Тонкий лед
Шрифт:
Нельзя никого звать на те берега. Невозможно.
Тем более — одаренную. Пусть она живет на других берегах, пусть ее дар принадлежит ее богам, расвторенным в скалах и деревьях, она — юная волшебница с растущим умением. Ни за что ей нельзя соприкасаться с Мейнардом, ни за что и никогда, иначе его влияние пожрет, словно ржавчина, яркую сталь ее таланта.
В светло-серых глазах Альвдис было внимание, и нежность, и любопытство; она походила на солнечный луч, что прикасается к щеке однажды утром ранней весною. До весны далеко, еще зима не прошла, и Мейнард знал: однажды все вновь станет мучительным и грустным.
Когда приезжают гости, то уж никуда не торопятся — так Альвдис знала. Могли пробыть и десять дней, могли и двадцать. Сколько на сей раз задержатся, этого она не ведала, только хотела, чтобы Хродвальд уже уехал побыстрее.
Бейнир поговорил с ним и сказал, что дочь ему не отдаст, и это огорчило соседа и разозлило. Он попытался спорить, только вот Бейнир Мохнатый какие-то споры любил, а какие-то нет, и этот не пришелся ему по вкусу. Грохнув по столу кулаком, вождь заявил, что его дочь вольна выбирать, кого пожелает, и раз Хродвальда она не захотела взять в мужья, так тому и быть. Отказы были делом обычным, гордость северных дев давно вошла в легенды, и полагалось либо завоевать сердце упрямицы, либо смириться. Хродвальд решил попробовать.
Альвдис встречала его повсюду, куда бы ни пошла: он сталкивался с нею на пороге дома, на тропе, у лекарни, в гавани. Хродвальд отослал своего «дракона» домой, а сам прикупил у Бейнира лошадей и намеревался возвратиться в свои владения верхом, когда гостевать надоест. Пока, увы, не надоедало. Он возникал перед Альвдис, словно тролль, и загораживал ей дорогу, и начинал вести сладкие речи; сначала она старалась быть вежливой, потом просто терпеливой, а потом не сдержалась и ответила грубо. Хродвальд взбеленился.
— Ты не смеешь так обращаться с гостем, госпожа!
— Я не хочу так обращаться с гостем, — примирительно сказала Альвдис, мысленно умоляя богов, чтобы они вернули разум этому человеку, который зачем-то похитили. Ну, или подарили ему сейчас, если никогда разума у Хродвальда не имелось. — Ты вынуждаешь меня. Мне лестно, что я так понравилась тебе, что ты избрал меня, однако ты не будешь моим избранником. Пожалуйста, не заставляй меня говорить тебе жестокие слова.
— Ты их уже произнесла, — устало вздохнул Хродвальд, опустив плечи и ссутулившись более обычного. — Почему ты не желаешь даже взглянуть на меня?
— Я смотрю на тебя, но ты лишь друг моего отца, благородный Хродвальд Черный. Я желаю тебе найти ту, которая полюбит тебя навсегда. Мне жаль, но это буду не я.
Хродвальд хотел сказать еще что-то, попробовать снова переубедить, однако Альвдис покачала головой и пошла прочь. Она понимала, что поступает не слишком вежливо, даже в чем-то нарушает законы гостеприимства, когда дерзит соседу, но по-другому уже не могла. Сил не осталось сносить приставания Хродвальда.
В тот вечер после разговора Альвдис была рассеянна, и Мейнард, который пришел ее учить, заметил это. Обычно он не задавал личных вопросов, откровенные разговоры случались редко и все запомнились
— Что-то случилось, госпожа?
— Один из гостей желает, чтобы я стала его женой, — досадливо произнесла она, и не подумав скрывать причину своего плохого настроения. — Я отказала ему, мой отец отказал, и все равно он пытается переубедить меня…
— Не стоит огорчаться, госпожа. Твой отец не даст тебя в обиду, да ты и сама стоишь многих. Я видел воинов, более нерешительных, чем ты.
Комплимент был приятен, и Альвдис заметила для справедливости:
— Ты много путешествовал и знаешь, о чем говоришь.
— Я людей знаю. И ты не дашь себя в обиду, не должна. И никто тебя в обиду не даст. Если кто-то попробует причинить тебе зло, я надеюсь оказаться поблизости, чтобы защитить тебя.
Альвдис удивленно взглянула на него.
— Ты не обязан делать это, Мейнард.
— Я так хочу, — возразил он. — Ты добра ко мне, и я всегда готов платить добром за добро.
— Так ваш Бог учил, — вспомнила она.
— Нет, так хорошие люди учат. Бог уже потом.
Очень странно было услышать это от монаха, остальные так не говорили никогда, даже старичок-проповедник.
— Спасибо тебе.
— Пока не за что, — усмехнулся Мейнард. — Не хочу, чтобы ты грустила. Давай я расскажу тебе, как в нашем языке называются звери — это забавно…
ГЛАВА 8
Может, Хродвальд Черный, которого Мейнард давно заприметил и который действительно не давал Альвдис прохода, и продолжил бы свои попытки окрутить гордую вождеву дочку, да только на следующий день после того разговора случилась иная неприятность. Брат Лука пропал.
Его недосчитались утром, хотя Мейнард и Сайф точно помнили, что после ужина брат Лука отправился на свою лежанку и быстро захрапел. Чересчур быстро, с досадой подумал Мейнард. В последнее время брюзгливый монах притих и перестал жаловаться на судьбу, и Мейнард не обращал на него внимания, порадовавшись мельком, что брат Лука, похоже, смирился со своей участью. Не смирился, как выяснилось, а готовился с нею распрощаться: дверь, которую обычно запирали на ночь, была открыта. Значит, Лука подождал, пока рабы, утомившиеся после долгого дня, уснут, и потихоньку ушел. Наверное, долгие дни собирал сумку, откладывал еду и одежду, а потом решился наконец.
Мейнард понимал, на что рассчитывал монах. У Бейнира гости, он занят переговорами и торговлей, беглого раба могут нескоро хватиться, а свои, дай Бог, не выдадут… Но «своими» были не все, скрывать такое — только сделать остальным хуже, и о побеге мгновенно узнал вождь. Бейнир явился к рабскому дому, остановился на пороге и велел Сайфу и Мейнарду выйти. Теперь их вдвоем считали главными среди бесправных, и они за все отвечали. В том числе, и за совершенные другими глупости вроде этой.
С Бейниром пришли Тейт и Альвдис, оба смотрели с беспокойством. Мальчика вождь захватил, очевидно, для того, чтобы тот учился вести разбирательства, а Альвдис сама пришла. Кто ее удержит. Мейнард полюбовался мельком на ее свежее утреннее лицо, на платье цвета весенней зелени, расшитое золотой нитью, и затем перевел взгляд на вождя. Бейнир был хмур.