Том 4 . Произведения Севастопольского периода. Утро помещика
Шрифт:
Не моя ли священная и прямая обязанность заботиться для счастія этихъ 700 человкъ, за которыхъ я долженъ буду отвчать Богу. Не подлость-ли покидать ихъ на произволъ грубыхъ старость и управляющихъ изъ-за плановъ наслажденія или честолюбія. И зачмъ искать въ другой сфер случаевъ быть полезнымъ и длать добро, когда мн открывается такая блестящая, благородная карьера. Я чувствую себя способнымъ быть хорошимъ хозяиномъ; а для того, чтобы быть хозяиномъ, какъ я разумю это слово, не нужно ни кандидатскаго диплома, ни чиновъ, которые вы такъ желаете для меня. Милая maman, не длайте за меня честолюбивыхъ плановъ, привыкните къ мысли, что я пошелъ по совершенно особенной дорог, но которая хороша и, я чувствую, приведетъ меня къ счастью. Не показывайте письма этаго Николиньк, я боюсь его насмшекъ: онъ привыкъ первенствовать надо мной, а я привыкъ подчиняться ему. Ваня, ежели и не одобритъ мое намреніе, то пойметъ его».
«Ta lettre, cher Dmitri, ne m’a rien prouv'e si ce n'est ton excellent coeur, chose dont je n’ai jamais dout'e, – писала ему Графиня Блорцкая. – Mais, mon cher, les bonnes qualit'es nous font dans la vie plus de tort, que les mauvaises. Je ne compte point influencer ta conduite, te dire, que tu fais des extravagances, que ta conduite m’afflige, mais je tacherai de te convaincre. Raisonnons, mon ami. Tu dis que tu te sens de la vocation pour la vie de campagne, que tu veux faire le bonheur de tes sujets et que tu esp`eres devenir un bon
Avec ton esprit, ton coeur et ton enthousiasme pour la vertu il n’y a point de carri`ere dans laquelle tu ne r'eussisse; mais choisis en au moins une qui te vaille et qui te fasse honneur. Je te crois sinc`ere, quand tu dis que tu n’as point d’ambition; mais tu te trompes, mon ami: tu en a plus que tout autre. A ton ^age et avec tes moyens l’ambition est une vertu et n’est plus qu’un travers et un ridicule quand on n’est plus en 'etat de la satisfaire. – Tu l’'eprouveras si tu persiste dans ta r'esolution. —
Adieu, cher Dmitri, il me parait, que je t’aime encore plus pour ton projet qui, quoiqu’extravagant, est noble et g'en'ereux. Tu n’as qu’`a faire selon ta volont'e; mais, je t’avoue que je ne l’aprouve pas». [105]
«Твое письмо, милый Дмитрій, ничего мн не доказало, кром того, что у тебя прекрасное сердце, въ чемъ я никогда не сомнвалась. – Но, милый другъ, наши добрыя качества больше вредятъ намъ въ жизни, чмъ дурныя. Я не хочу руководить твоими поступками – не стану говорить теб, что ты длаешь глупость, что поведете твое огорчаетъ меня, но постараюсь подйствовать на тебя однимъ убжденіемъ. Будемъ разсуждать, мой другъ. Ты говоришь, что чувствуешь призваніе къ деревенской жизни, что хочешь сдлать счастіе своихъ подданныхъ, и что надишься быть добрымъ хозяиномъ. 1-mo, я должна сказать теб, что мы чувствуемъ свое призваніе только тогда, когда ошибемся въ немъ; 2-do, что легче сдлать собственное счастіе, чмъ счастіе другихъ и З-o, что для того, чтобы быть добрымъ хозяиномъ, нужно быть холоднымъ и строгимъ, чмъ ты никогда не будешь. Ты считаешь свои разсужденія непреложными, и даже принимаешь ихъ за правила въ жизни; но въ мои лта, мой другъ, не врятъ въ разсужденія, a врятъ только въ опытъ; а опытъ говоритъ мн, что твои планы – ребячество. Мн уже подъ 50, и я много знавала достойныхъ людей; но никогда не слыхивала, чтобы молодой человкъ съ именемъ и способностями, подъ предлогомъ длать добро, зарылся въ деревн. Ты всегда хотлъ казаться оригиналомъ; а твоя оригинальность ничто иное, какъ излишнее самолюбіе. И! мой другъ, выбирай лучше торныя дорожки; он ближе ведутъ къ успху, a успхъ необходимъ, чтобы имть возможность длать добро. —
