Тонкий лед

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Ты там что, на ушах стоишь, отморозок! Какой ты мне сын? Твоя мать таскалась со всеми, кому ни лень. К ней в очередь стояли. А теперь я крайний? Всего-то поговорив с нею, отцом стал? Хочешь попри­жать похожестью? В сыновья втереться? Не выйдет! Не получиться из вас моей родни!

— Кому ты нужен? О тебе даже «сявки» под пыт­кой смолчат, постыдившись знакомства. А я — тем бо­лее. Ты как мозоль, который, сколько не терпи, а сре­зать надо.

— Это уж кому повезет! Мне не просто стыдно, да и не нужно иметь такого сына. Уж лучше тебя не иметь совсем.

— Знаю, слыхал, мать говорила, что ты предлагал ей аборт. Но жизнь распорядилась по-своему, не спро­сив согласия у вонючего хорька.

— Если ты мой сын, почему Екатерина смолчала о твоем рождении сразу? искала папашку повыгод­нее? Да желающих в городе не осталось?

— Слушай, ты, мудило стебанутый, не порочь мать! Не доставай мои печенки! За себя бы ладно, отпустил бы грех. Сам мужик, понял бы! Но за мать зубы через жопу достанешь! Клянусь волей, не прощу паскуду! Ни тебе о ней базлать! И, кстати, знай, память у меня отменная. От тебя по наследству перешло. Я своих счетов не забываю.

— Значит, сын, говоришь! — переспросил Егор.

— Да, к моему горю,— послышался вздох.

— Как зовут тебя?

— Зачем? К чему имя, если только что отказался, да еще мать облажал ни за что?

— Я, как и все, имею право на сомнение. Тем бо­лее, что столько лет прошло.

— Могу тебе доказать, да не хочу, потому как сам стыжусь такого вонючего родства.

— Тогда зачем звонишь? — спросил Егор.

— Чтоб ты вывел меня на волю. Хоть одно доброе дело за всю жизнь сделай!

— Этого не смогу.

— А что можешь? Сирот строгать? На то ума не нужно. Если не поможешь слинять из зоны, я всюду, даже в органах, объявлю, что ты — мой отец. Сам зна­ешь, что тебя тут же попрут с работы.

— Мне не страшно. Объясню все. Поверят и пой­мут. А тебя отправят на Диксон. Станешь белых мед­ведей кормить. Там имеется зона для таких, как ты, крутых. Побазарь еще.

— Не пугай! Я уже пуганый! Та зона, о которой треп­лешься, два года назад рассыпалась в пепел. Сожгли ее пьяные охранники. Да так, что восстанавливать не поимело смысла. Меня оттуда сюда, к вам отправили, потому что отовсюду линял. И здесь не засижусь.

— За что попал на зону? — спросил Егор.

— Жить было не на что! И «ходка» — не первая, все со жмурами как назло.

— Какой срок?

— Бессрочный как сиротство,— ехидно хмыкнуло из трубки.

— Пожизненно? — ахнул Платонов невольно.

— Ну, да! Во лягавые мозги. До медведя быстрей дошло бы. Судья, лидер, покуражился, а обвинитель, не хуже тебя, тупой попался. К исключиловке пригово­рили. Пока меня таскали по зонам, примеряя к каждой стене, расстрелы отменили. Вот и остался в этой зоне до конца жизни. Разве это справедливо в мои годы?

— Сколько ж тебе лет?

— Ну, даешь, полудурок! Себя тряхни, вспомни!

— А почему ты не отвечаешь? Ни возраст, ни имя не говоришь? Случайно ли?

— Отпусти меня неузнанным! Так обоим будет легче.

— Много хочешь! — оборвал Егор.

В душе его вскипело негодование на наглость че­ловека, не просившего, а требующего непомерного.

— Значит, не хочешь фаловаться? Может, за «баб­ки» столкуемся?

— Нет! Не обломится! — ответил Егор зло.

В ответ услышал:

— Я давал тебе шанс очиститься. Ты сам его не принял. Теперь дыши с оглядкой. Я тебя тоже не по­щажу! — легла трубка на рычаг.

Платонов решил поговорить с Соколовым, расска­зать ему обо всем, предупредить и посоветоваться. Именно потому с утра позвонил Александру Иванови­чу. Тот, выслушав Егора, предложил сразу:

— Давай вечером, после работы увидимся. Хочешь, сам приходи, или я к тебе заскочу. Дело у тебя какое появилось ко мне? Верняк, что Зойку сам уломать не можешь! Ничего, я ее в один момент... Опыт остался по части уговоров. Вот с остальным уже не поручусь.

— Какая Зойка? Я забыл, когда видел ее в после­дний раз,— признался со вздохом.

— С чего так приморозился?

— При встрече расскажу.

Вечером Александр Иванович пришел к Егору, как и обещал. Спросил сразу в лоб:

— Ну, что у тебя обвалилось на каком месте? Где блоха кусает? Говори.

Егор рассказал о встрече в зоне, ночном телефон­ном разговоре и спросил:

— Что мне теперь делать? Самому подать рапорт?

— Зачем? Кто тебя принуждает?

— Обстоятельства. Сын осужден на пожизненное. Отбывает в зоне. И я в этой системе...

— Видишь ли, у вас, кроме внешнего сходства, нет ничего. Ты его не растил и не воспитывал. У тебя име­лась своя семья. С той бабой ты не расписывался и не появлялся в ее доме. Не поддерживал связь, не вел общее хозяйство, и она даже не сообщила о рож­дении сына. Ну, а по молодости с кем не случаются ошибки? И ответственность за осужденного ты нести не можешь. Никто уверенно не может сказать, что это твой сын. Но даже если и так, за его воспитание нужно спрашивать с матери. Ты в ответе лишь за свою дочь, но и то до совершеннолетия. Дальше она сама отве­чает за свои поступки. И неважно кто чей ребенок, перед Законом все равны.