Тонкий лед
Шрифт:
— Мам, они — прекрасные врачи, серьезные девушки. Не хотят выходить за первого встречного. Разве можно осуждать за это? — урезонивала Тамара мать.
— Да пошли они в задницу! Какое мне дело до чужих баб? Но и ты с ними не смей вязаться. Не позорься! Глянь на них: мимо этих непутяг дворняги проскакивают, краснея до самого хвоста, закрыв глаза лапами. Или неправду говорю?
— Мам, не надо лишнее наговаривать!
— Чего? Это я брешу? Да как смеешь перечить? У твоих подруг все исподнее наружу. Трусы и лифчик на виду. К чему юбки, которые сраки не прикрывают? Даже сиськи поверх кофт лезут заместо воротника! Срам единый! На голове - воронье гнездо! Какой путний мужик на них глянет? А коль увидит, со страху до ночи не дотянет! Не приводи их в дом! Сама с ними рядом не появляйся, совесть поимей! — кипела теща.
Но Егор не обращал внимания на брань Марии Тарасовны. Он знал, тещу не переспорить. Да и зачем? Она была прекрасной хозяйкой, заботливым и любящим человеком.
Так повелось с самого начала, что теща стала матерью на двоих. Она никогда не натравливала дочь на зятя, всегда защищала его и жалела, понимала Егора без слов каким-то особым чутьем.
Случалось, сядет он к столу угрюмым, молчаливым, Мария Тарасовна подойдет сзади, обнимет за плечи и скажет: «Пора мне на работу, вместе с тобой на зону. Хочь поваром иль уборщицей. А может этим, зашибалой. Уж я навела б там порядок. Не дозволила б тебя обидеть никому. Гольными руками промежности выдрала б любому, кто посмел бы косорыло глянуть! Других в лифчике задавила б как блох. Ну, совсем извели урки нашего Егорушку. Какой красавец был, а что осталось? Уши да нос! Ноги, и те заплетаются, хребет в коромысло согнулся. Штаны с задницы сползают вместе с трусами, рубаха ровно на чучеле мотается. Срам единый! От тебя бездомные коты в страхе разбегаются. Поди, ваши бандюги здоровей и лучше выглядят. Совсем смордовался на работе. Ну, разве это дело целыми днями ни сна, ни покою не знать?
В выходные она подолгу не разрешала будить Егора, давала выспаться, отдохнуть. Баловала пирогами, всяким вареньем и все грозила завалиться к Соколову, надрать уши за Егорушку.
Теща сама ходила в школу на родительские собрания. Когда услышала от классной руководительницы, что Оля плохо ведет себя на уроках, возмутилась и пригрозила, что ощиплет учительницу как курчонка, если та будет брехать на внучку, что лучше Оли нет в свете ребенка, и обижать ее никому не дозволит.
Уходя с собрания, так грохнула кулаком по столу, что классная руководительница поверила в каждое слово.
Егор в школу не ходил. Мария Тарасовна сама управлялась. Но, возвращаясь домой, все чаще узнавал, что жена ушла с подругами в кино или театр.
Он верил Тамаре и спокойно ложился спать. И лишь теща оставалась на посту, она охраняла семью до последнего. Когда возвращалась дочь, Мария Тарасовна налетала на нее фурией. Обзывала и грозила так, что никому другому не простила бы Тамара и одного такого слова. И все ж не удалось теще сберечь семью.
В тот последний вечер жена призналась, что разлюбила Егора, что он очень изменился, перестал быть интересным, нежным, совсем забыл о ней как о женщине и живет так, словно кроме работы ничего не существует, Да, он все деньги приносит в семью, не оставляя себе заначников. Но не только его карманы остаются пустыми, в душе тоже ни теплинки, сплошной холод, одна зима. В семье даже от его голоса отвыкли. А ведь так не должно быть, и всякий в доме должен знать тепло и заботу, а не только он, взрослый человек, переставший быть мужчиной.
— Я не хочу обидеть или упрекнуть. Может, сама не достойна другого отношения к себе. Я не изменила тебе телом, но душою уже отошла и живу совсем другой жизнью. Не обессудь, но не смогу жить с тобой по- прежнему. Слишком долго ждала, когда меня увидишь и поймешь. Прошли годы, они навсегда потеряны для нас. Мы потеряли друг друга, проглядели, когда ушла любовь. Она уже никогда не вернется к нам. Не ругай и не кляни. Давай расстанемся по-человечески, ведь истерика и оскорбления ничего не исправят, лишь оставят неприятный осадок в памяти. Я этого не хочу. Мне есть за что уважать тебя. Давай расстанемся друзьями,— предложила Тамара спокойно.
— Я и не хочу скандалить. Любовь наручниками не удержать. Если ушла она, придется смириться. Но ты уверена, что сумеешь наладить судьбу с другим человеком и в случае неудачи не запросишься ко мне? — спросил Егор.
— Вот этого никогда не случится. Я предпочту одиночество. Все обдумано, и этот вариант тоже.
