Том 9. Лорд Бискертон и другие
Шрифт:
— Извини, я тут отвлекся… О чем ты говорила?
— Я говорила о том, что мне бы хотелось, чтобы ты подружился с кем-нибудь достойным. Например, с мистером Эгглстоном. Тебе нужны именно такие друзья.
— Ладно, звякну ему как-нибудь…
Он отвернулся, сурово воззрясь на мистера Уизерспуна, норовившего пронырнуть в купе, и настолько грозен был его взгляд, что тот прошел мимо вместе с миссис Уизерспун и четырьмя детишками на буксире — Перси, Берти, Дейзи и Алисой.
— … в четверть пятого, — договорила Беатриса. И снова Пэки обнаружил, что он что-то упустил.
— Прости, не понял!
— Мистер Эгглстон хочет встретиться с тобой сегодня, без четверти пять, в вестибюле отеля «Нортумберленд». Он приглашает тебя на чай.
— Что?!
— И пожалуйста, постарайся подружиться с ним. Он чрезвычайно интересный человек. Принесет тебе массу пользы.
На жизнерадостное лицо Пэки набежало облачко.
— Мне, что, в самом деле тащиться туда и гонять чаи с этим бакенбардом?
— Не смей называть его бакенбардом! Да, придется. Чем чаще ты будешь с ним встречаться, тем лучше. Такой друг удержит тебя от всяких проделок!
— О чем ты? — удивился Пэки. — Какие проделки?!
— Ты сам прекрасно знаешь. Не успею я повернуться спиной, как ты, оказавшись на свободе, непременно отколешь какой-нибудь номер… попадешь в переплет.
— И в мыслях не имел…
— А помнишь, что стряслось два месяца назад, когда я уезжала в Норфолк?
— Да я же объяснил! Детально. Я случайно замешался в толпу гостей…
— Правильно. Вот я и не хочу, чтобы ты опять куда-то замешался. У меня дома очень расстроились. Ты же знаешь, как щепетильны мои родители.
Пэки покаянно покивал. Современная свобода нравов никак не затронула графа Стейблфорда и его супругу.
— А тетя Гвендолин обозвала тебя висельником и вертих-востом.
— Как она меня обозвала?
— Висельником и вертихвостом.
Пэки заносчиво распрямился. Замечания и критику от своей нареченной он готов был принять, но когда еще и ее изъеденные молью родственнички распускают язык…
— Мне все равно, что болтает эта обожательница кошек и подтасовщица пасьянсов, — с достоинством, которое ему очень шло, ответил он. — А вот мое маленькое посланьице ей. Можешь ей передать, что… Хотя нет, ладно, лучше не надо. Передай ей только мой самый жаркий привет и добавь: я надеюсь, что она задохнется от его жара!
Приостановив поток красноречия, Пэки кинулся к помощнику кассира по имени Бодкин, который пытался вторгнуться в купе вместе с женой Мириэм, сестрой Луиз, попугаем Полли в клетке и существом, похожим то ли на ребенка, то ли на подростка, кинулся, — фальшиво заверяя их, что дальше в вагоне полно мест. Его победа чуть-чуть смягчила Беатрису. Беседу она возобновила поласковее.
— Я очень надеюсь, что в мое отсутствие ты не станешь расслабляться. Пожалуйста, ходи в концерты и посещай картинные галереи.
Пэки задрожал в священном трепете.
— Пусть только кто попробует меня удержать! Да, пусть попробует!
— Тебе это так полезно…
— Да уж, кто спорит! Я прям ощущаю, как душа раздувается, будто отравленная.
— Завтра в «Квинс Холле» декламирует Яша Прицкий.
— Браво, Яша!
— А в Гейт-театре идет новая пьеса. Говорят, изумительная. У меня такое чувство, что если ты будешь общаться с Блэром Эгглстоном…
Пэки ласково потрепал ей руку.
— Глаз с него не спущу. Если желаешь, чтоб я распивал с ним чаи, сегодня же и начну, пока из ушей не польется. Буду липнуть к нему каждый день. Станет одеваться утром, а я тут как тут, выглядываю из левого башмака. Эге, а поезд-то уже тронулся!
Поезд, встряхнувшись, заскользил по рельсам. Пэки рысцой поспевал следом. Беатриса высунулась из окна.
— Так не забудь, почаще встречайся с Блэром Эгглстоном!
— Обязательно! Очень часто!
— Не пропусти Прицкого.
— Ни за что!
— И сходи на спектакль в Гейт.
— Непременно!
Поезд набирал скорость. Пэки сдернул шляпу и любовно стал ею махать.
— И зайди постригись! — крикнула напоследок Беатриса. — Ты на хризантему похож!
Крикнув это, она вместе с поездом скрылась из виду.
Пэки остался на платформе и провел рукой по затылку, определяя, что там творится. Да, ясно, что Беатриса имела в виду. Волосы определенно лохматые, напоминают об Авессаломе, сыне Давидове. Поезд 4.21 отправили минута в минуту, так что у него вполне хватит времени забежать в парикмахерскую отеля «Нортумберленд» перед встречей с этим задохликом.
Пэки махнул такси, испытывая что-то подобное рвению доблестного рыцаря, только что получившего повеление от дамы сердца и видящего, что путь открыт.
Парикмахерская отеля «Нортумберленд», расположенная в подвале хорошо известного караван-сарая, — местечко, как правило, оживленное. Там весело клацкают ножницы и жужжат разговоры о погоде. К удивлению Пэки, на этот раз, когда он вошел, в зале не оказалось не только клиентов, но — как ни странно — и парикмахеров. Непонятная тишина окутывала зал, и запах лавровишневой воды зловеще витал в пустоте.
Пэки находился не в том расположении духа, чтобы уделять этому обстоятельству особое внимание. Скорее, он наслаждался пустынностью зала, чем недоумевал. Усевшись ждать, он целиком отдался долгим любовным размышлениям о Беатрисе; но очнувшись через четверть часа, обнаружил, что в зале по-прежнему ни души.
У всех тайн, самых необъяснимых, существует разгадка. Незадолго до того недовольство — справедливое или несправедливое, сейчас неважно, — итак, недовольство подняло свою безобразную голову среди парикмахерского персонала и ровно в четыре часа, объявив забастовку, бунтари отложили ножницы.
Ничего о том не ведая, Пэки недоуменно сидел там. Он уже решил бросить всю затею и пойти постричься куда-то еще, как у его локтя задребезжал телефон.
Проигнорировать телефонный звонок — один из немногих подвигов, на какие человечество совершенно не способно. Пэки взял трубку, и громоподобный раздраженный голос с американским акцентом чуть не оглушил его.