Том 4. Очерки и рассказы 1895-1906
Шрифт:
Один заваривал чай, другой держал рукой кран самовара, чтоб запереть его вовремя, третий расставлял чашки, а один, откусив здоровый кусок полубелого хлеба, жевал его энергично, взасос. Еще один, ни на кого не обращая внимания, лежал на кровати и читал какую-то книгу.
Заметив учителя, а главное, нас сзади, все смутились.
Учитель тихо объяснял нам:
— Это они из заработка кутят; тут из соседней экономии работу переплетную давали.
— Хлеб-то хороший? — спросил он у того, кто уплетал его большими ломтями.
— Хороший, — с полным ртом хлеба отвечал мальчик.
— Ну, ешьте и пейте, а напьетесь, к нам тащите самовар…
— А ты бери, что ль, теперь его,
— Ну, ладно, — ответил учитель, — мы сейчас еще не станем, дождемся Ивана Андреевича.
Учитель затворил дверь и заговорил, ни к кому не обращаясь особенно:
— Казалось бы, прямая выгода всем землевладельцам лично для себя заводить школы: ведь новая культура неизбежна, и нужны новые работники. Главным образом тут не идет у Ивана Андреевича дело не потому только, что не дают, не веря в эту культуру, ему денег, а потому, что и соответствующих рабочих нет: там машину сломал, там лошадь опоил, там корову упустил в мирской табун… то все, что здесь, конечно, еще пустяки, а если всю новую картину взять, — без новых людей откуда она возьмется? И положение такое, что приходится не дело делать, а тратить время и силы на то, чтоб Христа ради собрать, или хозяина земли убеждать в его же пользе. По подписке на постройку школы собрали, на счет Ивана Андреевича обставили — только лес барский.
— Вы много жалованья получаете?
— Восемь рублей и месячное.
— Владельцы платят?
— Владельцы месячное выдают, а жалованье из церковно-приходских сумм.
— Это церковно-приходская школа?
— Да. С одной стороны, в ней, конечно, больше свободы, чем в земской.
— Неужели?
— Гораздо больше, — мрачно, как эхо, повторил, входя в это время, громадный, широкоплечий Иван Андреевич. — Конкуренция у них с земством, а прав смотреть сквозь пальцы больше…
Там у доктора среди гостей размеры Лихушина скрадывались. Здесь он вырисовывался во весь свой рост, сильный, стройный, широкий в плечах, сухой и жилистый. Карие большие глаза напряженно смотрели из глубоких орбит, нижняя губа как-то пренебрежительно выдвинулась вперед. В то время как мягкая бородка и вьющиеся на голове волосы придавали всему лицу что-то молодое и нежное, энергичный сдвиг бровей сильный загар, глухой голос, напротив, производили впечатление мужества и силы. В глазах эти контрасты лица слились, производя сложное притягивающее впечатление… Было что-то удалое, и властное, и ласковое, как у женщины.
Поздоровавшись, он сел на кровати рядом с учителем и угрюмо сказал ему:
— Ну-ка, прочти, что нам пишут.
Учитель взял и стал внимательно читать.
Прочитав, он молча возвратил письмо.
— Ухожу, — решительно, односложно бросил Иван Андреевич.
— Слыхал, — усмехнулся учитель.
Иван Андреевич резко обратился ко мне:
— У вас, кажется, есть свободное место учителя.
— Есть.
— Возьмите меня.
— У меня и управляющего место свободно, — ответил я, радостно подумав, что вовремя приехал.
— Вы не шутите?
— Совершенно серьезно.
— Согласен.
Лихушин сверкнул глазами и протянул мне руку. Учитель растерянно спросил его:
— Взаправду?
— Видишь, — не смотря, бросил ему Лихушин.
— А не выйдет, что я вас сманиваю? — спросил я Лихушина.
Лихушин вспыхнул.
— Крепостной я, по-вашему, что ли? Мне вот предлагают распродать все: арденов, симменталов, деньги выслать, а на будущее время, если и сеять, то исключительно крестьянским инвентарем, который-де дешевле…
Дней через десять Лихушин совсем переехал в Князевку. Перед этим он
Приехав, он пришел ко мне с кучей своих проектов и заявил:
— Сегодня я хочу вас познакомить со всеми моими планами по крайней мере на двенадцать лет вперед. Необходимо прежде всего условиться нам, чтоб работать по определенной, выясненной совершенно программе. И раз мы ее примем, тем самым примем и нравственную ответственность за ее выполнение.
Я с интересом следил за Лихушиным, когда раскладывал он на большом столе все свои бумаги.
А Лихушин между тем продолжал свое вступление. Он весь ушел в себя, большие карие глаза его напряженно горели, а нижняя губа еще больше выдвинулась вперед и, казалось, сильнее подчеркивала выражение пренебрежения. Говорил он, волнуясь, гулко, скороговоркой:
— Владельцы, имение которых я оставил, может быть, и имеют основание быть недовольными мной. Дело в том, что в сельском хозяйстве меня интересует прежде всего вся совокупность дела. Я не имел средств для этого, и волей-неволей мне пришлось ограничиться чисто опытной деятельностью. Я выяснил, например, секрет наших мест. Каждая местность имеет такой секрет; узнать его и значит взять быка за рога, стать хозяином дела. Помимо почвенного анализа, совокупность остальных факторов — климат, влажность там и другое — создают успех того или другого растения. Так, скажем, Новоузенский и Николаевский уезды Самарской губернии — родина пшеницы. Ирбитский уезд Пермской губернии — сплошной конопляник, Псковская губерния родит лен. Наши же места исключительно бобовые: горох, чечевица, люцерна, клевер. Это свое открытие я сделал прежде всего, наблюдая дикую природу, затем и опыты с чечевицей, люцерной, клевером тоже подтвердили мои предположения.
Он сдвинул брови, уставив глаза в какую-то точку, и сидел некоторое время как бы в раздумье.
Прихлебнув горячий чай и слегка поморщившись, он продолжал:
— В данном случае это потому важно, что бобовые злаки так же ценны теперь на рынке, как и масличные. В больших размерах поставленное дело дало бы большие выгоды, а в тех опытных размерах, в каких стояло до сих пор у меня, оно не давало ничего, — для чечевицы, например, для выгодного сбыта ее, необходимы непосредственные сношения с Кенигсбергом, Данцигом, из-за одного вагона не заведешь их, и приходится отдавать за полцены перекупщику здешних мест. Если бы еще была близко железная дорога — явились бы конкуренты, а когда она в восьмидесяти верстах, кого заманишь, а привезешь в город, ты уже в их руках. Вообще нет ничего убыточнее опытного культурного хозяйства: один симментальский бык, два ардена, три йоркшира, одна жатвенная машина и прочее. Нужны опытные люди, масса накладных расходов; все это может оправдаться только размерами дела.
— И даст выгоду?
— Несомненно. В силу одного того уже, что арена пуста совершенно, громадный спрос на все продукты высшей культуры. Но это временно, конечно.
— Как временно?
— Десять — пятнадцать лет.
— А затем?
— А затем явится столько конкурентов, что цены собьются. Можно следить, конечно, за мировым рынком, постоянно восполняя то, в чем чувствуется недостаток. Например, в этом году рапс пропал везде, — это было известно уже в середине мая, то есть самое время посеять его у нас. Я посеял полдесятины, и он дал сто пудов. Пуд на месте рубль шестьдесят пять копеек. Все поля засеять рапсом — сразу целое состояние. Но это хозяйство хищнически промышленное, — от такого я отказываюсь, — я могу только отчасти воспособлять его. То есть в масличном поле сеять то, на что наибольшее требование.