Тонкая рябина
Шрифт:
— За этим дело не станет. Вот вам мой телефон, это служебный, а это домашний, — записывая номера телефонов, сказал полковник. — Звоните, не стесняйтесь. Дело-то ведь общее. Нужно, чтобы советские люди знали, как несут службу пограничники, как стерегут они покой родины.
Посидев еще немного, Радин распрощался с радушным полковником, и в сопровождении лейтенанта Иванова пошел по городку.
Люди и дома, как и весь городок Бугач, действительно, были типично «уездными», как говорили в старину.
На площади высился недействующий фонтан. В стороне от него находились две водопроводные колонки, под которыми образовалась большая лужа. Не все улицы были мощены. А заасфальтирована была только центральная улица и площадь перед горсоветом.
Скорее на границу, — уже на следующий день, подходя к штабу отряда, решил Радин и, показав пропуск часовому, поднялся к полковнику…
Через час он в сопровождении уже знакомого лейтенанта Иванова ехал в машине в село Моунсунд, куда уже позвонили из штаба.
Лейтенант Иванов, совсем еще юный пограничник, окончивший в прошлом году училище, был не по летам серьезным человеком. Может быть, именно потому, что он был еще юн, он держался солидно, отвечал только на вопросы Радина, учтиво молчал и много курил.
Быстрый газик вынес их из Бугача в начале девятого.
Дорога то вилась среди поля, то исчезала в лесу, пыльная, хорошо наезженная, с обязательными рытвинами и валунами по сторонам. А сбоку телеграфные столбы, чуть поодаль деревянные избушки, дома и снова гряды невысоких, обросших елями, скал.
— Вы бывали в Моунсунде? — спросил Радин.
— Бывал… раза четыре, очень красивая местность, — ответил лейтенант и замолчал.
— Это, товарищ писатель, такая местность, что вторую такую только поискать, — полуобернувшись к ним, сказал шофер-пограничник. — Красота, прямо скажу, редкая.
— Вот и поглядим на нее. Мне так много говорили о ней в отряде. А есть посты или деревня возле Моунсунда?
— Деревня того же названия, постов нет, потому что в стороне от границы. Имеется постоянная телефонная связь сельсовета с отрядом, — тоном доклада, стараясь басить, сообщил лейтенант.
Радина это развеселило. Ему был симпатичен юноша, которому мучительно хотелось быть старше своих лет.
— Там, товарищ писатель, молоко самое лучшее в этой местности, а еще форель, рыбка такая имеется, — уточнил шофер.
— Ознакомимся с красотами, осмотрим Моунсунд, не забудем, конечно, и форель, — улыбнулся Радин.
Скалы вплотную подступили к дороге. Величественная красота суровых, насупившихся утесов, в беспорядке взгромоздившихся над быстрой, сбегавшей со скал речкой, сменила яркую красоту леса.
Водопад, за ним другой, третий сверкали под лучами солнца. Еще не долетал шум бьющейся о камни воды, но сверкающие брызги и алмазная пыль создавали впечатление фейерверка.
— Можно подъехать поближе? — не сводя глаз с водопадов, спросил Радин.
— Стоит ли? Дальше будет краше, — сказал шофер.
Машина мчалась уже у подножья скал, по которым струились ручьи, взлетали каскады брызг, кружилась река и хвостом сказочной жар-птицы расцветилась жемчужная водная пыль, а шум от падающей воды уже бил в уши Радину. Газик, шурша каменьями, пробежал по берегу еще клубящейся, еще не успокоенной реки, и понесся по неглубокому ущелью.
— Вот она, — удовлетворенно проговорил шофер.
Даже серьезный лейтенант, забыв о солидности, сказал:
— Вот тут, если желаете, можно выйти и пойти пешком. Мы всегда так делаем.
— С радостью, — сказал Радин.
Они вышли из машины.
— Чудо, как красиво! — сказал Радин. Такай красоты он действительно еще не встречал нигде.
— Ущелье водопадов, так его называют все, а чуть подальше, там теплый минеральный источник, — шагая рядом, говорил лейтенант.
Ущелье было невелико, словно по замыслу гениального художника обе его стороны были как бы высечены из серого гранита, прорезанного изломанными линиями коричневого и красного цвета. А над ними росли, разрастаясь, бурые сосны на сером фоне утесов. Но не в них была красота этого удивительного места.
Почти все ущелье горело и искрилось в брызгах струях и каскадах низвергавшихся водопадов.
Прямо из скал, из расщелин, они сбегали отовсюду, как показалось Радину, он стал считать их и запутался.
— Одиннадцать больших и восемь малых, — помор лейтенант.
А шум все рос, и чем ближе подходили они к этой сверкающей вакханалии, тем большее очарование охватывало Радина.
Все цвета радуги переливались в этом море брызг. Водная пыль кружилась в воздухе, она пенилась внизу, заполняла собой ущелье, и все это было пронизано солнцем, окутано жемчужной дымкой.
Радин бы простоял так и час, и два, если б лейтенант не сказал:
— Пойдемте дальше, к горячему источнику.
— Здесь бы художникам жить. Какие замечательные полотна можно было бы создать, — восхищенно сказал Радин.
— А они бывают здесь. И рисуют, — ответил лейтенант.
Они медленно пошли ущельем. Все та же первозданная красота была вокруг. Иногда на скалах клубились сизоватые дымки.
— Дым или пар? — недоуменно спросил Радин.
— А это начало горячих вод. Тут почва очень странная. Видите, вон там то ярко-зеленые, то бурые отроги скал? — показывая рукой, сказал лейтенант. — Там подпочва очень горяча, то ли газы там или что, но растительность гуще и зеленее, чем вокруг…
— А почему камни бурые? — спросил Радин, всматриваясь вдаль.
— А там как раз и выход горячей воды, не то серной, не то радиоактивной, — пояснил лейтенант. — Вкус у нее не очень приятный.
— Зато полезная. Ну, совсем нарзан или ижевская, — сказал неожиданно появившийся шофер. — Мы всегда эту воду пьем и фляжки полные набираем. Может, попробуете, товарищ писатель?
— С удовольствием, — сказал Радин.
Они подошли совсем близко к горячему источнику. Над буро-серыми обломками скал поднимался пар. Чуть дальше, слева и справа от источника, стекали по граниту струйки воды. Шофер набрал во фляжку чуть пузырящуюся воду.