Тонкий лед
Шрифт:
Егор Платонов не дождался возвращения Александра Ивановича. Тот слишком долго пробыл у старика, и Платонов уехал в свою зону так и не дождавшись результата. А Соколов, осерчав на Кондрата за отказ лечить Ефремова, решил проверить, как сработает совет деда здесь, на работе.
Заперев входную дверь в приемную, он вытащил солонку из стола секретарши, насыпал солью крест перед кабинетом, прочел молитву. Открыл двери в приемной, прошел в свой кабинет. Постепенно отвлекся, забыл обо всем, стал читать официальную почту, которую ему положила на стол его секретарь.
— Это что? На подготовку к зиме такие копейки дают? С ума посходили! Всех мужиков поморозят в бараках заживо! Да я шум такой подниму. Никому не поздоровится! Сейчас зама подключу, он такую «телегу»
Обговаривая все детали жалобы, решили подключить сюда Ефремова. Корпус охраны особо нуждался в ремонте. Вот и попросил Соколов подлечившегося Ефремова зайти к нему, чтоб вставил в жалобу свое дополнение.
— Пусть «телега» будет серьезной. Это что такое? Мы прибыль даем городу и области, а нам шиш в ответ? Не выйдет! Надо будет, в область обратимся за помощью! — услышал звук падения в приемной, пошел к двери, чтобы глянуть, что случилось?
Открыв дверь кабинета, Александр Иванович увидел на дорожке упавшего Ефремова.
— Виктор, ты чего развалился здесь? Нам обсудить кое-что надо!
– позвал, забывшись, в кабинет.
Начальник охраны встал, сделал шаг и носком сапога зацепился за порог. Ударился об пол всем телом.
— Да ты что? Ходить разучился? — хотел помочь Ефремову встать, но вспомнил предупреждение Кондрата и послал заместителя вместе с начальником охраны писать жалобу вдвоем.— У меня работы по горло! — показал им на бумаги, завалившие стол.
Едва они ушли, Соколов сел к столу, обхватил руками голову. «Вот тебе и неграмотный Кондрат! Как он сказал, так и получилось! А ведь мне тот Ефремов давно против души. Скользкий, мерзкий тип. А вот заместитель проскочил, и хоть бы что ему. Даже не запнулся нигде. Нет, что ни говори, пора охрану проверить. Ну, как это так, что зэки каждый месяц из зоны линяют? Без подкопов, минуя собак и охрану, поодиночке и группами бегут. А Ефремов никак их лазейку не нащупает. Только и просит оперов на помощь отлавливать козлов. Но сколько можно? Не пора ли ту лазейку заткнуть? Хватит мне на уши вешать, что зэки из зоны словно испаряются, даже когда не грузят баржи лесом! В зоне они как в капкане. Если сбежали, кто-то им открыл двери и выпустил. Наверное, за «бабки». Волю понюхали, а большее не рискнул позволить. Испугался за себя, что рядом с беглецами на нарах может оказаться. Там с него весь навар вернут, с процентами за «облом». А еще за мордобой и «шизо», за холод и голод. Тут ведь и шкурой, и «тыквой» поплатиться можно. Фартовые щадить не умеют и облажавшихся урывают быстро. Им плевать, кем он был. Главное, их лажанул и подставил под оперов и охрану. Значит, разборка будет свирепой. Случись, беглецы сумели бы оторваться на материк, охране и вовсе досталось бы круто. Под Трибунал загремели б многие. И сроки получили б немалые. Кто-то, конечно, не выдержал бы и проговорился, назвал бы виновного, хотя... Пока все это лишь предположения. Надо схватить за руку, а уж тогда судить, кто виноват».
В этот день он задержался на работе. Вернулся уже близко к полуночи. Долго рассказывал жене о своем визите к Кондрату. Та напомнила мужу просыпать крест у порога и выпить настой.
Соколов, проснувшись утром, долго удивлялся: ни разу за эту ночь он не встал, да и спал спокойно. Ничто не терзало и не тревожило его во сне.
Егор Платонов всю ночь проворочался в постели, словно спал на колючей проволоке. Виною беспокойства стал весь вчерашний день.
Не мог он ждать Соколова дольше и решил уехать в свою зону. Только вышел из административного корпуса, чтобы сесть в свою машину, увидел человека, крутившегося возле корпуса охраны. Он здесь был явно чужим. Держался он неуверенно, старался остаться незамеченным.
— Почему здесь ошиваетесь? Что нужно? — рявкнул Егор, заподозрив неладное.
