Тонкий лед
Шрифт:
Может, и зря она так поступила с отцовским гостем? Однако Бейнир ни слова неодобрительного не сказал, даже взгляда не кинул — значит, не порицает поступок дочери. И Альвдис возвращалась к своему креслу с высоко поднятой головой. Мейнард, все так же прислуживавший Хродвальду, поймал ее взгляд и вдруг еле заметно улыбнулся ей. Эта улыбка согрела сердце девушки.
Она поняла, что погибшего монаха ей жаль в основном потому, что Мейнард скорбит. А он скорбел: глубокие складки залегли на лбу, и выглядел франк хмуро. Чего бы только ни дала Альвдис, чтобы сейчас поговорить с ним, хоть как-то постараться утешить… Они с Мейнардом по-разному понимают богов
Когда Альвдис уже собралась уходить (время перевалило за полночь, и девушку клонило в сон), Хродвальд снова обратился к Бейниру:
— Дорогой сосед! Можешь ли ты уважить меня исполнением еще одной моей просьбы?
Альвдис, привставшая было, снова села на свое место. Бейнир же произнес тоном, в котором даже невнимательный слушатель мог бы уловить недовольство:
— Я слушаю тебя.
Обычно хозяин, принимавший гостей, давал им все сам; высказать пожелания можно, однако всему есть некие пределы.
— Этот раб так хорошо прислуживал мне весь вечер, что я хотел бы попросить его у тебя в подарок, — вкрадчиво сказал Хродвальд.
Девушка с ужасом посмотрела на отца. Отказать гостю в просьбе почти невозможно, и совсем уж нехорошо ссориться с соседом. Бейнир и так уже преподнес тем, кто покидал Флаам завтра, богатые дары — все по обычаю. И если гостю захотелось еще чего-то, да ещё не особо ценного (а что такое раб?), то как отказать ему…
Альвдис представила себе, что Мейнард уедет. Она-то думала, он проживет здесь ещё несколько лет, и можно будет видеть его каждый день… И совсем не хотелось размышлять о том, что способен сделать с рабом Хродвальд. Что-то случилось между ним и Мейнардом сегодня, из-за чего сосед так хочет унизить пленного франка. И поэтому Хродвальд попросил Бейнира подарить ему раба, чтобы тот оказался полностью в его власти…
Девушка не знала, стоит ли как-то намекнуть отцу: хорошо бы не отдавать такого ценного работника. Мейнард, казалось, превратился в каменное изваяние и смотрел на стену за спиной вождя. Бейнир же, поразмыслив немного, ответил так:
— Эту просьбу, мой дорогой сосед, выполнить я не могу.
Альвдис выдохнула, а Хродвальд поинтересовался недовольно:
— Отчего же?
— Не потому, что мне не хочется порадовать тебя, или мне жалко дара, — сказал Бейнир Мохнатый, — бери любого раба, кроме тех, которых я привез из предпоследнего похода. Они запятнали себя передо мною, убив многих моих воинов, и пусть, возможно, убивал их не этот раб, стоящий сейчас за тобой, но его братья. Потому пока он ещё недостоин такой милости, дабы избежать участи, которую я придумал для них всех. Он останется здесь, потому что так получилось между ними, мной и богами.
С богами и обещаниями спорить бессмысленно, это каждый знает. Хродвальд скривился, однако просьбу свою забрал назад.
Теперь можно было уходить спокойно. Альвдис поднялась, и Далла окликнула ее:
— Ты уже покидаешь нас?
— Да. Я хочу подняться на рассвете и сходить в лес, последний раз, пока снег не лег. Может, найду что-то полезное. Нарву рябины.
Мачеха кивнула: Альвдис собирала травы и ягоды до поздней осени, и благодаря многим таким сборам удавалось пережить холодную зиму и реже простужаться. Бейнир отпустил дочь, и она ушла, попрощавшись, как подобает, с гостями.
Как хорошо, что завтра Хродвальд уедет. Альвдис хотелось, чтобы скорее уже настало утро и можно было уйти из деревни, смыв лесной тишиной все мерзкие
ГЛАВА 9
Утро выдалось морозным и холодным, но ясным, даже облака откатились на запад, открыв чистое бледно-голубое небо. Когда Альвдис вышла утром на крыльцо большого дома, то остановилась на минуту, чтобы полюбоваться открывающимся видом. Вода фьорда из темно-синей превратилась почти в черную, и потемнели горные склоны, и кое-где подернулись уже белой дымкой — значит, ночью шел снег и осел на еловых ветвях и в кронах сосен. В поселении снега почти не было, а вот в лесу наверняка имеется. Альвдис порадовалась, что оделась тепло и удобно и сможет долго ходить, и что вообще решила пойти.
Гости уехали еще до рассвета; девушка слышала, как они понукают коней, как весело переговариваются и как спешат, чтобы до ночи преодолеть наивозможно большее расстояние. Хродвальд — тот к вечеру уже должен будет добраться до дома и, Альвдис надеялась, не приедет пока больше. А если отец решит отправиться к нему в гости, она изобретет предлог и останется дома. Незачем дразнить гусей, как говорит Халлотта.
Задумавшись, Альвдис задержалась на крыльце и не сразу заметила, что ее поджидает Мейнард. Он стоял, прислонившись к стене дома, и ножом очищал прутик; мелкая стружка падала на землю, завиваясь, будто кудряшки ребенка.
— Доброе утро, госпожа, — сказал франк, увидев, что Альвдис наконец обратила на него внимание. — Эгиль велел, чтобы я пошел с тобою, да я и сам бы вызвался.
Тут Альвдис заметила, что за спиной у Мейнарда висит лук.
— Эгиль дал тебе новое оружие?
— Я ведь не просто должен пойти, а тебя защитить в случае чего. Ты хоть и умеешь сама за себя постоять, — он указал на ее лук, который Альвдис держала в руке, — но все-таки будет спокойнее. Мы волков и видели уже, и слышали, а несколько дней назад видали медвежьи следы.
— Я думала, отец велит вас всех запереть после того, что случилось вчера, — оглядевшись, сказала девушка. Поблизости никого не было, и все же…
— Поговорим об этом после, когда уйдем отсюда. Хорошо, госпожа?
— Хорошо. И, Мейнард… я рада, что ты идешь со мной. Не думай, будто я недовольна.
— И в мыслях не было, — сказал он и снова мимолетно ей улыбнулся.
Они прошли по деревне, здороваясь с жителями. Альвдис все думала, почему Эгиль так доверяет Мейнарду, и когда деревня осталась позади и начался лес, все-таки об этом спросила.
— Вчера ведь твой брат из монастыря… Это ведь Хродвальд убил его, верно? Он похвалялся не просто так?
— Хродвальд, — кивнул Мейнард. Тропа была достаточно широкой, чтобы он мог идти рядом с Альвдис, и он шел. — Если бы его не было там… Я мог бы уговорить Эгиля, полагаю.
— И ты винишь себя за это?
— Виню, — согласился он спокойно.
— Не стоит, Мейнард. — Она редко называла его по имени, но тут почувствовала, что так нужно. — Когда Эгиль отправлялся в погоню за беглецом, прошло уже слишком много времени, и отец велел привезти его живым для казни или казнить на месте, если тот вздумает сопротивляться. И Лука бросился бежать, так Эгиль сказал. Тогда Хродвальд догнал его и… — Альвдис поморщилась. Вчерашние рассказы за пиршественным столом врезались ей в память крепче, чем хотелось бы. — Ты не переубедил бы Эгиля, у него был приказ вождя.