Том 7. Произведения 1856-1869 гг.
Шрифт:
Беклешовъ.
Охъ, идеалисты! Да вдь ты самъ далъ ему оружіе. Онъ по свойствамъ своей телячьей натуры возмечтаетъ, что твоей ничего не надо давать, а взять на себя содержаніе женщины, не получивъ новыхъ средствъ, безумно. Кажется, нечего доказывать.
Венеровскій.
Это такъ. Но я всетаки приму мры, чтобы не быть въ дуракахъ. Цль моя одна, — вырвать эту двушку, хорошую двушку, изъ одуряющихъ и безнравственныхъ условій, въ которыхъ она жила. И потому очевидно, что эта личность не должна ничего потерять вслдствіе того, что она избрала меня, не должна быть лишена тхъ простыхъ, наконецъ, удобствъ жизни. Я приму мры для огражденія ея интересовъ.
Беклешовъ.
Только
Венеровскій.
Ну, я хоть и не практичный мужъ, какъ ты, а объ этомъ дльц раздумалъ и взялъ свое ршеньеце, да, хе, хе...> Вотъ видишь ли. Въ послднее наше свиданье Прибышевъ опять началъ разговоръ о деньгахъ при ней; я сказалъ, что объ этомъ предмет я нахожу удобне переговорить съ глаза на глазъ, чмъ парадировать передъ публикой.
Беклешовъ.
[261]Да въ томъ, братъ, и штука, что ты будешь деликатничать, а они тебя надуютъ.
Венеровскій.
Вотъ видишь ли, я назначилъ ныншній день для этихъ переговоровъ. Я намренъ сказать, что желаю, чтобы отношенія эти уяснились.[262] За это я поручусь.
Беклешовъ.
Онъ тебя надуетъ, это я теб говорю. (Задумывается.)Помни одно: для нихъ, для этаго народа, обрядъ важне всего. На этомъ то ихъ надо ловить. — Помни одно: не иди въ церковь до тхъ поръ, пока не получишь въ руки формальные акты, утверждающіе за ней извстное имущество.
Венеровскій.
Ты такъ ставишь вопросъ, какъ будто для меня все дло въ ея состояніи. Мн непріятно это даже. Ты ужъ слишкомъ практиченъ.
Беклешовъ.
Ну, я вдь говорю — идеалистъ! Да ты забываешь, съ кмъ имешь дло. Вдь это подлецъ на подлец. Грабили 500 лтъ крпостныхъ, пили кровь народа, а ты съ ними хочешь идеальничать. Ты имешь цль честную — спасти ее, — ну да. Ну, что жъ теб въ средствахъ! Вдь это мальчишество, студентство!
Венеровскій.
[263]Мн, братъ, дло нужно прежде всего.[264]
Беклешовъ.
Хорошо, хорошо. Идеалистъ! Я говорю, коли я не возьму тебя въ руки, ты попадешь, какъ куръ во щи. Ну, да съ этой точки зрнія мы затравимъ. Ну, разскажи сама особа какова?[265]
Венеровскій.
Какъ теб сказать, — двочка по наружности весьма пріятная, добрая, ласковая, и натура еще не вполн испорченная. Задатки есть очень хорошаго. Въ эти послднія дв недли я много давалъ ей читать, много говорилъ съ ней. Она начинаетъ понимать вещи въ настоящемъ вид. Напримръ, чувствуетъ уже всю гнусность среды, желаетъ изъ нея вырваться и понимаете ничтожество своихъ почтенныхъ родственниковъ. Натура весьма честная и хорошая. И, разъ вырвавъ ее изъ этаго подлаго гнзда всякой мерзости и разорвавъ, разумется, вс связи съ почтенными родственниками, я надюсь, она доразовьется вполн. Вотъ увидишь нынче.
Беклешовъ.
Гм, гм. Это хорошо. Ну, а что это за особа племянница?
Венеровскій.
Племянница эта, видишь ли, эманципированная двица, неглупая и развитая натурка, но непривлекательной наружности.
Беклешовъ.
[266]А вотъ, какъ хочешь — не дается женщинамъ вмст миловидность и развитіе. Эти глупенькія, розовенькія все-таки пріятне.
Венеровскій.
Хе, хе! да,
Беклешовъ.
Это скверно.
Венеровскій (гордо).
Нтъ, почтенный Сергй Петровичъ,[268] упрекнуть меня никто не можетъ: я поступилъ, какъ долженъ поступить каждый честный человкъ, понимающій свободу женщины. Я тогда сказалъ ей, что не беру на себя никакихъ обязательствъ что отдаюсь только на время этимъ отношеніямъ.
Беклешовъ.
Ха, ха, ха! Вдь я вижу, чт`o тебя смущаетъ: ты думаешь, ужъ не дурно ли ты поступилъ въ отношеніе ея? Вотъ идеализмъ-то! Да ты подумай, съ кмъ ты имешь дло. Помни ты, чт`o эти люди считаютъ дурнымъ и хорошимъ. Вдь вс нравственныя понятія извращены въ той сред, гд они живутъ. Съ этими людьми ежели считаться, всегда будешь въ дуракахъ. Первое правило знай, что то, что для насъ нечестно — для нихъ честно, и наоборотъ. Съ этимъ и соображайся. Но, положимъ, ты находилъ удовольствіе съ ней — на безрыбьи и ракъ рыба — что-жъ изъ этаго слдуетъ?[269]
Венеровскій.
Это такъ, — но двица эта[270] навязчива, считаетъ за собой права и можетъ повредить мн. И вообще я бы желалъ устранить ее.[271]
Беклешовъ.
Понято. Я мало того, что устраню это вліяніе, — я сцплю эти дв личности [такъ], что ихъ не расцпишь — погоди.
ЯВЛЕНIЕ 3.
Т же, входит ъгрязный сторожъ, старикъ, служащій вмсто лакея, а потомъ Катерина Матвевна и Иванъ Михайловичъ.
Сторожъ.
Анатолій Дмитричъ, ента барышня опять васъ спрашиваютъ, да и съ бариномъ.
Венеровскій.
Какая барышня?
Сторожъ.
[272]А ента, что прежде бывала, стриженная.
Венеровскій.
Это Прибышевъ съ племянницей. Пусти. [Сторожъ уходитъ.]
Беклешовъ.
Вотъ на ловца и зврь бжитъ. Затравлю обоихъ.
(Входятъ Иванъ Михайловичъ и Катерина Матвевна.)
Иванъ Михайловичъ.
Ну, были въ вашей школ съ Катенькой. Любочка хотла тоже хать, да боялась, — она простудилась вчера. Вотъ и захали къ вамъ. Ну, я вамъ скажу, Анатолій Дмитріевичъ, что за прелесть эти дти, что за такое-этакое! Да, вотъ истинно славно, славно!
Венеровскій.
Чтожъ, хорошо сдлали, что захали. Могу васъ познакомить: Беклешовъ, мой товарищъ — господинъ умный и хорошій. Катерина Матвевна, и васъ знакомлю.
Катерина Матвевна.
( крпко жметъ Беклешову руку, такъ что онъ морщится отъ боли; Беклешову).
<А вы признаете связи товарищества? Я не признаю ихъ. Такое же суевріе. — Я полагаю, вы встали въ дружескія сношенія не въ силу товарищества, а въ силу единства воззрній.> Меня всегда поражало то явленіе, что между мужчинами связи товарищества имютъ устойчивость, тогда какъ между женщинами явленіе это... не воспроизводится, такъ сказать. Не коренится ли причина этаго въ низшей степени образования, даваемаго женщин? Не такъ ли?