на погостах особые сооружения для отдохновения души и для защиты её от ненастья, носящие названия голубцов. И на самом деле есть что-то в этих поверьях. Вот, к примеру, один случай из жизни.

В один из последних весенних дней рано утром мне позвонил старый хороший друг и сказал: «Твой кум пропал без вести!» Очень близкий человек. Так уж случилось, что он как военный попал на одну из войн, коим нет конца и края. Что бывает в таком случае, когда человек пропадает без вести? Тревога охватила, думы всколыхнулись? Это мало сказано. А к вечеру произошло следующее: по возвращении домой мне пришлось отлучиться на полчаса. Супруга говорит, что прилетал странный голубь. От предложенного хлеба отказался и всё заглядывал в открытое окно. Но самое удивительное было дальше. Оказалось, голубь этот никуда не улетел, он сидел на подоконнике. Услышав голоса, он зашёл в комнату. Недалеко. И стал кивать головой, будто кланялся. Когда я приблизился к нему, то он даже не попытался улететь. Присев перед ним на корточки, я стал разговаривать с ним. Молча. Он внимательно смотрел. А до него расстояния было с ладонь. Беседа эта продолжалась минут 10. После чего я сказал ему: «Теперь лети!» И он улетел. Но что привлекло меня в нём? Черты кума. Можно сказать, что это привиделось на почве дум и переживаний? Возможно! Только было ещё нечто: вырванный клок шерсти в области головы. После прилёта «гостя» осталось чувство, что надеяться не стоит. Что кума не найдут среди живых. И действительно, через три дня выяснилось, что он мёртв. И рана у него была примерно там же, где была вырвана шерсть у голубя.

Вот такая история! Да… Только в одном, пожалуй, мы соврали. По поводу «надеяться не стоит». Наоборот, появилось даже не ощущение, но какое-то знание, что у нас есть не просто надежда. У нас есть… в общем, ничего не кончается! Но вернёмся к обители души за чертой. Наши предки были также убеждены, что душа может жить на земле и под видом человека или его тени. Она, по их мнению, даже может жить в тех владениях, которыми умерший обладал при жизни. Более того, даже в самом его жилище. На существование таких представлений у наших предков указывает их вера в Рода, или Чура, которого впоследствии заменил домовой, а также в русалок – в них древние славяне тоже видели души умерших. В древней Руси было принято хоронить умерших «при путех», т.е. на распутьях, где сходятся межи различных владений. Вот как этот обычай описывается летописцем: «Аще кто умряше, – пишет он, – творяху тризну над ним, и посем творяху кладу велику, и возложахут и на кладу мертвеца, сожьжаху, а посем собравше кости, возложаху в судину (в ссуд, в сосуд) малу и поставляху на столпе на путех». В этом обряде проглядывает вера предков в защиту умершими владений рода. Усопшие оставались на меже и как бы являлись сторожами родного селения. Столпы, на которых стояли «сосудины малы» с прахом предков, отмечали границы поля или усадьбы, принадлежащих известному роду, и напоминали этому роду, что он находится под охраной своих умерших. Переход же этой границы лишал человека покровительства своих умерших родичей. Отсюда в нашем языке слово «чересчур», обозначающее нарушение известной границы или меры. В нём слышится предостережение, что мы потеряли предка – Чура – как своего хранителя.

Кроме представлений о земной обители души, у наших предков были поверья и о некоем неведомом далёком мире, где поселяются души. Чаще всего эту неведомую страну предания располагают высоко на стеклянной горе. Частично эти представления отразились в народных сказках. В русской сказке «О золотой горе» Иван-царевич приезжает к горе, «крутизна которой была столь высока,

что на неё влезть никак было не можно». Трудность разрешается тем, что царевич находит в скважине горы железные когти, при помощи которых влезает на гору и достигает своей конечной цели. Эта гора есть небесный свод, который своим блестящим округло-выпуклым или куполообразным видом напоминал предкам гору. Причём сама гора – лишь путь в загадочную страну усопших. Что же касается непосредственно страны умерших, то она представлялась предкам в различных образах. Чаще всего она называется раем.

