Том 6. Пьесы 1871-1874, Островский Александр Николаевич

Том 6. Пьесы 1871-1874

на обложку

Островский Александр Николаевич

Шрифт:

Татьяна

Я, так и быть, прибавлю Тафтяную сорочку, рудо-желту. Да вошвы есть на летник, по атласу Червчатому шелки и серебро. Совсем было про них забыла — стала В коробьях рыть, нашла, так что таить.

Анисья

Скупенька ты, а вот и расступилась Для дочери. Да что и говорить: Затеяли, так надо кончить дело. Убытка нет тебе: такого зятя С огнем ищи, так не найдешь, поверь. Не матери б хвалить.

Татьяна

не хвалила б. У нас глаза не слепы — парня видим. Дурным его не назовешь, из роду Не выкинешь; а поискать приняться, Так есть и лучше на Москве; не клином Сошлась она. Да вот беда какая: Искать-то мне не время; тороплюся, Приходится сбывать Наталью с рук, Послушай-ка! На Кисловке, бок о бок, Сосед у нас, из нашего приказа Подьячишка, — да, Господи прости! Такой-то пес постылый! Наберется Угару-то хмельного, колобродит По всем дворам; а чаще всех ко мне. И потчую, нельзя. По разговорам, Как вижу я, присвататься он хочет.

Анисья

Не Клушин ли?

Татьяна

Ну, он. А разве знаешь?

Анисья

Кумой зовет — крестили вместе. Ходит Частенько к нам и пить, и похмеляться. Докучлив так-то часом, что не знаешь, И выжить как. Чего ж его бояться? Не отдавай! Не кто тебя неволит, Не оторвет с руками.

Татьяна

Оторвет; Сильна рука у плута. Подслужился Боярину Лопухину и нашим Боярыням верховым, казначеям. Боярское для нас велико слово, Велят отдать, не станешь спорить, выдашь За пьяницу.

Анисья

Ахти! Беда какая!

Татьяна

Ну, сватьюшка, еще ли ты не видишь Любви моей? Другая набиваться Стыдилась бы, а я вас упреждаю: Не мешкайте!

Анисья

Чего же дожидаться! Хоть завтра же! Спасибо, что сказала. Проснется муж, поговорим да с Богом, Благословясь, и по рукам ударим. А там, честным пирком… Уж так-то рада, И слов тебе не вдруг найду… Ну, сватья, В светелочку ко мне! На всей прохладе Медку испить пожалуй, за любовь.

Уходят. Из боковой двери, спросонков после полуденного сна, выходит Кочетов, отворяет поставец, достает сулейку и чарку и, оглядываясь, наливает.

Явление второе

Кочетов один.

Кочетов

(со вздохом)

Единую. Жена не увидала б, Храни Господь! Хоть в доме я глава, А все-таки…

(Пьет.)

Закусочки пошарить.

(Закусывает.)

А все-таки блюдуся шуму. Звонок, Пронзителен их голос бабий.

(Откашливаясь.)

Знатно! Винца испить любезно скуки ради; Да только жаль, что чарочка мала, И потому вторично.

(Пьет.)

Вот и полно.

(Ставит сулейку на место, закрывает поставец и садится к столу.)

Теперь начну прохладно насыщаться Премудростью чужой.

(Раскрывает рукопись Домостроя, лежащую на столе.)

Где ни откроешь, Словесный мед и пища для души.

(Надевает очки и читает.)

«А дети аще небрегомы будут, В ненаказании отцов живя, Что согрешат иль злое что содеют, — Отцам и матерям от Бога грех, А от людей укор и поношенье, В дому тщета, и скорби, и убыток, А от судей соромота, продажа». Премудрые слова отца Сильвестра! А далее читаем: «Како дети Спасати страхом». «Не ослабевай, Бия младенца! Аще бо жезлом Биешь его, на здравие бывает, Казни измлада сына своего И ребра сокрушай, покуда мал; А вырастет — не дастся». Это правда. Великий был мудрец отец Сильвестр! Для сына я не пожалел жезла, И вырастил стыдливее девицы: Как рыба, нем пред старшим пребывает, Родителя приказы принимает В молчании, с поклоном исполняет. На праздничных пирушках у родных, Склоня главу, сидит, а очи долу Опущены имеет. Глумотворства, Веселия бежит. А наипаче Учил его блюстися скоморохов, Гудельников, сопельников, глумцов И песен их бесовских; грех тягчайший Сие бо есть. Могу хвалиться смело Перед людьми, что Яков мой не знает Мирских забав и всяческих соблазнов.

Входит Клушин.

Явление третье

Кочетов и Клушин.

Клушин

Хозяину и дому благодать И мир!

Кочетов

(снимая очки)

Добро пожаловать, приятель Особенный, Василий Фалалеич! Присядь!

Клушин

Сажусь. Хозяйка поздорову ль, Кума моя, Анисья Патрикевна?

Кочетов

Старуха-то? Старуха ничего, Кой-как плетется.