Когда дочь и теща отказались уйти от Егора, Тамара села на диван как оглушенная: такого поворота не ждала. Она молчала, смотрела в пустоту, потом выдохнула колючий комок, стала собираться. Егор спокойно помог ей, ни слова упрека не сказал. Он застегнул чемоданы, даже босоножки принес из прихожей. Достал из шифоньера в прихожей песцовую шапку жены, подал. Когда предложил деньги, Тамара покраснела:
— Егор! Ты, наверное, никогда не любил меня. Так спокойно провожаешь, будто уезжаю в командировку, на время, а ведь расстаемся навсегда и больше не увидимся...
— Что ж делать? На колени перед тобой встать? Смысла не вижу. Да, я люблю, но тебе потребовалась перемена или новизна... Это, знаешь, все равно, что человека все время кормить одними тортами. Вкусно, но со временем приходит пресыщение, и обязательно захочется черного хлеба. Я слишком жалел тебя и берег. Наверное, стоило быть погрубее и не дрожать над каждым твоим шагом, не верить тебе больше, чем самому себе. Ты не только наказала, но и проучила. Никому в жизни больше не поверю! Ты увозишь с собой и мою душу. Не только я, оба будем за это наказаны. Тебя замучают сравнения. Поверь, многие будут в мою пользу, и не раз пожалеешь о сегодняшнем дне. Может, не скоро такое случится, но не минет. Я через какое-то время тоже успокоюсь, забуду и не захочу твоего возвращения. Впрочем. К чему эти увещевания? Ты рядом, но уже далеко и совсем чужая...
Тамара взяла чемоданы. Внизу ее уже ожидало такси. Машина вскоре отъехала, а Егор все стоял у окна.
— Прости, сынок, что не сумела вырастить дочку. Заместо человека выходила сучку. Исковеркала она твою судьбу, на всех наплевала, не остановилась, не послушалась, Как жить теперь станем? Как в глаза тебе смотреть буду? Ума не приложу,— плакала Мария Тарасовна.
— А ничего, не пропадем, мать! Мы друг у друга имеемся! Это немало! — потрепал тещу по плечу и добавил,— мне не в чем упрекать Вас, Мы все слишком любили ее.
Егор бросился к двери, когда раздался звонок. На пороге стоял Соколов.
— Я к тебе на минуту по делу,— вошел человек торопливо и только теперь заметил растерянность хозяев,— наверное, спать легли, а тут я поднял,— сконфузился гость.
— Да при чем тут Вы! Тамара от нас ушла,— развел руками Егор.
— Как это ушла от вас?
— Насовсем бросила...
— Как сучка к другому хахалю сбегла! Срамотища единая! — выглянула из спальни Мария Тарасовна.
— Держись, Егор! Это еще не крушение! Баб на свете больше, чем грязи. Стоит с одной мартышкой расстаться, вторая макака на плечи повисла. Хочешь на время в женской зоне поработать? Ох, и отведешь душу! Там бабы на любой вкус и спрос. Кстати, неподалеку от Поронайска. Я туда по делам ездил. Только вошел в барак — бабье облепило. Сам знаешь, меня с моим пятьдесят шестым размером свора овчарок завалить не сможет, не одолеют. Тут же вякнуть не успел, как оказался на шконке и, главное, уже без штанов. На меня, еще на живого, куча баб навалилась. Щупают, тискают, гладят, целуют, и всякая к себе тянет поближе. Вместе с головой норовят проглотить. Руки, ноги держат намертво. Не то крикнуть, дышать нечем. Хочу встать, да куда там! Будто в плен к запорожцам попал. Ну, думаю, конец: растерзают в клочья. Хотел их раскидать, да где там! Бабы кучей одолели. А какая-то блажит: «Девки! Да у него точно как у мого Мишки! Этот бес с целым бараком шутя справится! Становись в очередь, оголтелые! А то валяем его дарма, нехай нас порадует». «Иди ты с очередью! Я первая! Вишь, он — в моих «граблях»! Никому не отдам!» — вопит вторая. Пытался им сказать, кто я есть. Слушать не захотели. Скопом лезут, внаглую. Целиком раздели, визжат, орут, друг дружку тянут от меня, чтоб самой залезть, и все уговаривают добром покориться, иначе, мол, замок на яйцы повесим и будем пользовать, пока живой. И приволокли амбарный. Я как увидел, понял, что бабы не шутят. Рванул так, что макаки во все стороны разлетелись. А тут и охрана двери вынесла, стала баб из брандспойта поливать. Мне тоже перепало да так, что до утра отогреться не мог. Но теперь в бабью зону без своей охраны ни ногой. До сих пор себя ощупываю, вправду ли целым вырвался, или нащипали из меня сотню «соколят»? Ох, и борзые! Таких на волю выпусти, они весь город, каждого мужика понасилуют. А я, выходит, вовремя к тебе! В женскую зону начальник спецотдела срочно требуется. Их на пенсию уходит.