Тонкий лед
Шрифт:
Тамаре не на что было сетовать. Разве на недостаток внимания? Но и к себе Егор ничего не требовал. Уж какие там сентименты, если, домой вернувшись, чуть не падал от усталости. Был плохим мужчиной? Может быть... Но до того ли, если, вымотавшись за день, даже забывал, зачем спит в постели вместе с женой? Да и женаты были не первый год, поугасли пыл и страсть, успокоилась плоть.
Егору вспомнилось, как однажды на Новый год Тамара удивилась. Пошли они в гости отметить праздник. Жена ни минуты не сидела, танцевала со всеми мужчинами компании. Платонов не только не приревновал ни к кому, даже не оглянулся в ее сторону ни разу, не нахмурился, не сказал ни слова. Женщину задело такое равнодушие. Она спросила: «А разве ты меня ни к кому не приревновал?» «Зачем? Как бы ты не флиртовала, домой пойдешь со мною. Да и себя не уронил, знаю себе цену, не поставлю вровень с теми отморозками. Они — лишь на миг, но ведь все праздники быстро заканчиваются, а жизнь продолжается. Пусть в ней не случится горькое похмелье. И тут я полагаюсь на твои ум и порядочность».
Тамара согласно кивнула, но в последующие годы так и не сумела вытащить Егора ни на какую вечеринку, ни в одну компанию. Муж отказывался наотрез, и женщина была вынуждена оставаться дома.
Случалось, летом звала его на море провести бездумно выходной. Несколько раз, взяв дочку за руку, Платоновы уходили подальше от всех. Там разводили маленький костерок, варили кофе, пили, восторгаясь ароматом, купались нагишом. Оля строила песочные замки. Короткая сказка детства! Как были счастливы они в то время, как скоро оно закончилось...
Глава 2. ЖЕНСКАЯ ЗОНА
Мария Тарасовна весь вечер готовила зятя к предстоящему дню. Вычистила, отгладила форму так, что та смотрелась как новая. Ботинки сверкали зеркальным блеском, на них — ни пылинки. Рубашка—сама свежесть и на галстуке — ни одного пятнышка. Самого Егора она уговорила отлежаться в ванной, потом проследила, чтобы тщательно почистил зубы и побрился. Оглядела зятя придирчиво, покрутила во все стороны:
— А ногти забыл! Гля, какие запущенные, как у деревенского мужика.
— Зачем мне этот лоск? Я — не на праздник, на работу собираюсь. Вы же словно к свадьбе готовите. Что, если впрямь какая-нибудь мартышка прицепится? Бабы любят, когда им пыль в глаза пускают,— смеялся Платонов, подмаргивая в зеркало самому себе.— А ведь не так уж плох, не все растрачено бесследно! Осталось, на что глянуть,— рассмеялся и добавил,— только глянуть, но не попользоваться.
Утром у его дома просигналила машина. Егор открыл дверцу и когда глянул на водителя, увидел, что сидит рядом с молодой симпатичной женщиной.
Когда разговорились, удивлению не было предела. Егор смотрел на бабу в упор, не веря в услышанное.
— А чему так удивились? Я — не единственная! У нас хватает расконвоированных. Сами посудите: ну, куда мы денемся отсюда? С Сахалина нам не сбежать, тем более — из Поронайска! Мы здесь почти все местные.
— За что осуждены? — поинтересовался Платонов тихо.
— За растрату. Продавцом в деревенском магазине работала. Там мы все друг друга знали. Иногда приходилось выручать людей, давать харчи под зарплату. Как иначе? Ведь друг друга с рождения знали. Один — сосед, другой — кум, иные — с детсада одно- горшечники. А тут — ревизия! Не все успели долг вернуть. Вот и накрылась на срок за пятьсот рублей,— шмыгнула носом Иринка, прибавив коротко,— три года влепили. Еще год остался.
— Семья у Вас есть? — поинтересовался Егор.
Все как у людей: и родители, и дом, и хозяйство.
Никогда не думала, что так случится. Мне судом запретили в торговле работать. Да я и сама не пойду ни за что!
— А чем займетесь на воле?
— Буду старого бугая возить, нашего председателя. Зато и голова болеть не будет,— чертыхнулась девушка, резко затормозив, и громким сигналом спугнула из-под колеса заснувшую свинью.
— А далеко живут Ваши родители?
— В двух километрах от зоны. Может, заедем, хоть молока попьем? На стариков гляну...
— Только быстро. Я Вас в машине подожду. На работу нельзя опаздывать.
Ирина и впрямь не задержалась. Вскоре вышла из дома с банкой молока и, поставив ее на заднее сиденье, приветливо помахала рукою пожилой паре, проводившей дочку со двора. Та легко, по-кошачьи, заскочила в машину и через пяток минут затормозила у ворот зоны.
— Заждались мы Вас! Целый месяц Соколова уламывал отправить Вас ко мне. Никак не соглашался. Оно и верно, с кадрами теперь у всех туго,— начальник женской зоны предложил присесть напротив.
Он знал о Егоре почти все, а потому вопросов задавал мало. Всматривался, вслушивался в ответы и в конце разговора сказал Платонову:
— Не обольщайтесь, что у нас женская зона. Работать у нас сложнее, чем в мужской. И дело — не в побегах. Тут особо не слиняешь. Все местные отбывают сроки: тут же сыщем. Трудности другие. Порою в семье с одной женщиной не ладят, а у нас их — много. Всякая — загадка. Одна —человек что надо, на воле такую не сыщешь, другая - пули на нее не жаль, всю обойму всадил бы в упор. А попробуй такой хоть слово скажи, с макухой отделает, да так, что батальону мужиков мало не покажется. Знайте, наш контингент зэчек особый! Соврать, прикинуться, оскорбить, сподличать и подставить ничего не стоит. Такое шутя, играючи утворят. А уж высмеять — хлебом не корми. Но попробуй их задеть! Любую! Сворой налетят. Так что не пытайтесь и не рискуйте. И еще: никогда не встревайте в бабью драку, не пытайтесь растащить. Вызывайте охрану и держитесь подальше от дерущихся! Я прошу последнее запомнить особо! — глянул на Платонова Федор Дмитриевич.
— Эй, чумарик! Чего с женщиной не здороваешься? Иль ослеп? А может, язык жопа проглотила раньше времени? Так я его выдерну живо и заставлю трепаться, как положено! У нас здесь все козлы воспитанные. Особо со мной! Вот приходи вечером в баньку, попарю всего по косточкам. Души согреем, пообщаемся. Я после восьми свободная от дел. И найти меня просто. Спроси Серафиму, прачку, любой покажет, где канаю. Тут два шага, не пожалеешь! Тебя-то как зовут?
— Женат я, Серафима. Много лет уж не знакомлюсь с женщинами. Не обессудь,— хотел пройти мимо.
— Я ж тебя не насовсем. На ночку заклеить хочу. С жены не убудет. Она всяк день с тобой. Должно ж и мне что-то обломиться.
— Не могу так, не изменяю ей.
— Чего? Ты че, с погоста смылся? Только они не отрываются с другими бабами! Все живые — кобели как один! Иль брезгуешь зэчкой? Так твоя не лучше меня. Приходи, увидишь, потом сам не захочешь другую!
— Серафима! Я не спорю, ты — красивая женщина, но у меня есть другая! — пытался обойти бабу. Но та подошла ближе, загнала Егора в самый угол.