Тонкий лед
Шрифт:
— Запущенный был, оттого и выворачивало. Навредила тебе зона! Здоровье подпортила. Не мудро было нервам сдать. Мог в психушку угодить. Оттуда уже не вырвать никому. Оно и кровь больная. Рывками шла, надрывно, но ништяк, нынче ты полегче дышать станешь. Хочь еще пару раз сюда заявишься.
— Дед, а кто меня вот так нагрузил? Или сам нацеплял болячек?
— Оно, гражданин начальник, всего хватило на вашу душу. И сам себя не сберег, и зона подмогнула, ответил старик, кивнув.
— Какой для тебя начальник? Сашка я, так и зови! —
— Вот энтот пузырь с питьем, какой я дал, не запамятуй. Настой тот все остатки подчистит. Это черный мак, его семена. Он — от всех лиходеев защита. Когда изопьешь, для ворогов своих недоступным станешь. Ни яд, ни пуля не возьмут, и здоровье при тебе останется. То верное сказываю.
— А как сам без него? — растерялся Соколов.
— Ужо без нужды. Свое отжил. Пора на покой сбираться. В энтом свете задерживаться не стоит,— опустил голову старик.
— С чего так? На счет вас я сам к следователю съезжу. И с прокурором поговорю! — пообещал Соколов.
— Не надо Шурик! У меня в доме никого не осталось. Бабка отошла, даже кошка издохла. Некому нынче похлебку сварить. А помру, кто схоронит? Тут не оставят, закопают в земь. И как-никак харчат меня. Все ж догляжен, а там кому сдался? Не гони! Никому здесь не чиню помеху, а на воле соседи сохли с зависти. Хворь такая у людей водится. От ней не избавишь никого. Потому краше тут отойти. Никто по мне на воле не стонет.
— А дети? Или нет их у вас?
— Имеются, то как же! Дети как вши, сколько ни корми, едино грызут,— отмахнулся старик, замолчав.
— Кондрат, вы слышали, что случилось с Виктором Ефремовым?
— Кто такой?
— Наш начальник охраны.
— Дошло и до меня. Зэки просказали.
— До сих пор не пойму, что случилось с ним в тот день? Кто наколол его? Не мог же, в самом деле, мертвый Медведь встать из могилы ради Ефремова?
— То ты про бывшего пахана? — крутнул головой дед и продолжил,— об ем сторожко сказывай. Особый мужик. Кулаком не сшибешь, ничем не достанешь. Случайно пуля в него попала. Каб не тонкий лед под ногами, не упал бы и не потонул. Жил бы и поныне.
— Но ведь сволочью был, негодяем! Сколько крови на руках имелось, его расстрелять, что помиловать,— убеждал деда Соколов.
— Согласный с тобой. Сатана — не человек, но силу имел агромадную. Опрежь всего гипнозом владел. Тем был силен. И многих своих ворогов в могилу свел. Одни разума насовсем лишились, другие себя порешили. Серед их не только милиция, або такие, как ты и Ефремов, но и свои, ворюги. Никого не щадил кровопивец. А сколько девок и баб погубил — без счету! Однако, ништо не впрок. Все промежду пальцев упустил, хочь имел много. А жизнь выдалась менее кубышки.
— Как же он сумел Ефремова на складе приловить? Неужели впрямь из могилы встает?
— Многое умел Медведь. И теперь, хочь упокой- ник, люд будоражит. Но Ефремова не он сыскал.
— Но ведь никаких следов
— О, замолкни и подумай, кто ж это мог статься, что ни псы, ни люди его не заподозрили? Такое неспроста,— улыбался старик.
— Думаешь на охрану?
— Само собой! Кому он сдался?
— Почему? Он же со всеми дружен...
— Кто-то в стороне остался от него, от дружбы. Хочь ныне чем крепче дружба, тем сильней вражда. По соседям знаю. А и Ефремова захотел угробить тот, кто ближе других к нему сидел.
— Ну, это его заместитель. Хотя нет! Не может быть. Он первым прибежал, когда услышал, что с Ефремовым случилось. Помогал спасти начальника.
— Чтоб не заподозрили! — вставил старик и продолжил,— ножик Медведя у него в сейфе прятали.
— Да что ты, Кондрат! Ефремов непременно его увидел бы и услышал.
— Тогда сказывай, как пахан сбег с зоны? Мужик не мелкий! Целая гора, а никто не приметил, как смотал на волю? Ни псы, ни охрана ухом не повели. Все его ловили, а энтот, заместитель, где был?
— Мне проще в нечистую силу поверить...
— Она, если б вмешалась, вы Ефремова не спасли б! Здесь чья-то рука дрогнула. Спужался. Промазал малость, кому-то на счастье.
— Ладно, предположим, что заместитель Ефремова в зоне всех вокруг пальца обвел, хотя лично я в это не верю. Ну, а у меня в доме как Медведь появляется? Тут никто ни при чем. Один находился, сам, трезвый, телевизор смотрел, а он возник!
— Теперь не объявится! Кончилась его власть сатанинская. Божьим словом и молитвою очищен ты. Спокойно жить станешь, без помех и страха. Он не только ваши души в полон взял. Держал многих своим гипнозом, но ничто не вечно. Изопьешь настой мака, как я велел. По чайной ложке на стакан стылого чая. На том все! Укрепишь нервы, очистишься от заморочек Медведя, перестанет он возникать. Перед порогом своего дома посыпь соль крестом и скажи молитву «Отче наш». Ровно барьер поставишь, любая вражья нога споткнется и не войдет в твой дом. Душу свою черную обронит. Коль услышишь за дверями эдакое: шум, падение, мат,— не открывай. Зло нехай уйдет само. А через три дня наведайся, подчищу твои кровя еще. Теперь ступай с Богом! Старайся люд не забижать. От того тебе станет легше,— проводил Кондрат Соколова до двери.
Тот словно вспомнил:
— А Ефремова подлечить возьмешься? — оглянулся на старика.
— Ни в жисть!
— Почему?
— Ему наказание от самого Бога. Я поперек Его воли не встану!
— Откуда знаешь?
— Поглянь на лицо! На ем черный крест. Морщины так сами сложились. Этих людей еще в старину прозывали мечеными. С ними ни работать, ни жить не можно.
— Да уж сколько лет с ним плечом к плечу — ни разу не подвел, не сподличал. Мужик как мужик,— не поверил Соколов и вышел от Кондрата раздраженный.