Том 7 (доп). Это было
Шрифт:
Я не ожидал такого эффекта: полковник досера побледнел и взметнулся:
– Марс?! Как, и Марс также?!. О, дьяволы!! – погрозил он наганом. – Я это упустил из виду… Но… быть может, не опыты здесь? может быть… кометы близко прошли или… Как у вас думают? Да говорите же, не тяните!..
Игра захватывала меня. Безумие заражает, и я поддался ему безвольно. Во мне бешено бился смех, смех над самим собой, над этой проклятой жизнью, которую называют сутью. Мне хотелось прорвать эту грязную оболочку ее, в которой томился я, за которой мне мог открыться – и открывался
И я поддался:
– Вы угадали, полковник. Вы, очевидно, чудеснейший астроном. Кометы прошли, я имел случай их наблюдать: Италия, Греция, Аргентина… Возможно, что они оказали на Марс влияние…
– Капитан, опомнись! – дошел до меня сдавленный шепот казначея.
Полковник что-то обдумывал.
– Возможно… но в данном случае нечего опасаться. Это не опыты! Все дело – в луне! Жизнь жива лишь ее тихим светом! Значение Марса совершенно ничтожно, нуль!
Прохоров повторил, с карандашиком:
– Совершенно… ничтожно-с… нуль-с!
Но я продолжал бороться:
– Господин полковник, прикажите дать нам бензину! Мы спешим продолжать опыты!
– Кто вы?! – в бешенстве закричал полковник, хватив кулаком по кожуху машины. – Подлец или сумасшедший?! Или вы, несчастный, не знаете, кто сейчас делает эти опыты?! Враги! Враги жизни и человечества! Они поставили аппарат… аппарат крови!!..
Он высверливал меня взглядом, подавлял бешенством. У меня дрожал голос, в этой «игре», когда я выговорил невольно:
– Я обмолвился, господин полковник…
– Обмолвился?!.
– Я не так выразился, господин полковник. Мы спешим продолжать исследования луны… по вашей системе…
– Странно…
Полковник издал неопределенный звук носом, – что-то злобно-насмешливое, – перекосил рот и отошел от машины. Стоя вполоборота, он быстро поправил в нагане и скомандовал часовым:
– Стража, открыть ворота!
Часовые – у одного оказалась палка вместо ружья – сейчас же ворота настежь. Сашка продвинул медленно, косясь на наган полковника. Момент был жуткий: полковник оставался за нами, и ему ничего не стоило нас убить. Наконец, за нами раздался командный окрик:
– За-крыть ворота!
Ворота захлопнулись с оглушающим грохотом. Мы попали в кошмар.
Перед нами была старинная, запущенная, когда-то богатая господская усадьба, обнесенная высокими стенами, – с бойницами, как в монастыре. Огромный двор-луг, приятный глазу ковер зеленый. За ним, под стенами, каменные службы, белые, с черными пятнами затворов, с гнездами аистов на коньке.
Высокий, в три яруса, с бельведером, дом-замок, с круглыми башнями на углах. Дом этот выходил глаголем: крыло смотрело на нас, к воротам; фасад, в высоких колоннах, тянулся справа. В колоннах – ступени, из мелового камня, широкие, как в соборах. Все было крашено в удручающе желтый цвет, и в этих желтых стенах – огромные, словно двери, окна в черных, траурных, переплетах.
За чугунной решеткой – заглохший вековой парк: дубы и липы. На середине
В таких замках бывают подземелья, истертые плиты; в стенах – ржавые кольца, – давно отшедшее.
На широких ступенях, между колоннами, кучка сизоголовых, в халатах, хлесталась картами и галдела. Один стоял на коленях, глядел в ведерко и часто-часто крестился: что-то он там видел. По всему лугу валялись скореженные железные койки, вспоротые сенники-матрасы и одеяла в клочьях. Опустив головы, блуждали люди в халатах. На скамье, под дубом, стояли иконки с банками от консервов, и какой-то высокий и тощий, голова редькой, окрутившись газетами, переступал с ноги на ногу и отпевал кого-то…
Сашка подал к колоннам, и мы услыхали полковника:
– Стоп! Смиррно!
Из выбитых окон дома совались головы, желтые пятна лиц. Мотали тряпками, простынями. Очевидно, встречали нас.
Сашка повернул голову, повел на меня, по-лошадиному, – косым глазом, словно пытал – что дальше? – и глухо ворчнул:
– Влипли.
Казначей… Казалось, что он уснул. Но он все так же сидел с своим чемоданом, как сполз, и пытался что-то сказать, высматривая полковника. Я разобрал одно слово: «вертится».
Полковник остановился недалеко от машины и, поматывая наганом, закричал на крышу:
– Сидоров! Музыкант! Как?! влияния есть?..
Я поднял голову. На самом карнизе, двое, в халатах и жестянках на голове, держались за телефонную проволоку и орали хрипло, наперебой:
– Оказывает, ваше вскородие! Их благородие, поручик Куроедов расчисляют!
Полковник задергал глазом и заметался:
– Признаки! Признаки мне давайте! Поручик, есть? есть влияние? рапортуйте же, черт возьми!
К самому краю, не боясь сорваться, подошел худой, бледный юноша, в черном халате и тазике, как у полковника. Свесил ноги, уселся и закурил. У меня захватило дух: закружится голова – сорвется! Но тот спокойно покуривал, а полковник метался, размахивая наганом:
– Извольте соблюдать дисциплину, а не курить! Рапортуйте-с!
Юноша поднялся, взял под тазик и сказал устало:
– Заметно слабей, господин полковник. Мы противопоставили контрвлияние. Провода подняты еще на пятнадцать, площадь защиты расширена. Щиты действуют хорошо. Идея в основе верна, но лучше бы шелковые…
– Перебиваете мои мысли! – замахал на него полковник, прислушиваясь внутри себя.
Поручик сел, упершись босыми ногами в желоб, и стал курить. Сидоров и Музыкант вытягивали один у другого простыню и гремели по крыше.
– Лучше бы шелковые, господин полковник!
Полковник дернулся и щелкнул по тазику раз десять – видимо, в раздражении:
– Я же приказывал достать шелку?! Под арест пойдете! Сейчас же командировать Музыканта, от моего имени! Обязаны дать!! Написать от моего имени Главному Интенданту, подлецу! Ерничество, кумовство! Дать им, наконец, взятку!! Дело идет о спасении России, человечества, а они высчитывают гроши! Моя система абсолютно верна! Это гениальнейшее открытие, и вот результат! – показал полковник на нас наганом. – Они из Пулкова! и привезли кон-со-нанс!! Мы спасены! Ур-ра-а!..