Тонкий лед
Шрифт:
— Ну, может, нам и хватит… Как полагаешь, прибавить ходу?
— Не стоит. Лошадям ноги переломаем.
Деревня была уже довольно близко. Собачий лай сделался отчетливее, потянуло запахом свежего навоза, а Мейнард, опустив взгляд, вдруг увидел, что кони идут не в воде по колено — в крови.
— Госпожа Альвдис, — в комнату заглянула Бирта, — твой отец велит тебе прийти в длинный зал.
— Сейчас. Останешься с ним?
Мейнард бредил. Точно так же, как тогда, едва его привезли сюда вместе с остальными в начале осени. Он доехал до деревни, где появление окровавленного франка и злой, как сотня троллей, Альвдис вызвало небольшой переполох,
Мейнард не хотел убивать. Это против его Бога, и Хродвальд на такое рассчитывал, что монах не станет пятнать себя страшными грехами. Однако грехи эти показались Мейнарду меньше, чем плен — и особенно плен Альвдис. Он ее защищал и из-за того нарушил обеты, запачкался перед Богом.
Она слышала о таком. О людях с даром убивать, волшебным даром. Христианская церковь смотрела на это сквозь пальцы, пока этот талант служил ей. И все-таки подобные маги жили на грани: слишком жестоким было их волшебство, слишком сильными они были, чтобы их не опасаться. А потому таких, как рассказывал старичок-проповедник, имелось не слишком много; и служили они, в основном, особам очень знатным. Защищали королей и полководцев от покушений и гибели на поле битвы, уничтожали сильных противников, которых никто не мог победить. До сих пор Альвдис считала, что христиане, рассказывающие эти истории, привирают; теперь она готова была перед ними всеми измениться. Ведь она видела, что сделал Мейнард на самом деле, хотя ни слова никому не сказала.
Альвдис очень хотела ему помочь и понимала, что она виновата. Надо было сразу стрелять в Хродвальда, тогда остальные бы, может, отступили. Им-то дочь вождя без надобности, это сосед ее возжелал, а они подчинялись его приказам… Может, и отпустили бы их. А может, и нет. Если бы опасались, что на них падет гнев Бейнира, довели бы дело до конца…
Как бы там ни было, все это уже в прошлом. И принятых решений не изменить. Теперь главное, чтобы Мейнард выздоровел. Альвдис снова и снова шепотом просила об этом богинь. Могут ли они помочь христианину? Кто знает.
Она вновь прикасалась к нему, как раньше, отирала пот со лба, меняла повязки на ранах, но теперь то были другие прикосновения. Каждый раз, кладя ладонь на горячий лоб Мейнарда, Альвдис просила: излечись, вернись назад из страны кошмаров, посмотри осмысленно! Однако болезнь, вызванная чем-то, о чем девушка не имела понятия, не спешила отступать. Сутки прошли, а состояние Мейнарда не изменилось. Обычно раненые так чувствуют себя по-другому. Он же снова лежал, словно закованный в темную скорлупу, только теперь Альвдис знала, какая сила скрывается под нею. И… почему-то совсем ее не боялась.
Вчера Бейниру быстро должили о том, что произошло. Он выбежал из большого дома, где вкушал утреннюю трапезу с теми гостями, что ещё не разъехались, и сжал дочь в объятиях. Альвдис коротко рассказала отцу о вероломстве соседа, и Бейнир, как и ожидалось, пришел в ярость.
— Как он посмел, песий сын! Как он решился напасть на мою дочь!
— Отец, меня спас Мейнард, — Альвдис понимала, что для раба такой поступок означает по меньшей мере свободу, и не собиралась упускать шанс — пусть даже не свой собственный. — Их было десять, и он их убил, в том числе и Хродвальда.
— Я награжу его,
Бейнир быстро созвал дружину и в сопровождении своих воинов и тех гостей, кто пожелал поехать, отправился посмотреть на место битвы. Они возвратились к вечеру, приведя лошадей и привезя мертвые тела. Воины говорили о павших с презрением — как можно запятнать себя похищением женщины и попыткой причинить ей вред! Да еще если это дочь соседа, дочь вождя! Никто не пожалел павших, и по приказу Бейнира их зароют через три положенных дня без почестей, в простых грунтовых ямах, и даже кургана не насыплют. Хродвальд не удостоится такой чести тоже, ибо был виновен больше других.
Но все это Альвдис слушала краем уха. Она и день тут провела, и ночь — безрезультатно. Заходил Сайф, пощупал виски Мейнарда, покачал головой с сожалением.
— Я многое знаю, но в основном стихи да песни. Вот так ученый муж! Надо было другому учиться, хотя бы травы различать, как ты, госпожа. У нас, говорят, лекари творят чудеса, а я всегда себя считал к такому не способным. Не думал, что пригодится и захочу вылечить друга…
— Не понимаю, что с ним, — созналась Альвдис. — Я никогда не видела такой болезни.
Сарацин подумал немного.
— Я видел, — наконец, изрек он. — Что-то не дает ему покоя, настолько сильное, что единственное спасение — в бреду. Так полагает его разум. Только вот в видениях обыкновенно тоже нету спасения, ему и снится сейчас то, от чего он хотел убежать… Не знаю, понятно ли объяснил.
— Понятно, Сайф. Я и сама так предполагала.
Сарацин зашел еще утром, но все было без изменений. А теперь Альвдис звал отец.
— …Я останусь, — сказала Бирта, она уже давно не боялась этого франка. — Иди.
Альвдис надела плащ, вышла из лекарского дома и медленно направилась в сторону большого. Сегодня утром Бейнир держал совет: следовало решить, как поступить дальше. Но думала девушка не об этом, а о темноволосом франке, метавшемся сейчас в бреду.
Значит, он был воином до того, как пришел в монастырь, теперь и сомневаться не приходится. И воином особым. Обычные охотники и крестьяне из других земель с мечами обращаться не умеют, это Альвдис знала, иначе северяне не брали бы их в плен так легко и не собирали бы столь богатую дань на далеких берегах. Это в здешних землях почти каждый крестьянин — воин, и в случае войны можно всех мужчин призвать, они умеют держать в руках оружие. И женщины умеют, им ведь приходится растить сыновей, пока мужья в походах. А в монастыре не научишься так сражаться.
Мейнард не просто путешествовал. Он пользовался своим даром, он воевал. Вот только где и с кем?
Хотя мало ли войн под небесами…
Ночью с севера пригнало грозовые облака, и посыпался снег. Он укутал всю долину и окрестные горы, заслонил их вершины сплошной пеленой. Альвдис шла, подметая снег полой плаща, и думала о том, что отец теперь скажет.
В длинном зале было хорошо натоплено, в очаге тлело целое бревно. Если бы не вчерашнее происшествие, сегодня бы уже пировали, весело и безудержно, а так стол был накрыт, однако собравшиеся не пели песен и не слушали игру на арфе. Тут собралось довольно большое количество воинов — дружинники из отцова отряда, самые доверенные люди, и помощник Бейнира Тинд, и Эгиль, и гости — четыре землевладельца из окрестностей, задержавшиеся во Флааме. Всего человек тридцать. Из женщин позвали только Даллу и Альвдис.