Тонкий лед
Шрифт:
— Перестаралась мать! Тут не на дорогу, на целую зимовку запасов! Как раз до окончания института! — смеялся, давя слезы.
— Бабулька, зачем столько ватрушек? А котлет — целая кастрюля! И сало я не ем. К чему столько рыбы? Ну, ладно банку икры, ты же целых три положила! Молоко в дороге пить не стану, да еще к ним соленые огурцы! Я с таким прицепом без приключений не доберусь к матери! — опустошала Ольга сумку, оставив себе лишь небольшой сверток, который без труда положила в боковой карман чемодана.
И все же Егор набился в провожатые.
Зеленые вагоны поезда вытянулись длинной гусеницей. Скоро они повезут Ольгу в Южно-Сахалинск. Там дочь пересядет в такси, потом — на самолет и улетит с Сахалина надолго, а может, навсегда. Доведется ли увидеться? Ведь единственная родная кровинка в целом свете,— ломит сердце, вот некстати разнылось.
Егор подал Ольге чемоданы, помахал ей рукой, когда дочь выглянула из окна. Вскоре поезд тронулся. Платонов смотрел вслед, пока состав не скрылся за поворотом. Вот и перрон опустел. Не слышно стука колес, человек шел домой, не видя под ногами дорогу. Он долго сидел на скамье возле дома, не замечая любопытных взглядов соседей, осуждающе качающих головами:
— Ну, и набрался мужик.
— На радостях. Еще одна забота свалилась с плеч.
— Уж теперь оторвется на полную катушку.
— С бабами что ли?
— Да с чем хошь!
— Так в доме теща осталась!
— А кто она ему нынче? Чужая морока. В любой момент поджопника даст.
— Егор, Егорушка, пошли домой, милый,— вышла во двор Тарасовна и, взяв под локоть, увела зятя от пересудов.
Не скоро пришел в себя человек. Оставшись совсем один, он стал раздражительным и угрюмым.
Его состояние заметили. На выходные Соколов и Касьянов снова вытащили Платонова на рыбалку. Ночью у костра заговорили с ним по душам.
— Думаешь, только тебе тяжко? Дочка уехала! Но ведь учиться! А могла и замуж выйти на материк. Девку не удержишь! Теперь помогать ей станешь. Каждый месяц! Такова отцовская доля, но ты не горюй. Хочешь, порадуем? — предложил Александр Иванович.
— Чем? — устало спросил Платонов.
— Тебя в звании повысили.
— Ну, и что с того? Меня жизнь сначала из мужей, теперь из отцов разжаловала.
— Не темни. Все образуется и вернется на круги свои! — тряс Соколов Егора.
— Кто куда вернется? Никому не нужен!
— Кончай сопли жевать, дружбан! Ведь понять должен сам, без базара! Мы с Федей не зря над тобою бьемся. Замену себе лепим из тебя! До пенсии обоим недолго осталось. Я только ее жду, чтоб скорее на Украину слинять. Там уже квартиру купили, обставили целиком. Даже машина с гаражом имеются. Дачу прикупили. Уеду и буду отдыхать до конца жизни. Федя тоже не терял время зря. Погоди, и ты распрямишься! Не зацикливайся на бабах, не верь им! Для себя живи! Сбрось с шеи семейный хомут!
— А одному что нужно? — вздыхал
— Ты вот что: помимо своего дела начинай осваивать все! Средства связи, работу охраны, короче до хозяйственных проблем. Мы с тобой не шутим. Да и ты — не мальчик! Время летит незаметно. Когда придет пора принимать зону, чтоб был полностью готов к работе и не робел, не терялся. Ведь подсказать и помочь некому будет. А в нашем деле, сам знаешь, не то минута, случается, секунда дорога! — положил руку на плечо Егора Касьянов.— На первых порах трудно будет, потом втянешься.
— В каждое дело и ситуацию вникай. Случается, они иногда повторяются. Особо в вашей зоне! Хотя и в моей не без ежа под задницей. Ни одной ночи не заснешь спокойно. Если не придушат, так утопят в «параше», или снова в бега какой-нибудь козел намылится. Отлавливай пидера по Поронайску. Вон вчера двое хотели смыться. А на море шторм такой, что не высунуться. Поймала охрана в луч прожектора, а те двое уже на середине. Дали по ним очередью, и конец. Головы насквозь прошили. Утром обоих на берег выбросило море. Иного выхода не было. А ведь дурье дремучее! Одному из них чуть больше года оставалось. Чего в побег намылился? Оба из одного барака, всегда в паре работали.
— За такими всегда глаз да глаз нужен,— встрял в разговор Касьянов.— У нас в столовой тоже драка завязалась. Бабы меж собой хуже собак сцепились. Из-за жратвы. Одной зэчке забыла повариха мясо положить в миску. Та и наехала без стопоров, полезла с разборкой на кухню. За нею все следом. Повариху схватили, хотели голой задницей в кипящий котел сунуть, но дудки. Не вышло. Жопа не вписалась, оказалась шире котла! Не рассчитали зэчки, что эта задница поварская. Она и должна быть как выставка. Но повариха к тому же ушлой оказалась. Когда ее примеряли на котел, она поджала ноги, уперлась в край котла, из него как ливануло! Всем передницы ошпарила мигом. И не только, но и ноги, животы, сиськи! Короче, с десяток баб поплатились своими причиндалами. А повариха соскочила с печки, легким испугом отделалась. Только подошвы тапок подпалило малость. Остальное все цело. Вот тебе и наказали! Ну, помощницам по кухне по соплям досталось мимоходом. Но такое проходит быстро. Зато нападавшие в больничке валяются. Хотел их в «шизо» впихнуть, чтоб остыли малость, да врач отговорил. А уж как бы проучил свору! Ишь, лахудры, им еще мясо подавай! Я сам дома не всякий день его вижу! — возмущался Касьянов.
— А я слышал, что те бабы уже за столовой меж собой передрались! — вспомнил Егор.
— Вот я о том и говорю! Лишь бы кулаками помахать стервам! Засиделись в цехах, подвигаться захотелось. Налетели на охранниц, мол, им повариха мяса много дает. Короче, когда разогнали свору, раскидали кого куда, я приказал повару ставить на раздаче бригадира из цеха, чтоб не было больше шухера. Против этой бабы, она у них бугриха, ни одна зэчка хвост не поднимет. Эта любой стерве глотку перекусит.