Тонкий лед
Шрифт:
Война и сюда докатилась, констатировал Мейнард с грустью. Кто-то ушел в наемники, кто-то наоборот, бежал во Фрисландию от разорения на родной земле. Еще тут было полно данов — тамошний конунг был бы не прочь заполучить эту землицу, лежащую за проливом, однако местные вожди отказывались делать ему такой подарок. Поговорив с купцом, привезшим на Йеверский базар костяные и деревянные гребни, палочки для чистки ушей и прочую ненужную Мейнарду дребедень, франк выяснил, что король Людовик, похоже, скоро выдвинется с войском из своих владений, дабы сразиться с Лотарем.
— Слухи разные ходят, — вещал толстопузый купец, облокотившись о прилавок и щуря подведенные сурьмой глаза. — Говорят, будет снова большое сражение, а потом другие говорят, что братья обнимутся и заключат мир, как уже бывало раньше. Знаю только, что этого мира мы уже давно не
— А откуда ты знаешь, что у меня есть жена?
— По взгляду вижу. И лицо у вас довольное, и светлый волос на плече, — торговец оказался наблюдательным и Мейнарда рассмешил, а потому тот купил для Альвдис пару гребней с янтарем.
По всему выходило, что ехать во Франкфурт, где обычно находился Людовик Немецкий, особого смысла нет. Еще у одного купца Мейнард выудил сведения, что король действительно выступил из своих владений с большим войском и идет то ли к Орлеану, где сейчас находится Карл, то ли прямо на Париж. Войско не может пройти незамеченным, а потому Мейнард предполагал двинуться приблизительно в ту же сторону и окончательно выяснить путь по дороге. Значит, они догонят короля на марше.
Не самый лучший вариант — просить Людовика о милости, если он намерен дать сражение (перед битвами король становился раздражителен), но выбора нет. Зато большинство тех, кому походная жизнь в тягость (а это и есть в основном придворные лизоблюды), останутся во Франкфурте и не станут отравлять Мейнарду жизнь. Нужно поскорее заканчивать дела здесь и возвращаться в Хьёрт. Там небось уже распахали землю, бросили в нее семена, заборонили, и если погода станет и дальше благоприятствовать, получится снять хороший урожай. Мейнард теперь больше думал о том, как станет жить вместе с Альвдис в их доме, на их земле, а не о предстоящем разговоре. Как только ступил на землю Фрисландии, беспокойство словно отпустило. Будь что будет, и против воли короля или благодаря ей, Мейнард вместе с женой возвратится на север. Там их место, там целая жизнь, которую еще предстоит прожить.
ГЛАВА 20
Альвдис обрадовалась гребням, как иные радуются чудесам, явленным богами; она все ещё не могла прийти в себя от впечатлений, которые сыпались на нее, словно фрукты из перевернутой корзины. Незнакомый город — огромное, по меркам Альвдис, поселение, — и многоязыкая речь, и товары, которых она никогда не видела, и дома, и люди в разных одеждах! Мейнард и Сайф рассказывали об этом вечерами у очага, бродячие скальды слагали песни о дальних странах, но услышать об этом и увидеть своими глазами — разница есть. Альвдис понимала теперь, что ее желание глянуть на чужие земли так бы и не отпустило ее, если бы Мейнард не взял ее с собою. А теперь, посмотрев на эту землю даже полдня, Альвдис преисполнилась благодарности к мужу и к богам, которые помогли ей исполнить две самые главные мечты. Первую — встретить человека, с которым любовь будет, как в сагах; и вторую — увидеть мир хоть краем глаза.
Мейнард, когда услышал от нее слова благодарности, усмехнулся:
— Да тебе, может, еще и надоест эта дорога!
— Не надоест.
Альвдис себя знала и знала, что будет радоваться новым открытиям и встречам, словно незнакомому цветку, выросшему у порога дома.
У Альвдис, как и у многих северянок, имелся «мужской» наряд — штаны, рубашка и куртка, сшитая по ее меркам. Еще во время сборов в Хьёрте Мейнард велел захватить эту одежду, сказав, что так гораздо проще будет ехать верхом — ведь она, его прекрасная супруга, умеет? Прекрасная супруга кивнула, ибо этой премудрости отец действительно ее научил. Да и велика ли премудрость, сжимай ногами бока лошади и направляй, куда нужно… Обычно Альвдис ездила по-женски, ставя ноги на специальную приступочку, однако это существенно замедляло передвижение — в таком седле женщина держалась некрепко. К тому же, платье… Насколько проще мужчинам!