Слово «рай» происходит от индоевропейского «радж» (radz), от которого происходит подобное же индоевропейское слово «раджас». В Ригведе эта страна описывается как место света или мировое море, расположенное между землёй и небом. Такое сопоставление индоевропейского radz и славянского «рай» имеет под собой твёрдую почву. Индоевропейское «а» осталось в славянском языке, но индоевропейское «dz» перешло в славянское «й» и получилось старославянское «рай». В начале X века рай предков принимает образ воздушного светлого зелёного сада.

Является ли рай приношением христианства или нет, сказать сложно. Однозначно то, что само слово «рай» старше, чем христианство на Руси. У предков же были и другие названия для загадочной страны упокоения. Это «навь» и «пекло». Причём это далеко не одно и то же. Отчего происходит слово «навь», сказать сложно. Однако можно сделать предположение, что со словом «навь», взятом в смысле страны усопших, у предков связывалось представление о стране усопших как о стране суровой, холодной, покрытой мраком и тенью, так как слово «навь» и несомненно родственные ему слова: латышские nave – «смерть», navet – «убивать», готские naus, navis – «мёртвый», чешские naw, nawa – «смерть», «могила, жилище усопших», unawiti – «загубить, умереть», – указывают на мёртвое, обессиленное.

А что тогда такое пекло? Лингвисты в этом слове выделяют корень «пек», значение которого – «варить, печь, делать спелым», указывающее на действие теплоты и огня. От этого корня происходят слова «пека», «пек» в значении «жар, зной». Но связано ли пекло в общепринятом понимании с мучениями? Так уж принято воспринимать это слово. Как славянский ад. По словам всё тех же исследователей старины, исключительного смысла загробной муки слово «пекло» в язычестве не имело. Пеклом можно и, наверное, нужно считать горную область, где действует небесная теплота, солнечные лучи и огонь. Сюда предки отсылали своих умерших без всякой мысли о возмездии. Выходит, пекло чем-то сродни раю, а навь – христианскому аду? Или же не совсем так? Однозначно одно: русские сказки рисуют подземный мир, который нам привычно воспринимать адом, как мир светлый; в нём лежат три царства: Медное, Серебряное и Золотое, но эти же сказки рисуют его царством тьмы, и этот подземный мир они называют тем светом.

К тому же у наших предков не было представлений об аде с его муками как о месте наказания за дурные поступки на земле. По их представлениям, усопшие могли там терпеть горе и нужду, как терпели их на земле, но это не есть мука, какую рисуют себе в загробном мире христиане. Понятие ада приходит на Русь вместе с христианством. Да и то большую часть картин ада наши предки заимствовали из тех эсхатологических сказаний, преимущественно апокрифов, которые с христианством распространялись по русской земле. Из них наши предки, по сути, сотворили (ключевое здесь слово!) христианский ад, который, к слову, не имеет никаких описаний в святоотеческой литературе. Так, например, в апокрифах «Хождение Богородицы по мукам» и Хождение апостола Павла по мукам», в которых особенно подробно рассказывается, за какие грехи какие будут муки, мы находим следующие виды адских мучений:

• змеи ядовитые будут: для блудников, блудниц и для читавших святые книги и объяснявших их другим, но не творивших волю Божию;

• черви лютые: для ростовщиков, калугеров (монахов), творивших блуд и осквернявших святой Крест, дьяконов, бравших недостойные приносы, для не миловавших вдов, си рот и нищих, для отрицавших Воскресение Христово;

• река огненная: до верха погружены в неё – «ижекрьест чьнъш держаще кльноуться лъжами»; до шеи – евшие человеческое мясо; до пояса – дети, проклятые своими родителями; до колен погружены – разговаривавшие в церкви, рано выходившие из неё, а также епископы, не ходившие в благочестии, не творившие праведного суда, не миловавшие вдов и сирот и не призревавшие странных и убогих;