Том 4 . Произведения Севастопольского периода. Утро помещика
Шрифт:
– Слушаю-съ, медленно пропустилъ онъ сквозь зубы.
Въ это время мимо окна мелькнула голова крестьянской женщины, несшей полотна на коромысл, и черезъ минуту въ избу вошла Давыдкина мать, высокая женщина лтъ 50, но довольно еще свжая и живая. – Загорлое, изрытое рябинами и морщинами лицо ея было далеко не красиво, но вздернутый носъ, сжатыя тонкія губы и быстрые, черные глаза, выражали энергію и умъ. – Угловатость плечь, плоскость груди, сухость рукъ и развитіе мышцъ на черныхъ босыхъ ногахъ ея свидтельствовали о томъ, что она уже давно перестала быть женщиной, стала работникомъ. Она бойко вошла въ избу, притворила дверь, обдернула поневу и сердито взглянула на сына. Князь что-то хотлъ сказать ей, но она отвернулась отъ него и начала креститься на почернвшую икону, выглядывавшую
– Съ праздникомъ Христовымъ, Ваше Сіятельство, – сказала она, – спаси тебя Богъ, отецъ ты нашъ.
Увидавъ мать, Давыдка замтно испугался, согнулся еще более всмъ тломъ и еще ниже опустилъ голову.
– Спасибо, Арина, – отвчалъ Князь, – вотъ я сейчасъ съ твоимъ сыномъ говорилъ объ хозяйств объ вашемъ… Надо…
Арина или какъ ее прозвали мужики еще въ двкахъ – Аришка-бурлакъ, подперла подбородокъ кулакомъ правой руки, которая въ свою очередь опиралась на ладонь лвой и, не дослушавъ Князя, начала говорить такъ рзко и звонко, что вся хата наполнилась звуками ея голоса, что ушамъ становилось тяжело ее слушать и со двора могло показаться, что въ хат горячо спорятъ безчисленное множество бабьихъ голосовъ.
– Чего, отецъ ты мой, чего съ нимъ говорить, вдь онъ и говорить то не можетъ, какъ человкъ. Вотъ онъ стоитъ, олухъ, – продолжала она, презрительно указывая головой на жалкую и смшную фигуру Давыдки. – Какое мое хозяйство? батюшка, Ваше Сіятельство, мы – голь, хуже насъ во всей слобод у тебя нту: ни себ, ни на барщину – срамъ, а все онъ насъ довелъ. Родили, кормили, поили, не чаяли дождаться парня. Вотъ и дождались, хлбъ лопаетъ, а работы отъ него, какъ отъ прлой вонъ той колоды, только знаетъ на печи лежитъ, либо вотъ стоитъ, башку свою дурацкую скребетъ, – сказала она, передразнивая его. – Хоть бы ты его, отецъ, постращалъ что-ли, ужъ я сама прошу, накажи ты его, ради Господа Бога, въ солдаты ли: одинъ конецъ. Мочи моей съ нимъ не стало.
– Ну, какъ теб не гршно, Давыдка, доводить до этаго свою мать, – сказалъ Князь, обращаясь къ нему.
Давыдка не двигался.
– Вдь добро-бы мужикъ хворый былъ, а то вдь только смотрть на него, вдь словно боровъ съ мельницы, раздулся. Есть, кажись, чему-бы и работать – гладухъ какой! Нтъ, вотъ пропадаетъ на печи лодыремъ, возьмется за что, такъ глядть мерзко: коли поднимется, коли передвинется, коли что, – говорила она, растягивая слова и переваливаясь съ боку на бокъ. – Вдь вотъ нынче старикъ самъ за хворостомъ въ лсъ ухалъ, а ему веллъ ямы копать, такъ нтъ вотъ, и лопаты не бралъ! – На минуту она замолчала. – Загубилъ онъ, шельма, меня, сироту, – взвизгнула она, вдругъ размахнувъ кулаками и съ угрожающимъ жестомъ подходя къ нему: – «гладкая твоя морда, лядащая, прости Господи!» – она презрительно отвернулась отъ него и обратилась къ Князю съ тмъ-же одушевленіемъ и съ слезами на глазахъ, продолжая размахивать руками.
– Вдь все одна, кормилецъ, – старикъ-отъ мой хворый, старый, а я все одна, да одна. – Камень и тотъ треснетъ. Хоть бы помереть, такъ легче бы было; одинъ конецъ, а то сморятъ они меня, отецъ ты нашъ, мочи моей ужъ нтъ. Невстка съ работы извелась, и мн тоже будетъ.
– Какъ извелась? отчего?
– Съ натуги, кормилецъ. Взяли мы ее запрошлый годъ изъ Бабурина, – продолжала она слезнымъ голосомъ, – ну баба была и молодая, свжая, смирная: важная была баба, родной. Дома-то у отца за заловками въ хол жила, нужды не видала, а какъ къ намъ поступила, какъ нашу работу узнала, и на барщину, и дома, и взд, она, да я. Мн что? я, баба привышная, она-жъ тяжелая была, да горе стала терпть, а все маялась – работящая была – ну, надорвалась, сердешная. Стала чахнуть, да чахнуть. Лтось петровками еще на бду родила, a хлбушка не было, кой-что, кой-что ли, работа-же спшная подошла. У ней груди и пересохли. Дтенокъ первинькой былъ, коровенки нту-ти, да и дло наше мужицкое, гд рожкомъ выкормить, а кормить нечмъ; ну извстно, бабья глупость, она этимъ пуще убиваться стала. А какъ мальчишка померъ, ужъ она съ этой кручины выла, выла, голосила,
– Что?
