Томек в стране фараонов
Шрифт:
— Он, он, Эхнатон, или Аменхотеп IV, — дополнила Салли.
— И зятем которого в свою очередь был Тутанхамон, — вставил и Томаш.
— Ладно, пусть так. Прекрасный храм, возведенный вдоль Нила, имеет протяженность в 260 метров, как приличный океанский корабль, — Новицкий заметно успокоился. — Ну, раз мы вернулись к этому, как его… Туман… Хам, — моряк запутался почище Патрика. — Кит меня проглоти, поломаю я с этим фараоном язык. Раз о нем зашла речь, возьмемся за дело и начнем разведку. Для чего же мы сюда приехали?
— Странно, что ты помнишь столько подробностей из лекций Салли и не можешь запомнить имя этого фараона.
— У меня всегда было плоховато
— Старая история… — вздохнул Томек.
— Ты ничего мне об этом не рассказывал, — надула губы Салли, любившая слушать рассказы о школьных годах мужа.
— Да, случая не было… Это было в Польше, в русской школе. Учитель не хотел переводить в следующий класс моего приятеля Тимовского.
— А Тимовский и Вильмовский — очень похожие фамилии, — вставил Новицкий.
— Да, и вдобавок как раз в тот день Красавцев, так звали учителя, забыл очки, а без них он ничего не видел. [95] Ну, я и пошел отвечать за своего приятеля.
— Вот так история! — засмеялась Салли.
Но тут Новицкий снова напомнил, что пора заняться делами.
— Давайте подождем нашу охранную группу, — предложил Томаш. — Нападение на судне показало, что о нас знают.
95
Эта история рассказана в книге «Томек в стране кенгуру».
— Что не мешает нам немного осмотреться, — решительно возразил Новицкий. — Отправляйтесь-ка вы утром на сук [96] , пройдитесь по лавкам, поговорите с торговцами… А я пройдусь своими путями. И обещаю, что каждый день буду выводить Динго на прогулку, как и пристало порядочному лакею, не буду сваливать это дело на Патрика. А при случае… Хорошо бы было еще навестить того священника, о котором нам говорил тот копт из Старого Каира.
Новицкий явно решил положить конец их туризму.
96
Сук (араб.) — базар.
— Тот коптский монах живет где-то недалеко от деревни Мединет Хабу, — ответил Томек, прекрасно понявший старого дружка, ему самому уже надоел город, тянуло к открытым пространствам…
День начался с прогулки по базару и ближайшим лавкам. Томек, одетый в элегантный белый костюм из легкой ткани и такую же шляпу, выглядел безупречно. В одной руке он держал белый зонтик, в другой — модное тогда «устройство» от мух, чем-то похожее на лисий хвост.
— Тебе непременно нужно купить себе монокль! — издевался Новицкий, окидывая приятеля критическим взглядом. — Непременно.
Он легко дал себя уговорить пойти вместе с ними, отказавшись пока от собственных путей. В прекрасном настроении они отправились вчетвером на ближайший сук. Они-то думали, что сук в таком небольшом городишке, как Луксор, будет гораздо скромнее каирского. Ничего подобного! Тот же шум, вонь и толкучка, только что площадь была гораздо меньше. Больше всего здесь было, конечно, овощей и фруктов: фиников, помидоров, оливок, лимонов, апельсинов, каких-то неведомых корней и трав. Зерно лежало в сундуках, мешках и узлах, а плоды прямо на песке, особенно такие крупные, как
С десяток детей тут же предложили европейцам свои услуги в качестве гидов и носильщиков. Патрик вдумчиво выбрал двоих, и все пустились в обход базара. Купили массу фруктов. Они здесь были более свежими, чем в гостинице. Приходилось проталкиваться среди лотков и женщин с закрытыми лицами. Взгляд их был устремлен на товар, никак не на продавца. Вот какой-то покупатель присел на корточки и яростно принялся торговаться с сидящим на земле торговцем финиками. Тот чмокает, всячески противится, но цену снижает, и вот они уже ударили по рукам. Салли тоже не сразу соглашалась, услышав цену, не раз понижая ее чуть ли не в десять раз. Они не сразу смогли добраться до прилавков с яркими тканями и разными сувенирами, среди которых попадались кое-какие древние вещички. Обошли лавки, где молодой английский аристократ интересовался в основном реликвиями, связанными с XVIII династией. Юные гиды оказались в этом деле хорошими помощниками, за что их и наградили солидным бакшишем.
Подобные экскурсии повторялись еще не раз. Друзья приобрели несколько мелких вещей, за которыми Салли признала кое-какую ценность. Вечером Томаш с Новицким прогуливались по самым темным городским закоулкам, узнавая город с наименее известной стороны. В поисках чего-нибудь из времен, близких Эхнатону, они провели немало бесед, установили кое-какие связи. Они быстро научили торговцев уважать себя: благодаря урокам Салли, друзья не поддавались попыткам всучить им всякую дрянь. Большей частью встречи проходили в гостинице, где Салли оценивала стоимость вещей, доставляемых «торговцами», а Томек проводил переговоры. В любом случае они старались закончить дело бакшишем, чтобы не оттолкнуть мелких торговцев. Однажды вечером какой-то человек в арабской одежде, внешность которого было трудно разобрать, на ломаном английском языке подтвердил, что знает, где можно приобрести раритеты эпохи Эхнатона. Томек тотчас же вручил ему однофунтовую банкноту. Начался торг. Новицкий был бы не против своими методами ускорить переговоры, однако доверял безошибочному чутью друга. В конце концов они выяснили, что можно кое-что узнать в расположенной на другом берегу Нила деревне Эль-Курна.
— У кого в Эль-Курна? — допытывался Томек.
Однако из араба больше ничего не удалось вытянуть, даже путем обещания более щедрого бакшиша, и вскоре он растворился в темноте.
Как-то ночью, одевшись в арабскую одежду, они сидели в переполненном кафе на берегу Нила. Играла музыка, почти все курили: местные жители — наргиле, европейцы — преимущественно сигары либо трубки. Томаш с Новицким нашли место в темном углу. Рядом одиноко сидел с чашечкой кофе человек в белом костюме. Они негромко заговорили по-польски.
— Мы все еще очень мало знаем, — сказал Томаш.
— Ну, не так уж и мало, — возразил Новицкий. — Последние сведения могут оказаться очень ценными.
— Если они правдивы.
— Проверим… Должен тебе признаться, братишка, надоела уже мне эта пустыня. С тех пор, как дует этот проклятый хамсин, я чувствую себя так, словно вокруг постоянно бушует шторм, — громче сказал Новицкий.
Сидевший рядом человек вздрогнул и чуть наклонился к ним, будто прислушиваясь. А Новицкий продолжал:
— И проклятый песок хрустит повсюду, даже на зубах. Неужели, тысячу дохлых китов, не прекратится этот проклятый ветер? С меня уже хватит.