Тони и Сьюзен
Шрифт:
— Потом что, Тони?
— Лу завез меня в лес и вытурил. Мне пришлось оттуда выбираться.
Он думал: этот человек наслаждался, унижая меня, и не наслаждается ли он снова под своей наглухо закупоренной маской, слушая мою исповедь?
Его голос стал тверже, он утверждал, превращал унижение в отмщение.
— Потом вы вернулись в лес на моей машине. Ты позвал меня, пытался заманить в ловушку. Вы поехали туда, где Лу меня оставил. Затем, когда вы выехали на дорогу, вы пытались меня сбить.
— Зачем вы туда возвращались, Рэй?
— Ты
— Скажите ему, что мы там нашли, Тони.
— Вы скажите.
— А надо? Ты ведь сам знаешь, правда, Рэй?
— Ты с ума сошел. Я не знаю, о чем ты таком говоришь.
— Тела моих жены и дочери, которые вы туда отвезли и выбросили.
Образ двух белых манекенов, следом — двух спеленатых коконов вызвал нежданное воспоминание о тогдашней боли, подернул глаза Тони Гастингса влагой, мужчина мог это увидеть. Он заметил, это пробудило в нем спрятанную за маской похоть, и Тони на миг увидел улыбку, ее было мало, но в самый раз, ту улыбку, которую он видел прошлым летом, тогда зверскую и презрительную, — в самый раз, чтобы разжечь в Тони его почти позабытый гнев и вышибить из его головы жалость. Маска вернулась на место, но для Рэя было уже поздно.
— Это ты, — сказал Тони. — Я тебя знаю.
— Что скажешь, Рэй?
— Ты с ума сошел.
— Ладно, поехали в Грант-Сентер. Пожалуй, я тебя арестую.
— Слушай, ты делаешь ошибку.
— Я так не думаю, Рэй.
По дороге в Грант-Сентер Тони не оборачивался. Он кусал губу — детская привычка, чтобы нервы не разгулялись. Он был полон злой радости и ехал быстро.
8
Сьюзен Морроу продолжает читать — на этом месте перерыва не будет, — ликует от поимки Рэя, предвкушает дальнейшее. Ей хорошо, она с удовольствием насладится добрым вымышленным гневом.
Ночные животные 19
Думай о Рэе, вдумывайся. Он надежно заперт в камере через дорогу, Тони Гастингс не спит в холодном мотеле, думает о том, что говорила Рэева грязная улыбочка. Вызывает эти слова: я тебя помню. Ты тот малый, что дал нам увезти своих женщин. Раз не можешь за них заступиться как надо.
Утром он пошел в полицейский участок, позавтракал в столовой с Бобби Андесом. Глаза у Андеса были в кровяных ниточках, глубокие бороздки на лице оттянули кожу над зубами, ярость и недовольство сделали глубокие зарубки под глазами и вокруг носа. Он шел с подносом как старик, прихрамывая, — раньше Тони этого не замечал. Кожа у него как будто окислилась.
— Черт, — сказал он.
— Что?
— Блядь, говорю.
— Я так и понял.
Он склонился над яичницей, рукой забрасывая обратно в рот то, что из него вываливалось. Добравшись до третьей чашки кофе, он откинулся на пластмассовом стуле.
— Итак, — сказал он. — Я хочу устроить вашему другу Рэю короткую экскурсию, расшевелить его память. Хочу, чтобы вы поехали с нами.
— Куда?
— По
Тони немного испугался:
— Я вам нужен?
— Да.
— Зачем?
— Ему полезно.
Тони Гастингсу подумалось, что у Бобби Андеса было еще какое-то намерение, но он не мог сообразить какое.
Охранник с пистолетом, свистком и ключом отпер железные наружные двери, дверь камеры и вывел Рэя Маркуса в солдатской рабочей одежде, с непокрытой головой, бейсбольной формы больше не было. У него был лысый лоб, который помнил Тони.
— Опять ты, — сказал он.
— Поедешь с нами на прогулочку.
Они пошли к большой трехцветной полицейской машине с маячками на крыше и гербом сбоку. Полицейский, которого Тони помнил как Джорджа, сел за руль, Тони — рядом, а Бобби и Рэй — назад.
— Куда мы едем?
— На экскурсию.
Рэй посмотрел на Тони:
— А он зачем едет?
— Он заинтересован в этом деле.
— Я с ним не хочу. Ты не имеешь права его брать.
— В чем дело, Рэй? Я могу брать кого пожелаю.
— Нет, не можешь. Он предвзятый. Он врет.
— Прости, Рэй, с этим ты ничего не поделаешь.
— Так ты проиграешь свое дело.
— Ну тем лучше для тебя, а, Рэй?
Джордж вел, они выехали на главную дорогу через долину и направились туда, откуда вчера приехали. Андес сказал:
— К слову о правах, Рэй. Я хочу, чтобы ты знал — у меня тут в машине пленка. На ней будет слышно, что я тебе это сказал.
— Прекрасно.
— Мы проедемся по местам, которые ты можешь помнить. Ты можешь помочь, рассказав про них. Если ты не вспомнишь — Тони вспомнит.
Впереди Тони сдвинулся вбок и смотрел на Рэя и Бобби на заднем сиденье. Рэй цокал языком, как учитель в школе, и качал головой — ай-ай-ай как безнравственно.
— Если ты думаешь, что я могу тебе что-нибудь рассказать о том, кто убил жену и брата этого парня, ты понапрасну теряешь время.
— Брата, Рэй?
— Ну кого там.
— Дочку, Рэй, дочку. Как ты мог спутать дочку с братом?
— Да откуда же мне знать-то, кто это был?
— Это не так умно, как ты думаешь, Рэй. На самом деле это тупо, и мне стыдно за тебя. Да ты же, считай, признался.
Рэй подобрался, глаза бегают.
— Что эттакое значит «считай, признался»? Ты что сказать хочешь?
— Это глупо, Рэй. Глупо изображать, что ты тупее, чем ты есть.
Рэй угрюмо глядит в сторону, в окно.
— Ты прекрасно знаешь, что это жена с дочерью. Не надо было там быть, чтобы это знать.
В окно:
— Я пропустил. Мне до газет большого дела нету.
— Не нужны тебе были газеты, Рэй. Тони тебе вчера говорил.
— Мне до этого тоже большого дела не было.
— А в нашем разговоре прошлым вечером я, наверное, раз двадцать дочь упомянул.
— Хорошо, хорошо, дочь. За идиота меня держишь?
— Успокойся, Рэй. Мы тебя донимать не собираемся.
— Ну конечно.
— Нам обоим будет легче, если ты скажешь правду.