– Вдь онъ мужикъ еще молодой, отъ меня уже какой работы ждать, нынче жива, а завтра помру. Какъ ему безъ жены быть? Вдь онъ теб не мужикъ будетъ. Обдумай ты насъ какъ нибудь, отецъ ты нашъ.
– То есть ты женить его хочешь? Чтожъ, это дло.
– Сдлай божескую милость, ты нашъ отецъ, ты наша мать, – и, сдлавъ знакъ своему сыну, она съ нимъ вмст грохнулась въ ноги Князя.
– Зачмъ-же ты въ землю кланяешься, – говорилъ Николинька, съ досадой поднимая ее за плечо. – Разв нельзя такъ сказать. Ты знаешь, что я этаго не люблю. Жени сына, пожалуйста, я очень радъ, коли у тебя есть невста на примт.
Старуха поднялась и утирала рукавомъ сухіе глаза. Давыдка послдовалъ ея примру и въ томъ же глупо-апатическомъ положеніи продолжалъ стоять и слушать, что говорила его мать.
– Невсты-то есть, какъ не быть? Вотъ Васютка Михйкина, двка ничего, да вдь безъ твоей воли не пойдетъ.
– Разв она не согласна?
– Нтъ, кормилецъ, коли по согласію пойдетъ?
– Ну, такъ чтожъ длать? Я принуждать не могу, а вы поищите другую: не у себя, такъ у чужихъ, я охотно заплачу 100, 200 р., только бы шла по своей охот, а насильно выдавать замужъ нельзя. И закона такого нтъ, да и грхъ это большой.
– Э-э-эхъ кормилецъ! Да статочное ли дло, чтобы, глядя на нашу жизнь, охотой пошла? Солдатка самая и та такой нужды на себя принять не захочетъ. Какой мужикъ и двку къ намъ въ дворъ отдастъ. Отчаянный не отдастъ. Вдь мы голь, нищета. Одну, скажетъ, почитай, что съ голоду, заморили, такъ и моей тоже будетъ. Кто отдастъ? – прибавила она, недоврчиво качая головой. – Разсуди, Ваше Сіятельство.
– Такъ что же я могу сдлать?
– Обдумай ты насъ какъ нибудь, родненькій, – повторила убдительно Арина, – что намъ длать?
– Да что же я могу обдумать? Я тоже ничего не могу сдлать для васъ въ этомъ отношеніи. Вотъ хлба вы просили, такъ я прикажу вамъ отпустить и во всякомъ дл готовъ помогать; только ты его усовсти, чтобы онъ свою лнь-то бросилъ, – говорилъ Николинька, выходя въ сни, старух, которая кланяясь слдовала за нимъ.
– Что я съ нимъ буду длать, отецъ? Вдь самъ видишь, какой онъ. Онъ вдь мужикъ и умный, и смирный, грхъ напрасно сказать, художествъ за нимъ никакихъ не водится; ужъ это Богъ знаетъ, что это съ нимъ такое попритчилось, что онъ самъ себ злодй. Вдь онъ и самъ тому не радъ. Я, батюшка, Ваше Сіятельство, – продолжала она шопотомъ, – и такъ клала и этакъ прикидывала: неиначе, какъ испортили его злые люди.
– Какъ испортили?
– Да какъ испортили? Долго ли до грха. По злоб вынули горсть земли изъ подъ слду… и навкъ не человкомъ исдлали, вдь всякіе люди бываютъ. Я такъ себ думаю; не сходить-ли мн къ Дындыку старику, что въ Воробьевк живетъ, онъ всякія слова знаетъ и порчу снимаетъ, и съ креста воду пущаетъ; такъ не пособитъ ли онъ!
– Нтъ, онъ не поможетъ; а я подумаю о твоемъ сын, – и Князь вышелъ на улицу.
– Какъ не помочь, кормилецъ, вдь онъ колдунъ, одно слово колдунъ.
Давыдка Блый мужикъ смирный, непьющій, неглупый и честный, онъ лучше многихъ своихъ товарищей, которые живутъ не такъ бдно, какъ онъ. Но несчастный въ высшей степени лимфатическій темпераментъ или апатическій характеръ, или проще[?] наслдственная непреодолимая лнь, сдлали его тмъ, что онъ есть – лодыремъ, какъ выражается его мать. И она совершенно права, говоря, что онъ самъ этому не радъ. Онъ родился лодыремъ и вкъ будетъ лодыремъ, ничто не измнитъ его. Но родись онъ въ другой сфер, въ которой безпрерывный тяжелый трудъ не есть существенная необходимость, кто знаетъ, чмъ-бы онъ былъ? Разв мало встрчаемъ мы этихъ запухшихъ, вялыхъ, лнивыхъ натуръ безъ живости и энергіи, которые были такими-же лодырями, родись они въ бдности? Но средства къ существованію ихъ обезпечены, временный умственный трудъ въ нкоторой степени возможенъ для нихъ, и они спокойно погружаются въ свою безвыходную апатію, часто даже щеголяя ею, и, неизвстно почему, называя славянскою лнью.