Человек оглянулся, посмотрел на Платонова. Их взгляды встретились, и Егор будто в отражении зеркала увидел себя в молодости. Не по себе стало. Даже родинка меж бровей имелась у зэка точно такая, как у Егора. Те же глаза, брови, лоб, только подбородок
Зэк смотрел на Платонова, слегка усмехаясь. Нет, он не удивился встрече, сходству. Цыкнул слюной, едва попав на сапог Егору, и продавил сквозь зубы насмешливо:
— Собачья родня? Вот и встретились...
— С чего спрыгнул? Какая еще родня? Опух после ночи? Да я такую родню...— не успел закончить Егор, но зэк его перебил.
— Что? К стенке ставишь? Так вот, падла, не спеши меня урыть! Я сам тебя размажу! Слышишь, чмо лягавое! Давно ждал этой встречи с тобой! В другой раз не смоешься на своих катушках!
— Да кто ты есть, отморозок! Козел! Я ж тебе такое отмочу, жизни не порадуешься! — вскипел Егор.
— Меня на «понял» не бери. Я, может, и выжил, чтоб тебя замочить! Ты всю мою жизнь изувечил. Но ничего! Теперь ты в моих «граблях», паскуда! — сверкнула ярость в глазах зэка.
— Я тебе все припомню! Каждое слово! — пообещал Егор и, увидев начальника охраны зоны, окликнул, подошел к нему, хотел указать на зэка, с которым встретился только что, но тот исчез.
Платонов не знал о нем ничего и рассказал о встрече Ефремову.
— Да кто ж знает, с кем поругался? Их тут как в муравейнике! Всех не упомнишь. Может, его поставили убрать территорию? Вот и крутился тут промеж ног, но сбежать не смог бы! Сами видите, кругом охрана. А на язык капкан не поставишь. Они со всеми вот так же базарят. Мне без угроз нож вогнали. Что и говорить, собачья у нас работа. Только и жду того дня, когда на пенсию выйду. Одного часа не задержусь. Надоело жить с оглядкой! Устал. А вам советую не обращать внимания на гадов. Сами здесь работали, знаете всех. Ни одного дня с ними покоя нет.
Егор лишь руками развел и согласился, не стоит переживать. Зэк, он и есть зэк, загнанный за решетку всегда будет рваться на волю и дерзить всем сотрудникам зоны, считая их виновниками своих лишений. Но, как бы не успокаивал себя Платонов, настроение было испорчено.
Конечно, не только у Соколова, но и в женской зоне случались стычки с зэчками, и все же никто никогда не грозил Егору смертью, да еще при первой встрече, без причин и повода.
«Кто он? — невольно возник вопрос.— Откуда такое сходство? Когда-то, наверное, о нем говорил Соколов. Я даже разозлился на подозрительность и домыслы. Теперь сам увидел. Вот и не поверь Сашке. Тот даже данные проверил, но, как сказал, ничего не совпало. Хотя, что он знает? — вздыхает человек. А если это сын Кати? От меня? Ведь она говорила, что беременна. Я ей предлагал сделать аборт. Врачи отказались, мол, первая беременность, ее прерывать нельзя. Можно остаться бесплодной навсегда. Потом Катька уехала в деревню, к своим. Неужели ей позволили оставить ребенка? Иль не нашлось ни одной старухи, способной изгнать плод? Что-то не верится. Ведь в каждой деревне есть свои ведьмы. А может, Катя еще надеялась на меня и ждала? Но я ни разу не позвонил и не пришел к ней,— пытался уснуть Егор, но не смог.— Возможно, это — мой сын! — словно шило воткнулось в бок.— Ну, да! Так бы она и молчала столько лет! — пытался переубедить сам себя.— Такое сходство случайным не бывает! Но как он оказался на Сахалине? Ведь возле Благовещенска есть своя строгорежимка. Еще на практику курсантами туда возили. А этот что? Особый экспонат? Ту зону могли давно закрыть»,— слипаются глаза.
Платонов отчетливо услышал телефонный звонок. Поднял трубку:
— Слушаю, Платонов!
— Спишь, потрох? Ничто тебя не грызет и не точит, козел мокрожопый?
— Вы ошиблись номером! — хотел положить трубку на рычаг.
— Я не ошибся, слышь? Я не ошибаюсь никогда. И не промахиваюсь, особо в таких как ты!
— Что надо от меня? Кто ты? — спросил зло.
— А ты сам не допер, лопух? По-моему, слова здесь лишние. Я — твой сын, к несчастью. Или совсем вытряхнул из своей гнилой «тыквы» мою мать, Екатерину? Так вот знай, мы с ней всегда знали, где ты дышишь! От нас не смоешься. Сам понимаешь, за что с тебя спросим. И если ты, параша безмозглая, не выведешь меня из зоны на волю, я тебя своими «граблями» урою!