105
[Твое письмо, дорогой Дмитрий, лишний раз доказало мне, что у тебя прекрасное сердце, в чем я никогда не сомневалась, – писала ему графиня Белорецкая. – Но, дорогой мой, хорошие качества больше вредят нам в жизни, нежели плохие. Я не рассчитываю влиять на твои поступки, говорить тебе, что ты совершаешь сумасбродство, что поведение твое огорчает меня; но я постараюсь убедить тебя. Рассудим, друг мой. Ты говоришь, что ты чувствуешь призвание к сельской жизни что ты хочешь составить счастье своих крепостных, и что ты надеешься стать хорошим хозяином. Во-первых, должна сказать тебе, что свое настоящее человек постигает лишь тогда, когда ему не удалось по нему пойти, во-вторых, что легче составить свое собственное счастье, чем счастье других, и в-третьих, что для того, чтобы быть хорошим хозяином, надо быть <рассудительным> холодным и строгим, чем ты никогда не сможешь быть. Тебе твои рассуждения кажутся решающими; больше того – ты хочешь возвести их в руководящие твоими поступками правила. В моем-же возрасте, друг мой, веришь только в опыт, а опыт говорит мне, что твой план – одно лишь ребячество. Мне уже около пятидесяти лет, вя знавала много достойных людей, и тем не менее я никогда не слыхала, чтобы молодой человек хорошего происхождения и одаренный способностями зарылся бы безо всякого повода в деревне под предлогом творить добро. Вы всегда любили быть оригинальным, между тем ваша оригинальность является лишь избытком самолюбия. Ах, друг мой, идите по проторенным дорожкам; на них-то человек и преуспевает, а преуспеть надо, чтобы получить возможность творить добро. Несчастие некоторых
C твоим умом, твоим сердцем и твоим восторженным отношением к добродетели – нет деятельности, в которой бы ты не преуспел, но выбери по крайней мере такую, которая сделала бы тебе честь и была бы тебя достойна. Я верю в твою искренность, когда ты говоришь, что у тебя нет честолюбия; но ты ошибаешься, друг мой; у тебя его больше, нежели у всякого другого. В твоем возрасте и при твоих возможностях честолюбие – достоинство; оно становится смешным недостатком, когда человек уже больше не в состоянии его удовлетворять. Ты это испытаешь, если будешь настаивать на своем решении.
Прощай дорогой Дмитрий; мне кажется, что я еще больше люблю тебя за твое намерение, которое, несмотря на его своеобразность, благородно и великодушно Ты можешь поступить согласно своей воле, но, признаюсь, я ее не одобряю.
Нищета нсколькихъ крестьянъ есть зло необходимое, или такое зло, которому можно помочь, не забывая всхъ своихъ обязанностей къ государству, къ своимъ роднымъ и къ самому себ. Съ твоимъ умомъ, твоимъ сердцемъ и любовью къ добродтели нтъ карьеры, въ которой бы ты не имлъ успха, но выбирай по крайней мр такую, которая бы тебя стоила и сдлала бы теб честь. —
Я врю въ твою искренность, когда ты говоришь, что у тебя нтъ честолюбія; но ты самъ обманываешь себя. Честолюбіе добродтель въ твои лта и съ твоими средствами, но она длается недостаткомъ и пошлостью, когда человкъ уже не въ состояніи удовлетворить ему. И ты испытаешь это, ежели не измнишь своему намренію. Прощай, милый Митя, мн кажется, что я тебя люблю еще больше за твой несообразный, но благородный и великодушный планъ. Длай какъ знаешь, но признаюсь, не могу согласиться съ тобой».
Митя вышелъ из Университета и остался въ деревн.
Глава 4-я. Ближайшій сосдъ.
Помолившись надъ прахомъ отца и матери, вмст похороненныхъ въ часовн, Митя вышелъ изъ нея и задумчиво направился къ дому; но, не пройдя еще кладбища, онъ столкнулся съ семействомъ Телятинскаго помщика.
– А мы вотъ отдавали визитъ дорогимъ могилкамъ, съ привтливой улыбкой сказалъ ему Александръ Сергичь. Вы врно тоже были у своихъ, Князь?
