Тонкий лед
Шрифт:
Он не успел. Погоня вылетела из-за поворота дороги, словно Дикая Охота; впереди ехал Эгиль, а рядом с ним — тот самый Хродвальд, который жаждал общества Альвдис. Среди воинов Бейнира обнаружилось еще несколько чужих дружинников, гостей во Флааме. Значит, решили поразвлечься.
Мейнард остановился и ждал, пока конники подъедут ближе; псы рвались с привязи, лаяли, стремились вперед.
— Ты не догнал его, — утвердительно произнес Эгиль, придержав коня; тот бил землю подкованным шипами копытом и рвался дальше, — но идешь по его следу. Я прав?
— Он глупец, — ответил Мейнард. — А воины вроде тебя не только сильны,
Эгиль хотел ответить, однако Хродвальд хохотнул:
— Один раб защищает другого! И говорит о мудрости! Мудрый человек вообще не станет слушать советов раба!
— Мудрый человек помнит, что рабы тоже когда-то были свободными людьми и могут что-то знать и о мире, и о милосердии, — сказал Хродвальду Мейнард, не опуская взгляда.
— Тьфу! — сплюнул одетый в черное северянин. — Зачем говорить с рабом, когда добыча ускользает? — И, гикнув, послал коня вперед.
Будь Эгиль один, может, он послушал бы Мейнарда, однако при чужих людях поддаться уговорам раба означало уронить свою честь. А потому Эгиль лишь тяжко вздохнул и направился следом за остальными. Вскоре песий лай и конский топот умолк вдали.
Мейнард понимал, что теперь у него нет шансов. Он все-таки прошел по следу ещё немного, а затем понял: бесполезно. Брат Лука не свернул с дороги, а если свернул, северяне его отыщут. Они знали эти горы, как тела своих жен. Могут оставить коней у дороги и подняться выше, если монах побежит прятаться в лесу. Потому Мейнард сел на придорожный камень и принялся ждать. Сердце колотилось в груди нехорошо и глухо, и настроение было препаршивейшее. Он едва не переступил запрет, едва не потянулся внутренним чутьем вдаль, чтобы понять, прикрыть, может, сделать последние минуты не такими страшными… а потом остановился. С братом Лукой все уже ясно, а ему, Мейнарду, станет от такого только хуже.
Ждать пришлось недолго. Вскоре снова показался отряд, неторопливо ехавший в обратном направлении. Мейнард поднялся, присматриваясь, и крепко сжал губы. Вырвавшийся вперед Хродвальд вез голову брата Луки, вздернутую на острие копья. Проезжая мимо застывшего у дороги франка, Хродвальд гадко усмехнулся и ничего не сказал, лишь поднял свой трофей повыше. Мейнард тоже промолчал, бросил лишь один короткий взгляд на северянина и его страшную ношу и отошел в сторону. Когда всадники проехали, Мейнард постоял еще минуту, а потом пошел за ними обратно в деревню.
Убийство беглого раба — не настолько серьезное дело, чтобы долго думать о нем. Так полагали многие, но не Альвдис. Она почти не знала погибшего, но Мейнард знал. Этот монах вместе с ним был захвачен в плен, наверняка до этого они провели вместе в монастыре долгие годы. И Мейнард старался спасти того, кто был ему братом, по их христианским обычаям. Не смог.
На вечернем пиру Альвдис и Даллу снова позвали на «высокое» место, и пришлось сидеть за отцовским столом и слушать, как Хродвальд похваляется охотой. Кроме него, здесь сидели и другие важные гости, они хохотали и веселились, мерились рассказами о подвигах, и можно было бы уже оставить в покое погибшего раба, однако Хродвальд не прекращал говорить об этом. Он хвастался, как ловко снес ему голову (одним ударом!), как подцепил ее на копье и привез вождю в знак благодарности за гостеприимство.
— Теперь и остальные в твоем селении, Бейнир Мохнатый, будут знать, что им грозит за непослушание!
—
— Поговорим, — согласился Черный. — Однако прежде уважишь ли ты меня исполнением моей просьбы?
Альвдис отставила в сторону кубок с напитком из шиповника и замерла. По всему выходило, что Хродвальд нечто задумал.
— Ты мой гость, — произнес вождь, — проси.
— Пусть мне прислуживает тот раб, которого ты отправил в погоню, — вкрадчивым голосом попросил Хродвальд.
— Раб? — скривил губы Бейнир. — Лучшие мои прислужники наполняют твой рог, а ты требуешь, чтобы раб пришел к высокому столу и стоял тут на равных с ними?
— Маленькая милость для меня, — продолжал увещевать Хродвальд, — в ознаменование моей славной победы.
Альвдис едва не произнесла, что победа была так себе, вряд ли беглый монах сопротивлялся — он и оружие небось в руках держать не умел, — но встретилась взглядом с Даллой и промолчала. Мачехе, судя по всему, тоже надоел уже Хродвальд, и она, склонившись к супругу, что-то прошептала ему на ухо. Бейнир усмехнулся в усы.
— Ладно, если ты так просишь. Я окажу рабу великую милость, и он станет прислуживать тебе сегодня. Тем более что завтра, как ты сказал, ты едешь в обратный путь. Чтобы он был добрым, я хочу тебя уважить.
Хродвальд кивнул, довольный, и Альвдис закусила губу. Она не желала для Мейнарда этого унижения. Хорошо бы слуга, посланный за ним, вернулся и сказал, что раб в лесу охотится или во фьорде ловит рыбу! Такое могло произойти днем, но не вечером, когда тьма уже сгустилась. Поэтому через некоторое время слуга возвратился и Мейнарда привел.
Тот пришел спокойный (видимо, по дороге ему успели рассказать, что приказывает вождь), взял у прислужника кувшин с пивом и наполнил рог Хродвальда. Тот выпил залпом и потребовал еще, а затем, через некоторое время, словно бы невзначай завел рассказ о последних походам к франкским берегам. Видно, кто-то из дружинников Бейнира сказал гостю, что Мейнард — франк. И теперь Хродвальд с удовольствием разглагольствовал о том, как слабы тамошние воины, как они визжат, словно свиньи, и просят пощады, когда храбрые северные витязи убивают их. Как слаб их вроде бы истинный Бог против мощи настоящих богов, и никакие франкские шаманы не могут противостоять тем, кто пришел с севера.
Альвдис старалась не смотреть на гостя, однако от голоса его было никуда не деться. Она недоумевала, как раньше не разглядела, насколько уродлив Хродвальд. И дело вовсе не во внешности — встречаются те, кого боги красотой обделили, зато наградили прекраснейшей душой. Хродвальд, если бы оказался добр и отзывчив, насколько может быть воин (а такие есть), мог бы и женщинам красавцем казаться. Но он толковал о вещах, которые многим другим вряд ли были бы приятны, он издевался над людьми.
Позже, когда начались танцы, Хродвальд предложил Альвдис станцевать с ним в паре, когда ещё и куплеты нужно было исполнять; девушка холодно отказалась, однако некоторое время спустя охотно приняла приглашение другого гостя, молодого и статного воина, и пошла с ним «ломать кольцо». Они стояли в «ручейке», пропуская под поднятыми руками смеющиеся пары, затем пробежали сами, и все это время Альвдис ощущала на себе злой взгляд Хродвальда.