Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Иноземцев угрюмо:
— Неродная дочь. Чужая. Никто.
Он поворачивается и медленно уходит.
— Мне к машине пора идти, — бормочет механик.
Навстречу Иноземцеву появляется в дверях Подметко:
— Я тебе говорил, Иван Иванович, что я героем могу быть. Так и вышло, только ребро, кажется, сломал.
— Заживет, — говорит Иноземцев и глядит на него. — А машина как?
— В капитальный ремонт пойдет.
Иноземцев молчит немного времени.
— Ольгу на шинели принесли, паровоз искалечен, а ты, значит, герой! — произносит Иноземцев. — Да будь ты проклят! Пошел прочь от меня!
Старый
Семья Иванова
(сценарий)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Иванов Алексей Алексеевич, 35 лет.
Ольга Васильевна, его жена, 32 лет.
Степан, 13 лет, Петр, 10 лет, Настя, 6 лет } их дети.
Марфа Никитишна — Бабушка — мать Иванова, 65 лет.
Пашков Семен Гаврилович, работник отдела кадров электростанции, лет 45.
Софья Ивановна, лет 40, работница электростанции, обмотчица.
Габриэль, европейская девушка, 24 лет.
Исаев, Моргунов, Белоярцев } офицеры, товарищи Иванова.
Сестра
Инвалид
Безрукий инвалид
Санитарка
Ж.-д. машинист
Старик с ребенком
Красноармейцы
Американские солдаты.
И другие — по ходу действия.
Ночная тьма. затем вдалеке, — вначале очень далеко, — можно разглядеть точку света.
Свет приближается и приобретает более конкретный образ — сперва однако фантастический, словно дело происходит в другом мире, а не на привычной земле; веет метель-поземка, иногда она прекращается, и тогда видно звездное небо и окружающий ландшафт.
Свет вблизи: несколько сильных электрических светильников или два-три прожектора освещают небольшую территорию. На этой территории находится недостроенная, но уже действующая мощная электростанция, напоминающая организм без одежды и без покровов, у которого внутренние органы работают снаружи и на виду. Станция состоит из двух главных частей, соединенных меж собой: котельной и силовой установки; котельная представляет здание со стенами, далеко не доведенными под крышу, проемы окон закрыты матами, четыре низких дымовых трубы, выходящих из скелетообразного здания котельной, работают с дутьем; силовая установка имеет законченным только фундамент — сам турбогенератор закрыт комбинацией матов, щитов и прочих временных материалов, сквозь которые в яркие просветы частично видно туловище могучей машины. На территории станции много временных устройств, некие дебри обнаженной техники. На всех устройствах — следы стужи, ветров и мороза: огромные ледяные сосульки, полосы в мерзлом снегу, как роспись ветров. Слышен напряженный, высокий, непрерывный звук работающей станции, иногда заглушаемый шумом метели и затем вновь возникающий.
В краткий перерыв метели, когда делаются видными звезды на небе, виден также и окружающий ландшафт: силуэты гор справа и необозримая даль равнины, мерцающей снегом, прямо вперед и слева. Это Урал или Предуралье. Фантастичность и мощность пейзажа находится во внутреннем родстве с фантастичностью самой электростанции, работающей почти «голой» на открытом месте, как в таком же родстве находятся и звуковые элементы: завывающая поземка и высокая мелодия работающих машин станции.
Железнодорожная станция возле электрической станции.
На станции меж путями и за ними — горы машин и механизмов, сваленных на землю, прикрытых брезентами и ничем не прикрытых. Горят костры, у костров греются рабочие, охраняющие машины; над огнем висят котелки, в которых варится пища.
Внутренность одного товарного вагона: посреди вагона раскаленная почти докрасна железная печь. К потолку вагона подвешены две детские колыбели — люльки. На нарах вагона спят люди; на полу их вещи и домашнее имущество; даже коза находится здесь, привязанная к железной скобе вагона; коза спит.
Нары этого же вагона. Спит женщина — Ольга Васильевна Иванова, справа и слева от нее спят ее дети: Степан, Петр и Настя, укрытые с головой. Ольга Васильевна и во сне продолжает обнимать меньших своих детей, Настю и Петрушку. Подле них сидит, согнувшись, бабушка; она в очках и штопает чулки или зашивает одежду.
В конце 1941 года
Та же внутренность вагона. Слышно завывание метели за стенами вагона. затем метель стихает на время, и слышно бормотанье беспокойно спящих детей, кашель взрослых и отдельные фразы сонных бредящих детей: «Мама, я домой хочу», «А где наша корова, ее немцы съедят», «дай-дай-дай-дай!» — Голос женщины: «Чего тебе дать? Спи-спи!» — Голос ребенка: «дай! сиську дай с хлебцем!» — Вне вагона раздается песня, поют два голоса: «Широка страна моя родная»; голоса приближаются к вагону; голос пожилой женщины в вагоне: «Была широка, а теперь поужела!»
Дверь вагона раскрывается. В вагон влезает Пашков, за ним клубы морозного воздуха. На Пашкова шумят женщины: «дверь закрой, полуночник!» — «детей застудишь, куда лезешь, чертопхай!» — «дров принеси, тогда и в гости ходи!» — И он прыгает обратно из вагона, закрывая дверь за собой.
Ольга сходит с нар, выходит на середину вагона, где топится печь, и подкладыва-ет дрова в огонь.
Дверь вагона вновь раскрывается, появляется Пашков с охапкой дров, он бросает дрова в вагон и сам влезает в него.
Пашков. Здравствуй, старшая? Получай дрова на ночь! Недостанет — еще принесу, спите в тепле… Сами-то дальние?..
Ольга. Дальние… Из-за самой Москвы!
Пашков. Вон — как! Из-за самой Москвы: ишь где жили! И что же теперь делать будете? Сами-то семейные или нет? Квалификацию имеете или так: жили при муже?
Ольга. Троих детей ростила, при муже жила…
Пашков. Так-так-так. Квалификации, стало быть, нету, одно материнство… А как здоровье? И детей сколько — душ-едоков?
Ольга. А зачем вам нужно все знать?
Пашков. значит, нужно. Видите, я ночью по морозу в темноте хожу: значит — нужно!
Бабушка, Марфа Никитишна, показывается, садясь на краю нар.
Бабушка. А зачем тебе нужно: сколько детей у бабы, да сколько ей лет, да откуда едешь и какая квалификация? Ты кто: шпион, что ль?
Пашков(нисколько не обидевшись). здравствуйте, дорогая моя, спасибо, что голос подали, а я думал — вас тут нету, а вы здесь!