Но на Князя, находившагося еще подъ вліяніемъ искренняго чувства, испытаннаго въ часовн, повидимому непріятно подействовала шуточка сосда; онъ, не отвчая, сухо взглянулъ на него.
– Признаюсь вамъ, Князь, – продолжалъ Александръ Сергичь, пріятнымъ, вкрадчивымъ голосомъ, – въ нашъ вкъ такъ рдко видишь въ молодыхъ людяхъ это похвальное религіозное чувство, что особенно бываетъ пріятно встрчать…
– Извините, Князь, что я васъ задерживаю, – прибавилъ онъ, замтивъ, что Митя хотлъ раскланяться съ нимъ, – у меня до васъ есть нижайшая просьба… Изволите видть, когда я еще весной утруждалъ васъ своимъ посщеніемъ, я имлъ въ виду переговорить съ вами объ этомъ обстоятельcтв; но ваша любезность заставила меня тогда совершенно забыть о дл, да притомъ, сознаюсь вамъ, Князь, я надялся, что вы не пренебрежете мной и что удостоите постить и мой скромный домикъ, – сказалъ, необыкновенно тонко складывая свои крошечныя губы.
– Я очень виноватъ передъ вами, – сказалъ Митя краснея, – но поврьте, что это произошло нисколько не отъ пренебреженія, я, напротивъ, очень благодаренъ за честь, которую вы мн сдлали; но откровенно скажу вамъ, что, живя въ деревн и занимаясь хозяйствомъ, я взялъ себ за правило избгать всхъ, даже пріятныхъ знакомствъ.
– Помилуйте, князь, я и не смю претендовать, очень хорошо понимая, какъ много много трудовъ у васъ должно быть теперь по хозяйству. Имнье ваше, Князь, действительно золотое дно, но между нами, во время опеки оно сильно поразстроилось. Я, какъ ближайшій сосдъ, могу судить объ этомъ. Не знаю, какъ теперь, но прежде не только запасовъ, но поврите-ли, Князь, – съ сладкой улыбочкой сказалъ Александръ Сергичь, – у меня мелкопомстнаго сколько разъ брали на обсмененіе и теперь еще есть за вашей экономіей.– Вдь не акты же совершать – взаимныя одолженія!
– Сдлайте одолженіе, я вовсе не къ тому говорю, – продолжалъ онъ, перебивая Князя, хотвшаго сказать что-то, – вы извольте спросить своего прикащика; но главное, усердные трудолюбцы наши – мужички, откровенно скажу, раззорены были у васъ, Князь; а это главное, главное…
– Итакъ, – продолжалъ Александръ Сергичь, придавая своему лицу вдругъ дловое выраженіе, – нижайшая просьба, съ которой я обращаюсь къ вамъ, относится къ церковному длу. Изволите видть, Князь, ежели вы потрудитесь бросить на него внимательный взглядъ, общій нашъ деревенскій храмъ годъ отъ году приходитъ въ большую ветхость и упадокъ, такъ что не только чувству больно смотрть на это разрушеніе, но разрушеніе это представляетъ даже нкоторую опасность для прихожанъ. Во избжаніе такого несчастія, я, какъ постояннейший поститель здшней Церкви, позволилъ себ обратить вниманіе нашихъ прихожанъ на это обстоятельство, и предложить имъ содействовать общими силами, не употребляя на это церковныхъ суммъ, которыя у насъ слишкомъ незначительны, и вс наши дворяне, принявъ мое предложеніе и принеся посильныя лепты на общее душеспасительное дло, удостоили меня быть сборщикомъ и возобновителемъ нашего храма. Поэтому надюсь, что и вы, Князь, какъ главный нашъ. помщикъ, не откажете содействовать общему душеспасительному длу.
– Какже-съ я очень радъ, – сказалъ Митя. – И непременно подпишу то, что въ состояніи…
– Истинная жалость, – продолжалъ Александръ Сергичь тмъ же пвучимъ голосомъ, – допустить до разрушенія этотъ скромный домъ Божій, въ которомъ силшкомъ сто лтъ приносились теплыя молитвы Всевышнему. Не такъ-ли. Князь? Согласитесь, что единственная радость и утшеніе для всхъ этих трудолюбцовъ, – сказалъ онъ, указывая на крестьянъ выходившихъ изъ церкви, – составляетъ религія и Церковь, и поврьте, что ежели бы не это чувство руководило мной, я никогда не взялъ бы на себя такую хлопотливую обязанность.