Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Яков. Людям стало лучше, ты думал правильно.
Голос отца. Не знаю, как у вас теперь. Но я знаю, что я думал неправильно, я ошибался. В руках зверя и негодяя самая высокая техника будет лишь оружием против человека.
Яков (в волнении). Ты прав, отец! Так делают теперь враги людей, но мы их раздавим, потому что самая лучшая техника — это высший человек, а высший человек живет у нас, в Советском Союзе.
Голос отца. Откуда ты это узнал?.. Высший прекрасный человек — вот в чем тайна, которую мы не могли
Яков. Я научился этому у Сталина.
Голос отца. В чем его учение?
Яков. Я еще сам не научился всему его учению. Но я знаю, что Сталин учит всех людей быть верными детьми своих отцов, он велит никогда не изменять тому, что было в отцах высшим и человеческим, он хочет сделать героическую душу человека законом всей земли. Он сам ученик Маркса и Ленина.
Краткое молчание.
Голос отца. Мой отец родил меня и велел быть только добрым и терпеливым. А я хотел, чтобы ты стал знающим и смелым. Но ты должен теперь стать мудрым и счастливым. Ты должен быть моим идеалом! Но кто поможет тебе быть таким человеком, и будет ли это так? — Ведь я, твой отец, мертв и бессилен…
Яков (Встает на ноги). Так будет, отец! Если даже мне придется бороться со всем миром, — если люди устанут, озвереют, одичают и в злобе вопьются друг в друга, если они позабудут свой смысл в жизни, — я один встану против них всех, я один буду защищать тебя, Сталина и самого себя!
Голос отца. Ты погибнешь тогда, мой мальчик.
Яков. Но ведь ты тоже погиб!.. Что туг страшного — умереть? Посмотри — сколько лежит вас, мертвых, здесь! Вы ведь все вытерпели смерть.
Голос отца. Умереть не страшно. Ты не бойся смерти: это не больно.
Яков. Я знаю.
Голос отца. Ты не знаешь, ты еще не умирал.
Яков. А я все равно знаю, потому что не боюсь смерти.
Голос отца. Ты прав, мой сын. Я люблю тебя сейчас еще больше… Уходи с моей могилы и живи, я буду теперь навсегда мертвым и спокойным. Ты не изменишь мне никогда, и в этом будет моя вечная жизнь.
Яков. Спи, отец, вечно в земле. Прощай.
Яков склоняется к могиле и целует землю.
В это время на соседней могиле появляется человек — бывший служащий стройразбортреста; этот служащий слегка подкапывает надмогильный камень лопатой, сворачивает камень и кладет его на землю; затем он раскачивает железную решетку-ограду. Яков молча наблюдает за этим служащим. Служащий оставляет решетку соседней могилы, перелезает на могилу отца Якова и начинает подкапывать лопатой надмогильный камень-памятник.
Яков. Брось лопату! Что ты делаешь? Здесь мой отец лежит!
Служащий. Тут покойник. Я его не достану, он мне ни к чему.
Яков. Зачем вы это делаете?
Служащий. Так велели. Камень и железо в утиль, дерева на корчевку, могилы сравнять в ничто, а сверху потом парк устроят — карусели, фруктовая вода, на баянах заиграют, девки придут и лодыри с ними — на отдых, и ты приходи тогда, — чего на могиле торчишь? — а сейчас ступай отсюда прочь, дай нам управиться!
Яков (в недоумении). А зачем на кладбище парк культуры устраивать? Кругом же пустая степь, там свежая земля!.. Там и надо парк делать.
Служащий (Трудясь с лопатой). Стало быть, что вот как раз так надобно, что именно тут. Там в степи неинтересно, там взять нечего, а тут — и железо, и камень, и дерева, и венки из жести, — всякий инвентарь.
Яков. Ну и что ж такое, что железо! А оно ведь ржавое все, а камни ничего не стоят, а деревья — на дрова только, они старые и кривые…
Служащий. А все-таки нашему царству-государству и тут доход… Чего тут железу и каменьям зря находиться! Покойники в земле давно сопрели, родня их — какая выросла, какая сама скончалась, — и уж считай, что про мертвых забыла…
Яков. А я не забыл вот!..
Служащий. Ну ладно — не забыл! Памятливый какой! — дай кладбище уберем, и ты все позабудешь: места тогда, где сейчас стоишь, не найдешь: тут ферверок будет иль квас по кружке отпускать — от жажды… А родня покойников, которая жива еще, сама придет плясать сюда, — кому тут плакать, кого помнить!.. Понял теперь?
Яков (удивленно). Нет!
Служащий. Потом поймешь, когда привыкнешь — не враз!.. (Ворочает надмогильный камень, слабо сдвигая его с места). Ишь ты, дьявол, неподатливый какой. Смешно и забавно тут будет! Мороженое, компот в чашках, двор смеха в загородке. Я в Туле бывал и все видел. И тут же силомер и труба — на звезды глядеть: где, что и как там, отчего все произошло и куда потом денется; оказывается, мы все из тумана явились — так выходит по науке, — да пускай из тумана, нам одинаково!.. А дальше (Служащий оставил на время работу и жестикулирует, полный воображения будущего), дальше — вон видишь где — буфет откроют: харчи, напитки, вафли, изюм, простокваша, блины, — что хочешь! Тут целый парад красоты будет, тут прелесть что такое начнется! А ты что стоишь? Говори — хорошо ведь получится?
Яков (Заслушавшись — в изумлении). Хорошо.
Служащий (Принимаясь за работу). А камень этот в фундамент пойдет, железо в переплавку, — глядь и фабрика новая стоит. Ну конечно, если сырья не хватит, то она работать не будет. Неважно — мы подождем и потерпим… (Валяет на землю надмогильный камень). А я здесь силомером буду заведовать, либо конфеты в бумажки заворачивать — легкая чистая работа! Туда-сюда, и день прошел, и не уморился, и деньги заработал, и сыт по горло: везде же знакомство: и на кухне, и в буфете — где пирожок возьмешь, где жамку, где щей похлебаешь… Так и жизнь проживешь — незаметно, а приятно, в полный аппетит, культурно, с удовольствием! (Поет и приплясывает). Ту-ру-ру-ру, ту-ру-ру!.. (Останавливается). Чего же еще надо? — Ничего. Достаточно.