На постоялом дворе, где остановились на полдня, пока улаживали дела в городе, Альвдис и переоделась. Мейнард ушел и вернулся с гребнями, одобрительно оглядел наряд жены и велел волосы под покрывало все-таки убрать.
— Это мое сокровище, — сказал он свирепо, — нечего другим любоваться!
Рэв, обладавший многими талантами, вместе с Сайфом устроил торговые дела практически мгновенно. Часть северян оставалась в Йевере сторожить кнорр, а заодно заключать сделки; в частности, им велели
Выехали из Йевера после полудня; пока не покинули черту города, Альвдис все смотрела, выхватывала для себя впечатления — и самой потом вспомнить, и дома рассказать. Нищие, просящие милостыню на улицах, небольшая каменная церковь с крестом на макушке, знатная приезжая дама в меховом плаще, бросившая на красивую северянку удивленный взгляд… Фризских женщин мужской наряд Альвдис не изумлял, многие из них наверняка сами переодеваются в такое платье, когда в том есть необходимость. Не всегда мужчины дома, и приходится самим выходить в море, ловить рыбу, а то и верхом куда-нибудь отправиться. А вот знатные франкские дамы, как рассказывал Мейнард, о таком и помыслить не могут. Альвдис считала — ей повезло, что она северянка, и вообще ее редко волновало, как посмотрят на нее другие.
Компания Мейнарда представляла собой весьма занимательное зрелище. Впереди ехал Чужеземец, рядом с ним — Альвдис, с любопытством оглядывавшаяся по сторонам; за ними, насвистывая и напевая, следовал Сайф. Рэв и Флавьен, оба разные и между тем неуловимо похожие, теперь держались друг друга и непрерывно говорили, хотя понимал каждый едва ли десятое слово собеседника. Но, похоже, удовольствие воинам доставлял сам процесс. А уже следом за ними ехали все остальные: франки и северяне перемешались, суконные плащи соседствовали с накидками из звериных шкур, длинные франкские мечи — с более короткими и широкими норвежскими… Вся эта толпа гомонила, словно стая галок, опустившаяся на свежевспаханное поле. Впрочем, никто особого внимания на путников не обращал: встречались на тракте люди и поинтереснее на вид. Например, купцы с востока и юга, одетые в шелка и потому мерзшие в холодном для них климате (Альвдис-то казалось, что жара стоит!), наемники в старых куртках и с настороженными взглядами, босоногие пилигримы, подпоясанные веревками. Вместо привычных для Альвдис придорожных столбов, которые ставятся в память об умерших, здесь стояли на перекрестках большие каменные или деревянные кресты, облитые дождем, обожженные солнцем и выглядевшие так, словно растут из земли.
— Это христианство прорастает, — пошутил Мейнард, когда Альвдис поделилась с ним своими наблюдениями.
В первый день дорога была довольно свободной — лишь иногда встречались обозы, идущие в Йевер или же оттуда, крестьянские телеги, отчаянно скрипевшие колесами, да пастухи, перегоняющие с пастбища на пастбище тощих по весне и пугливых овец. Пастушьи собаки лаяли на лошадей, но не отваживались подходить близко; пастухи и вовсе не оборачивались, их интересовали только их овцы. Деревень в округе оказалось немного, и те лежали в стороне, в складках между холмами, в пышном цветении плодовых садов. Дальше во франкских землях, сказал Мейнард, есть места, где специально выращивают много яблок и делают из них сидр, достойный вождей и королей. Там сады тянутся на многие мили, и когда яблони цветут, кажется, будто облака спустились на землю и прилегли отдохнуть.
Ночевать остановились на постоялом дворе у дороги; так как торговый тракт в Йевер уже понемногу заполняли путники, мест для всех не сыскалось, и дружинники, посовещавшись, встали походным лагерем под открытым небом. Так было проще присмотреть и за лошадьми. Альвдис же с Мейнардом поели в общем зале и заняли комнату, которую владелец постоялого двора отвел им за неплохую сумму. Комнатка оказалась небольшой, довольно грязной и с неширокой постелью, однако молодоженам было все равно. Они наконец-то снова могли быть наедине, за надежно запертой дверью, и проводить время так, как пожелают. На следующий день Альвдис зевала, сидя в седле, и терла глаза; дружинники понимающе ухмылялись и переглядывались, но один-единственный брошенный Мейнардом взгляд пресек возможные подшучивания еще до того, как они начались.